Великаны идут по земле, великаны!Великаны идут, потому что летатьне умеютмякгой поступью на иглы из душнаступая,по колено в крови — продираясьсквозь мысли.А один с вавилонскою башней в рукеэто парни!Великанши идут по земле, пеликанамнавстречуразгребая руками поля из созревшего словазлакаих хватают когтями пикирующие с небаптицыи уносят по гнездам чтоб грудью кормилиптенцов их — их лица.Люди парами в очередь строятся дляиммиграциии колесами катятся в зево бегущегоТрОяна.Из него вылетают кабинки без хлопкав небо,скроенноеиз углов листового железа, втыкаясьв железозаклепками.Окаяв замурованном трюме, бьясь об бокакниг,комметами каменными,глядя на свет из щелИ,поют мучаясь — жизни копии.Копии смерти — юнги на мачте невесной осиклекают, пучасьв общем то,разгоняя вселенную нощь пего-толстымии тугимикосами.Околоэтой страшно-манящей картины возлекаминабьется тело, живое, оперрированное моимпочерком,жмнется тело, потому
что оно будет кочета,а после смерти его будет у БоганИчье…
«Одежда для Творецких»
Плавные движения — на подиумеДевушка модельная-ходульная!Облика под ретушью не видно,блузка,до пупка со вшитой в него бусинкой: плод— рифма;брючки без подкладки излегкого шифона — строчки,собранны на бедрах-согласных ударенияхв комочки,воздушно повтряются ловко изгибаясьв коленках при выбрасывании стоппятками вовнутрь, походкою еврейскойМодель-стихотворение, размера европейскогопо русски не склоненное в спинке, а на выточкахгрудки-незабудки женщины французской,жадной до кутюра Рембо и Верлена, зрителиженщины америки, щедро раздающиевсем аплодисменты-гамбургеры, в лентахмэтры, составляющие титры, охотникив шапочках тирольских и гетрах, буцамикатающие по полу-паркетукитайского узора и восточной вязибело-черный мяч искусства. А вотновый хит сезона:томно выплывает из-за ширменного брустверарусское!…Облика под ретушью не видно,видно — дущу,блузкадо пупка со вшитой в него бусинкой — об неебьется колокольчик, богневыйзвуки издавая в рифму, рваную на нервы,с эхом из пещеры если в ней начнетсятаинство шаманское по призыву Верыв армию Любви. «Надежда» — мускулыстальные, но чтобы незаметноу юнца-модели. Наши ходят парамипо подиум-деревне от «Авина Де Витти»до Дома.
«Колбасьев, сэр»!
Улыбке Эклоги посвящается
Нацеди целомудрия в целофан ифантазии зафырчат как из фетра, атравы ус с тропы тронет тростью «Йессс»стюарт-с-тюбик в костюмарле из холста,станет стеблем он, ты — сись-невестанад пыльцой. Цой царапнет цыгаркой по целконоидной без дна тарелке. А ткемали на вилЬке — кетчуп к кровавой открытке на ушах. Накровати поставь русский мат ей, она: «Шах», нана концерт твой билет, на балет, нагенитальный, полный «па» в «пити-па»в парадиз-какафонии Шнитке!Вы (это «вы», мэм, к тебе не касается)вы придете ко мне, куклы «Наиди», нанитках, кричащие «па-па»,вы во Шнитке ни «бе» ни «пипитками»Вы взлетите из форточки в небона «Ту-7» из пюпютро-альбома,вы услышите в облике гРоммаМаяковского, в молниях — Пушкинамежду нами — сидит между вами онс парашютом, в косухе и шлеме — он панк!Панк «Онегин Е…»(тут звучит еще ария: «Это мой банкЛавреантимир Берия»),повторяю, Татьяна ОнегинаЯ — «Колбасьев», а «Йессс» — это, леди, пля,он же — «стюарт», что Анну Каренинукинул в г-люк самолета подпролетА. паровоз В.И.Ленина!Ммы вас, пардон, уже «Тя», тяя в андегра-арт по «сись» тер!И поэтому в форме Бернулли (йесс!) тывы подите к профессору, бе-е-е-е: «Э…».End Shtein, это шутка была,улыбнись. ЫБЫСЬ?
