Теперь ему принадлежу. Беременна от монстра

— Так будет лучше.

Андрей выруливал с подземного паркинга и у меня не получилось поймать его взгляд: то ли специально отводит, то ли сосредоточен на дороге.

— Ты ведь со мной не поедешь?

Он молчал.

И так все понятно.

У меня чуть не началась паника: я не хочу ехать за границу, не хочу жить в чужой стране с малышом на руках по поддельным документам, и доверяться этому незнакомцу с нордической внешностью тоже не хочу.

Я его впервые увидела!

Он даже не сказал, куда поеду.

— Андрей… — застонала я.

— Послушай, Лена… Его жену похитили перед самыми родами для шантажа, она чуть не погибла. Я не хочу, чтобы это повторилось. Оставаться со мной долго ты не сможешь, а без меня тебе будет безопасней в другой стране. Это гарантии.

— И ты хочешь, чтобы я поехала с ним? Ему можно верить?

— Он не продаст и сделает, как сказал. Вывезет тебя за границу и устроит там. Не бойся… Не бойся, моя девочка.

Моя девочка… Надо же. Интересно, он помнит этот свой шепот в постели? Он мне в висок каждый раз это шептал. Я вспомнила ощущение наших вспотевших тел, прижатых друг к другу, сплетенные пальцы, его дыхание на шее, в животе сладко, горячо и влажно между ног…

Моя девочка…

Теперь он чужой и страшный.

— Не спорь, — невнятно закончил он. — Это было твое решение.

Я притихла на сиденье, понимая, что ничего не могу изменить.

Настроение которое после прогулки и шопинга стало чуть лучше, испортилось. Еще и дождь пошел. Дома я разобрала в своей комнате покупки. Он прав: это я так решила, оставив ребенка. Теперь большой ложкой черпаю последствия. Говорят, когда выходишь замуж, не просто соглашаешься быть с кем-то, но и делить его судьбу. Вот я и разделила. Теперь в моей жизни все будет временным. Имя, страна, не говоря про остальное. Чувства только вот останутся. И воспоминания.

Я проветрила квартиру, впуская в комнату шум дождя и запах влаги. Небо стало серым, низким от свинцовых облаков. Из кухни тянуло дымом.

Когда я прилегла, Андрей постучал по косяку, предупреждая, что собирается войти.

— Ты как? — неопределенно спросил он. — Я тебе купил кое-что. Забыл отдать.

Я с интересом подняла голову.

Андрей положил на кровать альбом и пару карандашей.

— Это тебе. Ты говорила, что художница.

Он меня жалеет, поняла я, рассмотрев темные, глубокие глаза.

Жалеет, потому что понял, что я сделала, когда начала с ним встречаться и после оставила ребенка, и понял быстрее, чем я: взяла свою жизнь, подняла повыше, как красивый хрустальный шар, да и расколотила об пол.

— Все наладится, — сказал он. — Лет через десять будешь вспоминать это время с легкостью.

— Не думаю.

Я рассматривала напряженные морщинки вокруг глаз. А где будешь через десять лет ты? Я не спросила, по глазам видела ответ — в могиле.

— А знаешь, — сказала я. — Можешь не уходить на кухню, если не хочешь. Там негде спать. Оставайся.

Глава 24

— Извини, я ночью уйду. Отлучусь по делам.

Я поджала губы, кивнув. Села, подложив под спину подушку, и открыла на коленях альбом.

Где же он останется ночью?

Даже после «работы» приходил домой. Я все понимаю, взрослый мужчина, беременная девушка… К кому-то идет? Мы с весны не вместе, за это время он мог найти другую. Такую же дурочку, как я, которая не задаст вопросов, а съест его ложь, возьмет подарки и с удовольствием обслужит.

Стараясь на него не смотреть, я окинула взглядом комнату и выбрала объект. Рука по листу бумаги задвигалась легко, профессионально. Я думала, уже всё позабыла.

Андрей задержался. Наблюдал, как намечаю линию горизонта и контуры будущего рисунка. Как только карандаш оказался в руках, я почувствовала себя уверенной. Стабильной. Тревоги ушли, освобождая место сосредоточенности.

Он обернулся и взглядом нашел на подоконнике хозяйскую вазу с сухой веткой. Вернулся к моей работе, наблюдая, как из белого листа постепенно возникает ваза, корявая, шишковатая веточка, смятая салфетка рядом…

— Ты правда хорошо рисуешь, — заметил он.

Я улыбнулась.

Стоит сказать — художница, никто не воспринимает всерьез. А это профессия.

— Такие странные линии, — он проследил пальцем ветку. — Ломанные.

— Асимметричные, — поправила я. — Это красиво, несовершенство придает жизнь, а идеал — это статика, в ней нет движения, не цепляет.

Андрей неожиданно усмехнулся и встал с кровати.

— Я понял, чем тебе понравился.

Я удивленно смотрела ему в спину, когда он направился к выходу. Карандаш застыл над бумагой. И вовсе не поэтому… Я погрузилась в рисование до вечера. В десять ушел Андрей, а я впервые не думала, куда и зачем, у меня не болел живот — так увлекло любимое занятие.

Когда жизнь меняется на сто восемьдесят градусов, самое сложное — привыкнуть к изменениям. Не ждать, что все вернется в привычную колею. Адреналин первых дней прошел, и у меня наступила ломка. Хотелось домой: под привычный плед, читать книжку, рисовать и мечтать. Не волноваться о будущем. Вернуться к учебе, вновь ходить на пары, дружить с девчонками и парнями от искусства. Хотелось к тете — поплакать ей в плечо, раз больше нет рядом маминого, поболтать с двоюродными братом и сестрой, почувствовать, что мы семья и я не одинока. Мне хотелось в уютное прошлое хоть на минутку.

Так всегда бывает, когда впереди неизвестность. Пару раз я плакала: у окна или в ванной, чтобы Андрей не слышал. Мне нужна уверенность в завтрашнем дне. Я четко поняла, что Андрей имел в виду, когда сказал: я не смогу дать тебе то, что ты заслуживаешь.

Да, он не смог.

И никогда не сможет.

В этом самая большая ложь на свете. Говорят, сильнее всего любовь нужна тем, кого любить трудно. Но не так это, не нужна им любовь. Я теперь точно знаю.

Я многое поняла, пока была с ним.

Смотрела, как он живет, смотрела на спартанский быт, привычки. Андрей был другим, с другими ценностями, другим опытом, которые создали из него то, кем он стал.

Его больная любовь, его сигареты — полные пепельницы окурков, которые он оставлял после ночи на кухне, погруженность в себя… Не знаю, о чем постоянно думает… Что вспоминает? Войну? Разрушенные судьбы? Врагов?

Дело ведь не в том, что он не хочет меняться — он не может. Волк, попадая в капкан, перегрызает себе лапу и уходит калекой-отшельником в лес. Люди тоже такие есть.