Теперь, или Снова «Неслучайные странности». Страшно философские небылицы длиной в Мысль

Говорят, что если какой-то ныне живущей на Земле-матушке популяции становится опасно много, то Она подвергает её непонятному невидимому воздействию.

Так саранча, мигрируя огромными стаями, сжигающими всё на своём пути, в какой-то неуловимый момент, достигая невыносимого апогея, вдруг поворачивает в голые каменные джунгли-пустыни, где массово гибнет, богато обогатив каменные джунгли живительным слоем органики.

Грызуны, сбившись в многокилометровые тучи-стада, добровольно бросаются со скал в океаны, идя тоже на пользу Жизни – на корм изголодавшимся вдруг рыбам, водорослям.

Киты и прочие морские животные выкидываются на сушу.

Птицы, покинув земли обетованные, несутся всей своей популяцией невесть куда, словно заворожённые.

Вот так и люди: сознательно и… бессознательно уничтожая другие популяции и формы жизни на Земле, попутно уничтожают и себя, добровольно ввязываясь в кровопролитнейшие войны, всевозможные психологические блуды прекращения половой ориентацией, необходимой для продолжения своей жизни, либо создав неуправляемое оружие, способное уничтожить всё и вся.

Но Она-то, Земля наша… общая… неделимая, – живая и самодостаточная система, способная распознать и уничтожить любую угрозу себе собой, сделав необходимое и своевременное кровопускание нам!

Какое?

Ну, к примеру, сотворит небольшое землетрясеньице с длительным выбросом пепла в атмосферу, лет так на сто всего-то усложнив проход солнечных лучей на её поверхность, что неминуемо приведёт к снижению температуры на пару троек градусов и, соответственно, к возврату ледникового периода.

«Ох, тошнёшеньки!»

Или, к примеру, чихнёт… слегонца, сдвинув чуть-чуть земные платформы в Тихом океане в районе Мариинской впадины, создав тем самым волну-цунами всего-то в полкилометра высотой, которая, обойдя вокруг Земли пару сотен раз, напомнит нам о том, что такое потоп.

Ну, или вильнёт чуть-чуть на своей орбите вокруг солнца, огибая какой-нибудь нежелательный астероид, сдвинув попутно ось вращения градусов так на двадцать-тридцать (вообще-то и пяти хватит!), спутав тем самым температурные пояса свои, а следовательно, и места таянья-замерзания воды на планете, движение ветров, течений, и прочее, прочее, прочее.

Ну, или, наконец, смутирует одну из своих популяций вирусов и запустит в качестве хирургической таблетки в свою паству. Хотя, конечно, вирус этот, вполне вероятно, мы и сами себе сотворили, да ведь и мы, люди, её форма жизни, популяция. Не думаем же мы, что случайно это сделали, произошло.

Случайное не случайно! Пора это уже понять.

Всё в Мире имеет свою, необязательно человеческую закономерность.

Но искать первопричину случившегося, а тем более виновного, ни в коем случае не нужно, – ВСЁ к ЛУЧШЕМУ! Была, значит, у Неё, Земли нашей, причина – люди подошли к самой черте, дальше медлить стало нельзя, а как и через кого она реализовалась – совершенно неважно.

Важно понять одно: что лично мы, каждый из нас, должен сделать ТЕПЕРЬ?

И тогда всё будет… к лучшему!

– Всё к лучшему? – удивлённо смотрит мой пришелец во времени на меня. – Я это уже… где-то слышала.

– Конечно, – улыбаюсь, наблюдая за ходом её мысли. – Так говорила бабушка Дуня и… все мы, её потомки.

– А вы… кто? – слышу оттягиваемый всеми правдами и неправдами этот вопрос.

– Вероятней всего, – выдыхаю беспафосно, обречённо (что тут поделаешь?., пора рассказывать), – дедушка… твоего папы. Но что абсолютно точно – папа твоей бабушки, Насти Солнечной.

– Значит, я действительно дома, – искренне радуется.

– Конечно! – киваю.

– И я могу увидеть своего папу маленьким? – от восторга округляет глаза.

– Нет, – улыбаюсь. – Во всяком случае, не сейчас. Он ещё не родился, и о его существовании я и сам знаю лишь от тебя и… из «Потерянной тетради».

– Значит, она, тетрадка, нашлась?

– Ну, конечно, – смеюсь. – Ты же нашла её в своей библиотеке.

– Нашла, – смеётся вместе со мной. – И даже отправилась вместе с ней в путь.

– Ну вот!

– Только… она пропала, – огорчённо смотрит на руки. – Она осталась в прошлом.

– Нет-нет, – успокаиваю. – Она никуда не далась. Моя бабушка Дуня оставила её у себя, чтобы…

– Записать песню, – вспомнив, завершает мысль.

– Ну, конечно, – киваю. – Но не только.

– ?

– Она просила… вернуть её тебе.

– Правда?

– Конечно! – безобидно вру и, достав её с книжной полки, расположенной здесь же, в коридоре, передаю ей.

– Спа-си-бо, – по слогам тянет девчушка, заворожённо заглядывая внутрь и листая старинные уже в моё время жёлтые страницы. – Это и вправду она самая. Тут уже есть некоторые пометки на полях, – вскидывает на меня пытливые глаза.

– Да-да, – словно оправдываюсь. – Я всегда делаю их, чтоб потом вернуться к ним при случае.

– Так значит, это были вы?

– Да, – киваю, – но и не только я, до тебя, похоже, многие читали эту тетрадь, но лишь ты отправилась с ней в это невероятное путешествие, в результате которого бабушкина тетрадь наполнилась и твоим удивительным рассказом о том, что будет со всеми нами в будущем.

– Не может быть, – вспыхивают её знакомые с лукавым прищуром глаза. – Я про то ещё никому не говорила и нигде не писала.

– Смешная, – смеюсь.

Эх, и кого же это она мне всё-таки напоминает! Я явно её знаю, и знаю хорошо, словно самого себя.

– Как только это с тобой произошло, мы все тут же узнали это.

– В прошлом! – ахает она на всю квартиру.

– И в прошлом! – смеюсь над её недооценкой относительности времени и сознания, ещё одной формой бытия на Земле. – И в будущем!

– Ох, тошнёшеньки! – восклицает она, увидев наконец своё отражение в зеркале за моей спиной.

Поистине, говорю: ВСЁ будет к ЛУЧШЕМУ!

И правда, глянь-ка, как уже всё живое на Земле с началом эпидемии… ожило, задвигалось, заиграло.

Всё к лучшему!

Рыба вернулась в каналы Венеции.

Всё к лучшему!

Вода в реках больших городов и внутренних морей заиграла прежней чистотой и синевой, в белых бурунах волн у берегов Ялты вновь прыгают дельфины, а в Лебяжью канавку Питера заплыли белые лебеди.

Всё к лучшему!

Значительно уменьшилась озоновая дыра над Антарктидой, воздух очистился от приевшегося всем нам запаха дыма и смога.