«Так, Иван, Соломон и Абдула станут космонавтами»
Наталье Воронцовой-Юрьевой посвящается
Гляди:Иван трясется мимо на автоа Соломон проходит мимо на ногаха Абдула стреляет (мимо) сигаретвозникла дружба у мужчин на векпоследний штрих к братанью в «Ватерлоо».Гляди:мы утром встанем счастия полныпогладим груди утомленных женИван как будто заведет народ в автоа Соломон как будто выведет народа Абдула как будто мимо, но стрельнетсобака принесет им пачку сигаретс наклейкой «Друг», я выгляну в окно:гараж на месте, цифровой замока деньги в тумбе у цирка «Шапито»и отражение как будто бы мое в трюмо,в трикоа в сейфе женщина которую так прета на стене висит Его портрета на руке (на правой) тикает «Полет»часы — все медленнее производствобомба за окном пылает алая заряамериканцы покоряют Марс.Бомонд, не зря!Возьмемся за руки, поэтами, друзья!Нам это нужно чтобы подтолкнуть автонам это нужно чтобы подтолкнуть народнам это нужно чтобы подтолкнуть ей в ротамериканский бутерброд!Однако, чем же подтолкнуть ей в рот, когдамы взялитсь за руки, друзья?О милые друзья, придется как всегдапоскольку Женщина — ракета «Марс-Земля»а наша роль — в ракету вбить запали взявшись за руки, в трехместной, улететьи плетью жаждать ударов по спинеот женщины, по имени «Вот Так»!
«О Ленинградской группировке вредителей-мутантов (фэнтези)»
… «Мазурка», князь так молоди юная княжкаМаман за ней ревнивосемейная казнапапА свой жилистый кулакна саблю положил«мазурка»… князь так молодо том не доложил…Жена его в Америке,на президентской виллеа он в Москве посланникс посольским поручениемв нем янки просят защититьих билли.Идет война гражданская, в Америке война!Москва гуляет на балахблестит переливается!Из окон с летнею прохладойсчастливая любавазвучит мелодия «славянки»и Алла Пугачеваи даже в спальнях, в колпаках,пра-прадеды играютсяв ладошки-ладушки с румянымидевчонками-служанками:«Идет война гражданская, в Америке война!»Ах, юный князь, ты позабылпро свой служебный долгстоят с прокладками составы,в портах конвои с бромомс гумманитарным грузом в люкахс доллАрами «Антеи»а ты, мой князь, вошел в княжну,забыв про донесениезабыв про виллу и жену,про Флориду в огне ибои великих федералов,конфедератов, геевза земли впадин марсианскихи лесбос на Луне.Играет вальс, Москва в шарах,а где-то в тишинеСтолоночальник обмакнувчернила в молокесопя старательней выводитна Деле номер два: «ОЛенинградской группировкепредателей-мутантов»Идет война гражданская, в Америке война…
«Слово гасит ветер»
Посвящается Татьяне Бориневич — настоящей Женщине и Королеве Русской Поэзии
— Главное — выделить шум. ШУМ из ветра,из щелей выползающего на проспект мой,из Театра теней, убиенных ладошками,главное — выделить шум из залабездонмной вселеннойиз колодца с умятыми в плиты на Днеэхо-вехами.Главное — это из шума выделить ИМЯ!И не терять его ЗВУК, звукимеющий
вид «U» камертонаволнообразную линию жил-струнв пианино на сцене,в которойиз кулисы в кулису стремительнодвижется времято массовкой событий-секунд,то целым роемгероев фантазий тщедушного духа,на Имяиз будки суфлерской как песоткликающегося,на выход в комзоле Шекспира,в купюре,а все чащевбегающего Винни-Пухомс горшочкомдля шума.Главное — выделить мед, медиз гулаидущего внутри столбателеграфного, в небода стукапо столбу чтоб не сглазил,двух кулачков, связанныхпуповиной. И кулачки те — тоСимвол растущего Женского Сердца.Так появляется изображения иней назапотевшей от ОЩУЩЕНИЯ жаралинзетак появляется вензель — СЛОВОи даже трубка длякосметических путешествийот «МОЖНО ДОнЕльзя»….
****
«Разглядывая твой на бедрах Тюнинг»…
«…И живJтся вроде бы гладенько-складненькопусть не в золоте, но и уже не в люрексе.Стерпелось. Мещанствуем. Вот и ладненько.Не слюбилось. Когда-нибудь, может, слюбится…»(с)Анастасия Доронина.…Не унывай,он просто Бог — от Чударожденный женщиной,он водит жизнь по кругувзяв за веревочку,второй конец которойпетля на шее его. Онробот кратноногий.А Жизнь…да ну ее.Не унывай,он просто дог — у Богав ногах лежит, пускаетслюни, разглядывая твойна бедрах «тюнинг», и тызавороженно смотришьна яйца дога, а Бог — на Бога.Что Жизнь…да ну еежизнь — недотрога.Не унывай,он далеко — у Друга,они лакают виски ис посудына четвереньки встав, по кругу,чтоб было весело, а жизнь — да ну,ЕЕ он принесет тебе на Куе.Не унывай,не тяжелее жизнькорзинки с визгом изнутрида слез в двух ведрах,еще — пылинкитебя без тюнинга набедрах.Не унывай, лети…взмах, взмах, взмах…трах-тренировка это,спор с жизнью на бегах.Не унывай, поставь на «Край»его жокей Иоан, не БудулайА жизнь? — Да ну ее… Полайпусть знает кто у тебя…хозяин.
