Теория вероятного чуда

Орудие убийства с места преступления она забрала, подстегиваемая инстинктом самосохранения. Не уничтожила, потому что должна была убедиться, что на ноже нет ее отпечатков. А если есть какие-то, то чьи? Но Даша была почти уверена, что если на ноже нет ее пальцев, то там нет вообще ничьих. Не просто так он был оставлен в теле Коленьки. С умыслом он был оставлен.

Господи, хорошо, что она почти ничего не касалась в его квартире. И дверь открыла, натянув на руку рукав джинсового плаща. Таким же образом дверь прикрыла, убегая. Потом пробралась на вокзал, искренне надеясь, что осталась незамеченной. А теперь сидела на ступеньках набережной, которые облизывала река.

Ей нужно было укрыться. Срочно и надежно. Но где?!

В свою квартиру возвращаться было нельзя. Там майор Васюков и его люди. Пусть уехали наверняка уже, но наблюдение оставили.

Она бы оставила.

К Палычу нельзя. Она тем самым его подставит. Она поставит его перед выбором: долг или дружба. Она была почти уверена, что Палыч выберет дружбу и не сдаст ее, но…

Но втягивать его в свои проблемы нельзя.

Дача, квартира бабушки, однокомнатная квартира родителей, оставленная ими и не проданная, так, на всякий случай, – все мимо. Там ее будут искать. Не сразу, но будут. Мелькнула мысль, что зря отказалась от помощи Волкова. Это единственный вариант не быть пойманной. Вовлеченной еще в какую-нибудь историю – возможно. Но пойманной – нет. Не стал бы он ее спасать от Васюкова, чтобы потом вручить кому-нибудь еще. Вопрос – зачем ему это было нужно – оставался открытым.

Даша пошарила в кармане джинсового плаща, достала оттуда ополовиненную пачку крекеров. Лежала в кармане с незапамятных времен. С конца апреля. Тогда она надевала этот плащ в последний раз перед летом. На вечернюю прогулку надевала. По дороге в киоске купила пачку крекеров. И сгрызла половину, пока гуляла. Сейчас печенье пришлось как нельзя кстати. Она не успела позавтракать. Сбежала.

Крекеры стали отвратительными на вкус. Крошились невозможно. Сейчас голуби слетятся, облепят ее, как кормушку. Она встала и отряхнула одежду. Шагнула на ступеньку ниже, еще и еще. Вода уже с мягким плеском захлестывала носы ее кроссовок, когда она услышала за спиной:

– Не станете же вы топиться из-за этой ерунды, товарищ капитан.

Она резко обернулась.

Волков! Медленно шагает со ступеньки на ступеньку вниз. Тесная футболка, тесные джинсы. Под одеждой все крепкое, мускулистое. Ну что за одежду он носит, право слово! Неприлично почти обтягивает себя.

– Вы не спрашиваете: что я здесь делаю? Значит, не удивлены?

Волков дошел до нее, встал рядом. И его кроссовки тут же облизало волной.

– Следил за мной? Хотя… Я же на метро ехала. Как угадал, где я?

– Я не угадал, я знал, что ты поедешь к своему бывшему. Потому что требовались ответы, потому что больше тебе скрыться было негде. И да… – он покосился на нее, чуть отодвигаясь. – Мы теперь на «ты». Так проще.

– Черт с тобой. На «ты» так на «ты». Откуда знаешь, где он жил? – подозрительно покосилась на него Даша. – Следил за ним? Как за мной?

– Нет, не следил.

Волков вдел руки под подмышки, мышцы на предплечьях вздулись до невозможности. Нет, ну к чему такая футболка? Сейчас же по шву лопнет и…

– У тебя в прихожей на тумбочке лежала его визитка, – не дал он ей додумать. – И от руки его адрес был записан. И я подумал, что, скорее всего, это его последний адрес. И как только ты вышла из моей машины у метро, я сразу рванул туда. И успел вовремя. Ты как раз из его подъезда выбегала с сумасшедшими глазами.

– Чего вдруг с сумасшедшими-то?

Она сразу сникла. Значит, и до вокзала он ее сопровождал. Блин!

– Его убили? – правильно предположил Волков.

– Убили, – не стала она врать.

– Как?

– Рваная рана в области сонной артерии, – снова сказала Даша правду.

– Орудие убийства? Его не было? – мускулистый малый повернулся и пристально глянул.

– Не было.

Она достойно выдержала поединок взглядов. Волков, даже если и проследил за ней, не мог видеть, что именно она прятала в камеру хранения. И даже номер ячейки не мог видеть. Обзору мешала грузная фигура постороннего мужчины, выбранного Дашей на роль щита.

– А что ты прятала в камеру хранения на вокзале?

Мерзавец смотрел спокойно, без ехидства, угрозы или сочувствия. Просто отстраненный взгляд чужого человека. Он даже не оценивал ее. Просто смотрел как на пустое место, к примеру.

– Личные вещи. А что? – она откинула голову назад, глянула с вызовом. – Допрос закончен?

– Это не допрос. Это знакомство, – его губы чуть дрогнули в ухмылке.

– Однобокое знакомство, не находишь? Меня допрашиваешь, за мной следишь, буквально все обо мне знаешь, а о себе… Ничего не хочешь мне рассказать?

Он молчал минуту, отвернувшись и рассматривая мелкие волны, выплескивающиеся на гранит набережной.

– Я нашел ее вечером, – нехотя признался Волков.

– Асю Кириллову? – мгновенно сообразила Даша.

– Да, – кивнул слесарь Волков. – Когда я пришел во второй раз, свет не горел. Лампочка была выкручена. Я подумал, что сгорела. И включил фонарик на мобильном. И увидел ее.

– И промолчал?! – возмутилась Даша. – Ну, ты…

– А что я должен был? Позвать на помощь? Чтобы меня там бы и приняли?

– Ты был все время на виду. Алиби… Слышал о таком?

– У тебя будто тоже алиби, кто тебя слышит? – усмехнулся он с издевкой. – Наверняка лампочка в твоих пальцах, раз ты удрала. Как такое возможно, товарищ капитан? Ты же ее не выкручивала, нет? Не могла же ты, пока искала разводной ключ по соседям, сбегать в подвал, убить девчонку и оставить тело под лестницей! Или могла?

– Нет.

– Но ты сбежала. Почему? Правильно, потому что никто не станет разбираться: откуда в подвале появилась лампочка, которую ты, к примеру, вкручивала несколькими днями ранее в своей квартире. Это к примеру. Могла и не вкручивать. А просто держать в руках.

– Это риск. Я могла ее просто не заляпать. А вот вывернуть из настольной лампы кому-то понадобилось… Но! Тогда надо было знать, что лампочка там сгорела. И я ее меняла. А этого никто не знал.

– Кто-то знал, – с убежденностью покивал слесарь Костя Волков.

Он присел на корточки и опустил ладони с растопыренными пальцами в воду. Солнечные лучи прыгали по реке, казалось, что от берега до берега все накрыто гигантской рыбьей чешуей. У Даши заслезились глаза. То ли от яркого солнца, беснующегося в реке, то ли от скверного настроения. Утро началось не с того. И день принял эстафету не лучше. Что будет вечером?