Теория падений (Записки зонального менеджера)

Он хихикал и не разгибался.

— Кончила?

— Фу, Радик!

Потом сидели с Германом на чемоданах. Лорка укладывала волосы напоследок, фен шумел уже полчаса, наверное.

— Ох, мама, ну скоро вы там, — Радик приоткрыл дверь.

Лорка сидела на краю ванной и дула феном в раковину, задумчиво наблюдая, как разбегаются и высыхают капли воды.

— Так интересно, Радик, смотри, как осенью на пруду или на замерзающем озере…

— Там уже такси стоит.

— Ляпу! Папа, ляпу!

— Радик, стой! Он говорит, что мы его лопату забыли.

— А ты, что, думаешь, мы в песочницу идем?

В Симферополе было холодно. Дождь. Радик выбрал самую хорошую машину и нанял ее до Симеиза. В машине закрыли окна и включили печку.

— А ничего, — солидно заметила Лорка. — Чем ближе к Ялте, все теплее и теплее становится.

— Так ведь печка включена! — изумился водитель. — Вот машина и нагревается.

— А-а.

Чтобы Германа не тошнило, Лорка дала ему грудь. От водителя пряталась, чуть ли не с головой накрываясь курткой. Радик словно маньяк смотрел на коричневый ореол соска в растворе губ ребенка, и в груди выгибалась диафрагма, сбивала ему дыхание.

Как и все отдыхающие, они говорили с водителем о курсе доллара и гривны, о погоде на предстоящий месяц, о политике украинского правительства и выступлениях крымских татар, о том, что и в Москве тоже немало своих проблем и мудаков. Водитель, определив для себя их политические убеждения, выступал в пользу того, что Крым должен быть российским, что Украина дерет слишком большой налог с Ялты, рвется в НАТО и так далее. И всякий раз Радик внутренне стонал и менялся в лице, когда вспоминал о своем недуге. Даже водитель искоса посмотрел на него.

— Может, тесно? Давайте, я кресло малеха отодвину.

Сколько же в этом мужчине было здоровья, основательности, спокойной уверенности в правильности своего дела. Фотография внука на приборной доске.

Снова трещали перепонки в ушах на перевале, снова поражали горы, серпантин дороги и ослепительное море под нею и далеко-далеко за горизонт. Упругим горячим шаром давил ветер в ладонь, высунутую в окно. Радик ликовал в те короткие секунды, когда забывался. Он ликовал вдвойне, от того, какую необъятную красоту преподносит Герману и Лорке, какие крымские тайны открывает им.

Видели разбитый “Мерседес” без передних колес. Радик всякий раз дергался, желая обернуться, вскрикнуть: Герман — горы! Герман — море! Герман — аваля! (Авария на языке сына.)

Герман спал, а летняя, размякшая и родная Лорка дремала, но руки, держащие ребенка, были напряжены.

“Что же я натворил?! — снова ужаснулся Радик. — Зачем я взял чужие деньги? Что на меня нашло, твою мать? Надо вернуться…” — и он с тоской смотрел, как стремительно улетают виды за окном.

В Симеизе долго ездили за машиной квартирного агента, подыскивая подходящее жилье. Наконец, остановились на пустой дороге, недалеко от замка султана, площади и виллы “Ксенiя”, справа высокая опорная стена, слева деревья и тропинка вниз. И вот там, внизу, был обширный выступ, на котором прилепился домик с черепичной крышей, с красивым двориком. На стульчике сидела девочка с котенком, а взрослая женщина показывала дом. “Вот туалет и ванная, там у нас балкон, — как бы отмахнулась она. — Там...”

Радик увидел зеленую пещеру, нырнул туда и отпрянул, пораженный, — чугунный, увитый виноградом балкон зависал над обрывом, далеко внизу, справа, мощно возносилась скала “Дива”, а посредине клубился и трепетал исполненный синтетической голубизны оттенков гигантский шар моря. Издалека доносился шум прибоя, крики чаек. Непривычные для уха, тяжкие, большие и объемные звуки, как бы усиленные сабвуфером. Запахи моря и крепко нагретой хвои.

— Ой, та не ховорите, — голос хозяйки на кухне. — Ой, та ну шо вы, Лариса, ну как вода холодная, она ж нахревается, это ж титан. А вот здесь посмотрите, Лариса…

— Здесь, — тихо сказал Радик.

— Здесь внизу у нас как бы своя, частная дороха прямо к морю, — сказала женщина. — Только по ночам осторожно, фонарик купите.

За все это женщина осторожно запросила сорок долларов за день. Сказала, что в хороший сезон платят и по сто, вот, были тут ребята из Николаева. Радик платил бы и сто, конечно. Тот, химически голубой, мутновато теплый шар, та скала, небо над нею и чайки, замершие, будто подвешенные на лесках, все это стоило того.

— А Герман не свалится с балкона, Радик?

— Ой, та ну шо вы, Лариса, я ж вам проволовку принесу, вы все обвяжете.

— Ну да, ну да. Как тебе, Радик, а? Что скажешь?

Сколько же в этой женщине было заложено здоровья, энергии, жизненной смекалки. Они были такие разные — Лорка и эта женщина, как комический дуэт, и все же в чем-то очень схожие.

“Как я счастлив, — думал Радик. — А мог быть счастлив тысячекратно. О-о...”

— Ой, мущина, ну шо ж Вы все охаете? У Вас изжога? Так я ж соды дам!

Водитель взял двести гривен, то есть не более пятидесяти долларов, парень-агент не взял ничего, видимо, имел свой процент.

Герман спал в памперсе, сложив пальцы, как уставший художник, и сопел с перерывами. Уснул в Москве, возле “Проспекта Мира”, а проснется в Крыму. Колыхалась занавеска, по лицу ребенка нежно двигались золотисто-голубые тени.

На площади Радик нашел Интернет-кафе. Тронул “мышку”, и открылось чье-то письмо: “Дорогая Танюха, вот я и дожил до того возраста, когда смысл жизни начинает ускользать. Это море мне уже обрыдло, это удивительно еще и тем, что сейчас середина лета, а я еще ни разу не купался...” Радику захотелось написать ему ответ, облитый горечью вичевой крови.

В его почтовом ящике, среди кучи спама было письмо от Семена Пинчака. Радик вспомнил тот звонок. В письме было то же самое — Америка, фонд братьев Райт, издание книги, лаборатория от “Локхид Мартин”.

И письмо от Зоненфельда, лично: “Дорогой коллега! Прочел. Менять всю систему ныне не ко двору и не по средствам, разве что американцы заинтересуются. Появились некоторые вакансии. Интересно? Приходите в Центр. Обсудим все условия. Крепко жму руку, ваш К.П.”.

— Где же вы раньше были, мудаки? — тихо спросил Радик.

Радости не было, ему другие ценности открылись, но было приятно, что у Лорки и Германа могут остаться после него хоть какие-то деньги. Отвечать он не стал — смертельная лень обуяла даже пальцы.

Вспомнив, открыл “ЖЖ” Гольяненко за прошлый день и усмехнулся. Написано было так: “Сегодня позвонил мой знакомый АСТРОЛОГ, по совместительству продавец-консультант, и предупредил...” Далее все, как сказал Радик.

Пообедали в ресторане “АРЗЫ”. На больших нарах, крытых коврами, низкий столик — это особенно было удобно из-за Германа, который мог ползать, как в яслях. За каменной оградой непривычные, по-деревенски компактные голоса и звуки.