Теперь я Волан-де-Морт?

— Питер.

Если подумать — мыслить о том, как она оказалась в такой ситуации, ей было некогда, да ещё эта вера в друзей. Неужели не понятно — тебя предали. А читать её мысли было забавно, например, она думала, кого можно было сделать хранителем вместо Питера. Кому она сильно доверяла. Снейпу? Я, конечно, понимаю, что она не знала, что он тоже Пожиратель, но про него слухи нехорошие ходили. Могла бы догадаться, что это плохая компания.

— Да, Питер предатель.

— То есть он служит тебе? И ты позволишь мне убить его? — теперь я уже чувствую желание убивать.

— Питер Петтигрю неудачник. Уверен, в течение месяца он налажает. И тогда я позволю тебе убить его.

А в тихом омуте черти водятся. Вроде такая добрая девочка. Ладно, сейчас она будет думать, потом плакать, потом работать.

— У меня дела. Займись зельями и литературой. Пока не знаешь окклюменцию — пользуйся этим амулетом, очками и линзами. Вот твой костюм для образа Пожирателя Смерти. Когда будет собрание, я лично за тобой явлюсь. И ещё: для всех, кроме Лестрейнджей и тебя, я выгляжу так: я наложил на себя палочкой иллюзию прошлого внешнего вида — человека-рептилоида. Лили отшатнулась.

Я оставил её и переместился к Лестрейнджам. Резерв опять был близок ко дну. Меня встречала Белла.

— Повелитель, я рада Вас видеть! Простите, но мы не можем найти Вашу змею.

— Ищите. Её или её тело. Подключите домовиков.

— Повелитель, по Вашему зову прибыл Люциус Малфой. Он ожидает Вас.

— Я приму его в зелёной гостиной.

Почему я не переместился в особняк Малфоев? У меня нет ему веры, а резерв почти пуст. Вряд ли он, конечно, решится на нападение, но его лояльность эфемерна.

Я вошёл в зелёную гостиную. Устроился в кресле за столом. Пригласил Люциуса.

В кабинет зашёл роскошный блондин с тростью. Я не обманывал себя. Пусть он выглядит обычным щеглом, но у него резерв трёх средних магов. И палочка до такой степени из запрещённых ингредиентов, что приходится её почти всегда держать в изолирующем артефакте-барьере — трости.

— Здравствуй, мой скользкий друг. Давай поговорим о наших общих делах.

Глава 6. Беседа с Люциусом Малфоем

Почему я решил поговорить с Люциусом? Просто расстановка приоритетов. Я из тех, кто считает, что министр финансов важнее министра обороны — без финансов обороны не будет.

Отмеченных Чёрной Меткой было более сотни. Большинство из них — либо боевики, либо узкие специалисты. Но наиболее важными были представители Внутреннего Круга — два десятка особо ценных соратников — либо сильные маги, либо политически влиятельные. Однако организация не была единой: те, кто сражался за Реддла, вроде Лестрейнджей, но таких было мало; те, кто сражался за идею чистоты крови — либо за большие права для сильных магов (разрешите человеческие жертвоприношения представителям священных 28!); также те, кто воевал за предрассудки (в тебе течёт кровь магглов? Вон из магического мира!). Некоторые выступали против политики Дамблдора, уравнивающей магглорожденных и чистокровных (что значит эти книги запрещены? Ещё мой дед писал! Вы знаете, сколько я получаю, когда варю эти зелья? Это теперь незаконно?!), но большинство, конечно же, были любителями половить рыбку в мутной воде. Кроме того, попадались откровенно маньяки и отморозки на должностях карателей. Многие воевали за деньги: во-первых, организация хорошо финансировалась, и часть денег как «зарплата» оседала на исполнителях. Во-вторых, Реддл хоть и безжалостно карал за воровство, но трофеи… Ведь можно и поделиться тем, что тебе не принадлежит?

Как обеспечить лояльность организации? Очень хотелось послать всех потенциально нелояльных на самоубийственные миссии. Но они переметнутся. А даже если убьются, выполняя приказ, это ведь не последний бой? И что тогда? Воевать одному? Один в поле не воин, даже если это Лорд Волан-де-Морт. Ну убью я отряд авроров, второй, третий. Рано или поздно свалюсь с истощением. Или меня подловят с пустым резервом. К тому же большие потери уменьшат приток рекрутов. И нейтральные семьи, которые пока вне конфликта, станут моими врагами. Кому охота дружить с неудачником, растерявшим слуг?

И ещё меня волновал вопрос денег. Именно поэтому я планировал поговорить с Люциусом, одним из богатейших магов Альбиона, занимающим должность, эквивалентную министру финансов.

— Здравствуй, Люциус, мой скользкий друг.

— Мой Лорд! Слава о Ваших свершениях опережает Вас, милорд! Грандиозная победа над Лонгботомами и Поттерами откроет глаза сомневающимся на величие истинной чистоты крови… — Люциус говорил, говорил, а я тонул в океане лести.

