Теория культуры

Правда, каждый раз достижения свободы не были всеобщими, появлялись новые ограничения. Все же, как считал Э. Фромм, свобода в целом побеждала, стремление к ней нарастало, как и осознание ее ценности. Тяга к свободе выразилась в революционных движениях, в принципах экономического либерализма, политической демократии, отделении церкви от государства. Относительная ликвидация внешнего принуждения казалась достаточным условием для освобождения каждого человека.

Но внешнее принуждение вовсе не исчезло, даже, наоборот, усилилось в диктаторских режимах после Первой мировой войны. И при осмыслении этого пришло осознание, что, например, в Германии миллионы людей отказались от свободы с тем же пылом, с которым их отцы боролись за нее. И мыслители задумались: верно ли, что стремление к свободе присуще человеку? Зависит ли оно от условий жизни и уровня культурности? Может ли свобода быть бременем, непосильным для человека, угрозой его существованию? Можно ли исходить из традиционных представлений о разумности человека и о свободе как познанной необходимости?

Ведь понимание свободы как познанной необходимости, идущее от Спинозы, в марксизме, например, вылилось в представление о том, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя и что свобода целиком зависит от устройства этого общества. Разумное устройство будто бы гарантирует такую свободу, при которой человек ощущает себя свободным в рамках, диктуемых разумным общежитием. Но правда ли, что мы чувствуем себя свободными даже при разумном диктате? И в чем его разумность, где его допустимые границы? Эти вопросы выводят к проблеме единства общества и личности, приспособления личности к обществу, установления равновесия между свободой и равенством, необходимости ограничения свободы:

До тех пор пока мы отрицаем априорно такой смысл свободы, как свобода грешить, вредить, ошибаться, мы признаем, что временами свободу необходимо и ограничивать. [168]

Одним из условий развития демократии Дж. Кэмпбелл считал установление сложного равновесия между свободой и равенством, сближением свободы и сообщества.

Однако ограниченная свобода – все же не вполне свобода. Свобода человека предполагает, что он

является центром и целью своей жизни, что развитие его индивидуальности, реализация его личности – это высшая цель, которая не может быть подчинена другим, якобы более достойным целям. [169]

168

Кэмпбелл Дж. Свобода и сообщество // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 121.

169

Фромм Э. Бегство от свободы. С. 220.

Ведь, во–первых, ограничения не каждого общества, в котором мы живем, прогрессивны и позитивны.

Во–вторых, на деле человек в любом обществе далеко не всегда стремится к свободе. Мы мучаемся от утеснений, от зависимости, но, получив свободу, часто не знаем, что с ней делать, и не можем ее использовать. Это касается и данных нам прав. Ведь, скажем, «право выражать свои мысли имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли». [170]

170

Фромм Э. Бегство от свободы. С. 201.

Философы–экзистенциалисты, а также Ф. Хайек, Э. Фромм и многие другие мыслители ХХ в., показали, что свобода как движение к индивидуализации ведет к ощущению одиночества, незащищенности, бессилия, нежелательной личной ответственности за себя и за то, что происходит вокруг. Ведь это трудно, и мы «готовы отказаться от собственной личности либо подчиняясь новым формам власти, либо подстраиваясь под общепринятые шаблоны поведения». [171] А. Зиновьев отмечал, что в советское время было

171

Там же. С. 119.

удобно быть рабами. Быть рабами много проще и легче, чем не быть ими… Когда все рабы, понятие рабства теряет смысл. [172]

Но если человек предпочитает отказаться, «бежать» от свободы? Если свобода может вести к злу, бедствиям, что же тогда это за ценность?

Видимо, надо понимать, что абсолютной свободы не существует. В реальности есть ее ограниченные проявления, степени. И тогда, во–первых, есть свобода самораскрытия, самореализации личности, хотя не все люди к этому стремятся. Такое самораскрытие возможно только в обществе (даже если оно происходит вопреки ему). А в обществе требуется уравнивание возможностей разных людей, регулирование степеней свободы. В какой–то мере это дает демократия, которая нужна не для лучшего управления государством (иногда деспотия эффективнее), а в качестве гаранта свободы.

