Теория невероятности

— А куда же?

Ирина почувствовала, что ей стало жарко в слишком толстом свитере. Врать она не любила, но ведь невозможно сказать мужу правду о том, куда и зачем она собирается!

— Хочу на дачу съездить.

Она ужасно боялась, что Витя начнет расспрашивать, зачем ей так срочно понадобилось туда, еще, пожалуй, скажет, что надо ехать вместе… И тогда уж точно ничего не получится.

— Да? А зачем?

— Ну, посмотреть, что и как… — промямлила она, — вон, Хорошиловых в прошлом году обокрали! И потом — цветы посадить, в доме прибраться…

Она говорила, торопясь вывалить как можно больше аргументов в пользу своей поездки, но, против ожидания, Виктор не стал с ней спорить.

— Ну ладно, как хочешь. Не замерзни только там! Учти, прогноз обещает похолодание.

— Ничего, я тепло оденусь!

Он скользнул по ней равнодушным взглядом и снова повернулся к телеэкрану.

Ирина заглянула в комнату сына. Тот, как всегда, сидел уткнувшись в свой компьютер.

— Толик, я на дачу! Завтра утром вернусь, — сказала она почти весело, — суп в холодильнике, и котлет я еще с вечера нажарила.

— Что, мам? — встрепенулся он. — На дачу? А-а, ну ладно.

Взгляд у него был совершенно отсутствующий, словно только что разбудили. Если бы на землю спустились марсиане, мальчик бы, наверное, тоже этого не заметил! В другое время Ирина подосадовала бы про себя, что сын слишком увлекся виртуальным миром и реальности почти не уделяет внимания, но сейчас она была только рада, что все обошлось так легко и просто.

Она вышла в прихожую, достала удобные туристские ботинки на толстой подошве, надела куртку с капюшоном… Вот, кажется, и все. Пора идти. Ирина в последний раз оглядела квартиру, словно вспоминая, не забыла ли чего, и решительно шагнула через порог.

Ехать пришлось долго. Сначала — добираться на метро до Курского вокзала. Ирина удивилась, сколько народу вокруг, несмотря на плохую погоду. Вроде бы первомайские демонстрации отменили давно, а все равно люди едут куда-то, лица все больше радостные, оживленные… Молодежь целуется прямо на эскалаторах, дети несут смешные шарики, и даже старушки выглядят принаряженными и торжественными. Все-таки в массовом сознании этот день был и остается праздником!

Даже завидно стало немного.

Вокзал встретил ее привычной суетой. Люди сновали туда-сюда, волоча за собой огромные сумки-баулы или чемоданы на колесиках, успокаивали хнычущих детей, жевали подозрительно пахнущие чебуреки, кого-то встречали или провожали, кто-то клянчил денег «на хлебушек», милиционеры неутомимо проверяли документы у лиц подозрительных национальностей, и только до нее в этом копошащемся людском муравейнике никому не было дела.

В первый момент Ирина совсем растерялась. Она и забыла, когда последний раз ездила на электричке! Витя обычно отвозил ее на машине и так же забирал обратно, а теперь она никак не могла сообразить, куда идти, где покупать билет, где стоят поезда… Людской поток оглушил ее, опутал сознание неумолчным гулом и суетой, ее толкали, наступали на ноги, а она могла только бормотать что-то вроде «извините, пожалуйста!».

Она чувствовала себя совершенно беспомощной и обрадовалась от души, когда металлический голос объявил по радио: «Электропоезд Москва-Тула отходит с платформы номер четыре через пять минут. Остановки по всем пунктам».

Вот, как раз то, что нужно! Можно сказать, повезло. Правда, времени остается всего ничего, надо торопиться.

— Как на четвертую платформу пройти? — спросила она у какой-то тетки, торгующей газетами.

— Сейчас через зал, потом налево и по переходу! — ответила она довольно нелюбезно. Весь вид говорил — я вам не справочное бюро. — Там указатели есть, — буркнула продавщица и принялась перекладывать свой товар.

— Спасибо!

Ирина почти бегом припустилась по длинному переходу, обгоняя приезжих с тяжеленными баулами и стараясь случайно не задеть нищих и бомжей.

Не опоздать бы! Вот, наконец, четвертая платформа. И электричка стоит, будто ее дожидается! Ирина купила билет, долго не могла сообразить, как засунуть его в прорезь турникета. Она чуть не плакала от своей беспомощности и непрактичности. Было очень страшно, что, пока она тут возится, поезд уйдет, и придется ждать неизвестно сколько.

Наконец контролерша сжалилась над ней и показала, как правильно. На индикаторе турникета загорелся зеленый огонек, и Ирина вышла на платформу. Успела, успела! Может быть, если ее поездка началась удачно, то и дальше все будет хорошо?

В тамбуре нестерпимо воняло мочой и прокисшим пивом. Ирина от души пожалела тех несчастных, что живут в пригородах и вынуждены искать работу в Москве, а потом каждый день так добираться в город и обратно.

Задержав дыхание насколько можно, она вошла в вагон. Против ожидания, народу оказалось совсем не так уж много. А ведь обычно на майские все отправляются на свои «фазенды» — кто копать, кто сажать, а кто и шашлыки жарить. Наверное, погода всех распугала, но ей это только на руку. Вряд ли кто из соседей приедет.

Ирина устроилась на жестком сиденье у окошка. Кажется, теперь можно немного расслабиться.

Электричка медленно, лениво ползла через всю Москву. За окнами мелькали какие-то заборы, дома, улицы, кишащие машинами, люди все время входили и выходили (больше, конечно, входили!), и, когда город остался позади, в вагоне уже было не протолкнуться.

Толстенная бабища в веселеньком розовом плаще-накидке выставила в проход ящик с помидорной рассадой, поставила под ноги огромную корзинку и плюхнулась с Ириной рядом, заняв почти все сиденье. Сразу стало очень тесно и неудобно, но пожаловаться она не посмела. Попробуй только скажи что-нибудь такой мамонтихе! Сразу нарвешься на грубость, а то и похуже что-нибудь…

От сознания собственной беззащитности Ирина совсем загрустила. В самом деле, долгие годы она прожила под защитой крепкого и надежного мужского плеча, и ей почти не доводилось сталкиваться с миром, где человеку ежедневно приходится бороться за выживание. Где-то там, далеко, люди месяцами не получали зарплату или зарабатывали такие гроши, на которые невозможно свести концы с концами, сидели без света и горячей воды, а то и вовсе оказывались без крыши над головой… Когда Ирина видела в новостях по телевизору подобные сюжеты, она, конечно, сочувствовала несчастным, но это было далеко, как голод в Центральной Африке. К ней все это не имело никакого отношения.

А что будет теперь, когда жизнь дала трещину? У нее нет ни профессии, ни полезных навыков, на даже той жизненной хватки, которая вырабатывается с годами и помогает бороться с трудностями. Как зверь, выпущенный из клетки, погибнет на свободе, не умея самостоятельно добывать пищу и спасаться от врагов, так и она, покинув свой тесный, но такой уютный и привычный квартирный мирок, рискует потеряться и сгинуть.

Мысли были неприятные. Ирина попыталась закрыть глаза, отвлечься немного, успокоиться… Она старательно повторяла про себя, словно заклинание «все будет хорошо… все обойдется…». Под мерное покачивание вагона женщина и сама не заметила, как задремала. Во сне она вздрагивала, шептала что-то невнятное, даже стонала, так что соседка — та самая слоноподобная бабища — пересела от греха подальше на другую скамейку, ворча себе под нос что-то вроде: «Ну ее, припадочная какая-то!»