«Флейм из Вефлиема»
Блин, Понтий ел, а туткажысь Волхвы из Вефлиема,сказали что родилсяцарь иудейский, а это значит — непрелюбодействуй,ниукради, нисотвори, аверуй, и преснои вовеки веков — Амен,Аплодисментов вори бес с серЕбром…Блин, Понтий вышел из авинас гербОм на мыле,и Слово вынул:— Кто у креста смирен давно на вече,и кто за риском близко — все — чисты!Веди Бог и ныне там — под камнемна камненачало пламениили цемента.Бог — выбор, но бренн — тычтобы его просечь. А это значит:Колена!Встать!Лечь.Ну, блин…Иесус со мной, а я далече!И ни друг и ни враг — Иуда!Это Царь меня словом лечит!А я молча гляжу в посуду!А я днем зажигаю свечи!О, Иесус, я больше не буду…
«А мохнатые ресницы столь изящного загиба»…
Горкий взгляд из под вуалисладких гублакавших море от молитвотпечаткии следы от битвна коленяхсглаженныхмякгой тканиюи короной очерченнолоно.Вязь изпаутинычто связала книжкитертые с журналомовуляций.Грацияу стола пустого стулада еще добавить гулаиз окна: «Ты одна»…ТЫ ОДНА! Не бойся мулаопустившего рогачто обхватывают столькобеспробУдущной тоски ссоло в беломмузыкантазавораживает в пленблюзза стеною…прочь Соседа!Мучать мула, что пришелдля подрагиванья вен на бокахв ожидании стоять посредихолодной залы.Крика мало!Ты садись к нему на спинуи вели емусомкнутьнаполнЕнные печальнойвлажью слезною глазаВ ПУТЬ!Влево-вправо, влево-вправомир качуется усталона загривке мулашерсть слипается отвлаги лонастоныи мохнатые ресницыстоль изящного загибатак длинны они,щекотятвоздухон упрямится, но поздно — резкооткрывают глазы мулазвездычерно-влажные огромны…— Это сОН был. Спи.
«Ах, матова души твоей поверхность…»
Ах, матова кизды твоей поверхность,дыхание ее зато глубокое,вбирающее воздух в смысло-легкиеи воздух на планету выдыхающеев Мытищи, Строгино и на стекло моев котором через отпотевший краешеквидны голов заснеженные крышине оначает то, что люди в люди вышли,и печь не топится.Колотится она об стих мой в ритменапуганного сердца пред Набоковым — тобиение об матову поверхностьпоп девочек в уроке физкультурыкультуру тела да с разбега, да растящие,когда все мальчики и кони были маленькие,а поэтэссы — Чуда в перьях, изваянияя.Ах, матово моей страны страдания!Ах в матке есть пробелы от биенияпо черным клавишам судьбы плодотворения,от хищной птицы об стекло, или от мужачто толстым ужемвползв ботах от гусей, по мерзлым лужам,нет, лучше это пусть будет — в стужувбеггепардом за, петляя, обреченнойкосулей по саванному сафари.Ах, матова повехность в этой паре!Они идут любя, два черных ящика!Днем — убивающие мир и свое телочтоб птенцы ели,а ночью для Души стихи творящиев постели.
«Я не прощаю, не прощаюсь, я вживусь»…
Еще про март булат не спел катренеще звенит зимой при троне шути под хомут зажато горло венно тутуже издал я свой весенний вопль!Еще из штопора не вышел голый топольеще так путаются в стропах мои строфыи в плен влюбленных больше не берутно тутконцом стиха я по дверям похлопаль.Летит обшивку распушив мой голый тополь!Свистит дырою в строфах парашют!Строчат по мне стихи поджарые пилоткино тутСоски набухли у весны — с небесных кручменя на приземление зовутЯ не прощаю. Не прощаюсь. Я вжывусьмеж ног твоих, весенняя Европатебя по крепким ягодицам буду хлопатьчтобы зажглась от русского холопано тутконцом стиха я по дверям прогрохалЕвропа вежливо подлезла под хомут…