172

Квинтэссенция. Философский альманах. М., 1991. С. 58.

Во–вторых, не бессмысленно представление о безусловной свободе, прежде всего духовной, влекущей человека, по выражению Э. Фромма, к гармонии бытия и самостоятельности выбора в действенном стремлении к идеалам. Конечно, бывают разные идеалы, не только идеалы добра, любви, красоты. Но Фромм призывает к тому, чтобы «отличать подлинные идеалы от поддельных; различие между ними столь же фундаментально, как различие между правдой и ложью». [173] При этом,

если индивид изолирован, подавлен чувствами одиночества и бессилия, то именно тогда он стремится к власти или к подчинению, тогда он склонен к разрушительности. Если же свобода человека становится позитивной, если он сможет реализовать свою сущность полностью и без компромиссов, то основополагающие принципы антисоциальных стремлений исчезнут, а опасны будут лишь ненормальные, больные индивиды. [174]

173

Фромм Э. Бегство от свободы. С. 221.

174

Фромм Э. Бегство от свободы. С. 224.

Так что речь в данном случае идет не о любой свободе, а о позитивной. Такая свобода рождается, творится и существует в поле культуры, как ее ценность.

Но эта ценность реализуется, как и другие, по–разному на разных уровнях культурности человека и общества.

На низшем, витальном, уровне свобода – это желание и возможность делать то, что хочется. А хочется того, что содействует сохранению собственной жизни, увеличению ее витальных возможностей, т. е. возможностей обеспечить себе (и своим близким) хорошую, безбедную, безопасную жизнь. Обогащаться, удовлетворять чувственные и не очень высокие духовные потребности, обретая для этого соответствующее положение в обществе. На этом уровне человека вполне удовлетворяет свобода в рамках порядка. Но поскольку этот уровень граничит с отсутствием культуры, реализация свободы как произвола (если не слишком опасно) допустима и возможна, когда человек или социальная группа действуют по принципу «что хочу, то и ворочу», не оглядываясь на то, каково от этого окружающим и окружающей среде. В общем, на этом уровне ценно то, что дает свобода.

На более высоком уровне ценна сама свобода, свобода самопроявления, самореализации личности, причем желательно – свобода не ограниченная. В русском менталитете свободе, ограниченной какими–либо рамками, противопоставляется воля вольная.

На этом уровне весьма значима не только свобода от притеснений, но и позитивная ипостась свободы, реализуемая в творчестве. Как считал Н. А. Бердяев, «творческий акт всегда есть освобождение и преодоление», а «творчество неотрывно от свободы. Лишь свободный творит». [175] Но не все, что творится, согласно Бердяеву, есть творчество. Творчество – это созидание, речь здесь идет о положительной творческой мощи. Свобода действия и свобода воли при этом понимаются как тесно связанные.

175

Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 255, 368.

Нельзя сказать, что в данном случае не ценятся порядок и демократия, которые могут содействовать реализации свободы. Но важна–то свобода и в ощущении, и в реальности, возможность мыслить, говорить, поступать, как я хочу, как я считаю нужным, каковы бы ни были последствия моего решения или действия. Ценна свобода сама по себе, прежде всего внутренняя, свобода духа, реализуемая в науке, искусстве и жизни.

Но, как ни странно, самоценность даже позитивной свободы обнаруживается в некоторой отстраненности от смысла свободы как высокой культуры. Творческая свобода бывает абсолютизируемой, утрачивающей связь с подлинной человечностью.

На третьем, высшем уровне культурности свобода столь же ценна, но не ценнее другого человека, других людей. Наиболее ощущаема и реализуема не «свобода от», а так называемая «свобода для», «свобода во имя», т. е. свобода, которая включает в себя принятие ответственности за себя (свои мысли, намерения, действия), за других и за то, что совершается в мире.

Повторимся: раб не ответствен, поэтому рабом быть, хоть и нехорошо, но удобно. На уровне самореализации свобода «не чиста», поскольку самоценна: ответственность может входить или не входить в ее содержание.