Оригинальному Тому Реддлу нравилось слушать о своём величии и исключительности. Но сейчас я хотел поговорить о делах, а не о том, как я крут. Хотя слушать было, безусловно, приятно. Вообще-то, что проще? Прерви и задай наводящие вопросы. Но это будет очень непохоже на оригинального Реддла. Конечно, это меня не рассекретит. Но если таких мелочей будет много — ненужные вопросы! — владыка сильно изменился за Самайн, так что лучше пока не прерывать. Со слов блондина выходило, что Лорд Волан-де-Морт сильнее всех магов мира вместе взятых, а Люциус рад бы ему служить бесплатно, но берёт деньги только, чтобы ввести противника в заблуждение. Однако даже Тома так не обмануть: он уже давно сумел пролегилиментить практических всех своих слуг — по крайней мере из Внутреннего Круга. Там смертность была невелика, и было достаточно времени понять кто и почему с ним. А Люциус всё пел, и я уже засомневался — а вдруг Люциус действительно самый верный мой слуга? Я вздрогнул. Я проверил себя на ментальное вмешательство. Чисто. Игнорируя слова Люциуса, попытался незаметно коснуться того легилименцией, активируя магическое зрение. В магическом зрении Люциус сверкал, как новогодняя ёлка — амулеты, артефакты. Решив заняться чем-то полезным, пока Люциус льстит, я стал практиковаться в легилименции, незаметно проникая через его защиту разума. Сначала обошёл амулеты. Это было непросто. Минут через сорок я добрался до его окклюментивного щита. Люциус хоть и был сильным магом, но ни боевыми способностями Долохова, ни окклюменцией Снейпа не блистал. Считывать мысли окклюмента — та ещё задачка, но он смотрел мне прямо в глаза, излучая преданность… Ещё минут через тридцать я мог смотреть его мысли и воспоминания. С момента последней легилименции он ничуть не изменился: его волнует только он сам и его семья, красавица-жена и сын. А жена у него ничего, на Беллу похожа, только блондинка. А интимная жизнь у них тоже ничего, если бы не родовое проклятие одного ребёнка. Так, сюда лезть пока не надо. Что там он думает про меня… Если выиграю я — он героический слуга и хочет кресло министра финансов магической Англии, если я проиграю — он невинная жертва Империуса. Для этого периодически приказывает слугам наложить на себя Империус, и они заставляют его убивать магглов, а перед рейдами пьёт отложенное зелье стирания памяти. А как он запоминает, что делал на рейдах? Понятно, извлекает воспоминания в Омут Памяти до того, как сработает зелье, а потом просматривает со стороны. А что ты предусмотрел на случай, если магическая Англия окажется в руинах и ловить здесь нечего? Чары консервации имущества и поместья, счета за рубежом, нашёл и оформил в собственность средний источник в Южной Африке, конечно не Малфоевский, и фон там другой, но жить можно. А что там с моим дневником? Сунул в сейф, в поместье, и не вспоминает. Хоть тут всё без нареканий. Хоть это теперь не крестраж, но надо забрать себе и посмотреть, что это теперь такое. А как он собирался беречь вверенную ему реликвию? Просто держать в сейфе? Если я помру, подкинуть кому-нибудь из врагов; если я начну его обижать — проверить, ценная ли эта вещь, и шантажировать меня?

От гнева у меня расширились ноздри. Рука сжала палочку. Захотелось круциатить его, круциатить… Тоже мне, нашелся самый умный! Но есть две причины его не наказывать. Я не оригинальный Том и понимал, что пытки не всегда способствуют лояльности. Особенно пытки очень богатого и влиятельного человека. Во-вторых, я не бессмертный. Вот если бы я умер и воскрес, и знал, что смогу опять вернуться — круциатил бы всех за любую провинность! А так, пытая всех — один останешься. Или максимум с Беллой. Тем более, он ещё ничего против меня не совершил, а наказывать за мысли — что я, Бог что ли?

Усилием воли я подавил желание пытать. Кажется, от Тома Реддла во мне осталось больше, чем я думал. Надо разобраться с этой проблемой. И прикрутить к метке дополнительный функционал от тех, кто считает себя самым умным. Хотя вряд ли они выстроятся в очередь за рабским клеймом.

Люциус заметил мою реакцию. Но поскольку он не знал, что я был в его сознании — он решил, что это моя реакция на последнюю фразу его речи.

— Да, мой Лорд, именно так! Это партия Дамблдора ограничивает в правах истинных волшебников! Грязнокровки крадут нашу магию! Магглолюбцы разбазаривают наше наследие! В благословенные времена Слизерина…

Я продолжал рыться в его воспоминаниях. Да, он относился к магглорожденным, как к существам третьего сорта. Но не понимал, зачем об этом кричать? Зачем убивать, когда можно использовать? Зачем порабощать Империусом, ведь может сорваться, да и управлять хлопотно, всего дел: поставить в такую ситуацию, когда магглорожденные будут рады тебе служить. Например, стать монополистом. И законодателем. Зачем заявлять, что человек нам враг, когда его можно просто подсидеть и кричать, что не виноват — жизнь такая? И зачем уничтожать магглорожденных? Вот станет его сын Министром Магии, его секретаршей что, представительница рода Гринграсс станет? Так она его подсиживать будет! А вот какая-нибудь магглокровка без связей и денег, без семейного образования, будет идеальной слугой — подай-принеси-откопируй-распишись.

Вообще-то, идеи здравые… Я решил, что достаточно наслушался.

— Люциус, нам нужны деньги.

— Здесь все финансовые отчёты, мой Лорд! Уверяю, с деньгами всё хорошо. Мы зарабатываем как можем. От крышевания ларёчников силами швали до рейдерского захвата бизнеса немечеными боевиками, убийств конкурентов оборотнями; от покупки ферм магических растений до инвестирования в новые разработки… — теперь я слушал о том, как мы зарабатываем. На стол упал чемодан с отчётностью… Я уменьшил его, убрав в выдвижной ящик. Потом займусь. А пока просмотрю его мысли.