Тёплое лето в Бултыхах

Вначале не знали, кто такими вещами занимается. Не думали, что это принцесса, которую все любили и постоянно делали ей разные сюрпризы. Поэтому все только друг друга спрашивали: «А вы, случайно, не знаете, кто по ночам кровь пьет?» «Нет, не знаем…»

Тогда поставили дежурных, а те смотрят, принцесса ночью выходит из своей принцессиной комнаты и идет такая деловая. А утром, пожалуйста, — еще один труп. Тогда дежурные пошли и сказали королю и королеве. Но король с королевой их даже не слушали. Еще и наорали на дежурных. «Наша дочка — кисонька, золотко и пятерочница, а будете еще ябедничать, сразу вас казним, потом не обижайтесь».

А сами каждое утро стригли принцессе ногти, потому что ногти у нее росли со скоростью света, и вот они сами видят под ногтем каплю крови. А принцесса такая говорит: «А это я в носу нечаянно ковыряла!». Но король с королевой уже все поняли, откуда капля, и стали на ночь принцессу закрывать. Днем она же нормальная, гуляет, танцует, как человек, а ночью — вампира, и объяснять ей бесполезно, совести ни капельки нет. Стали ее закрывать на вот такой замок. А она на него только смеется, она и через закрытую дверь проходит, она же нечистая сила.

Тогда одна добрая фея королю с королевой говорит: «Вы ключ снаружи в замочной скважине оставляйте. А если что, ударьте ее по левому плечу, и она умрет». Королева говорит: «Нет, не могу, это я сама виновата, я так ее избаловала, все ей разрешала, а она не виновата!» Фея говорит: «Ну смотрите, я вас, как родителей, предупредила». И улетела. А вампира уже всех и в замке, и в королевстве убила, даже короля. Осталась только королева. И еще один слуга с дочкой, они вампире прислуживали, причесывали ее золотистые кудри и за продуктами ходили. Тогда вампира взяла и королеву тоже зарезала: плевать, говорит, что это родная мамочка, и захохотала. А королева при смерти позвала слугу и сказала ему и про ключ, чтобы из двери не вынимал, и про плечо. И умерла. Слуга быстро похоронил королеву, крестик поставил и пошел по своим делам. А тут уже ночь наступила, темнота, ни одного огонька, людей же кругом нет. Слуга вампиру закрыл, дочку тоже спать уложил, прочел ей сказку и сел картошку чистить. И смотрит на дверь, как принцесса выкручиваться будет. И еще чеснок, весь, какой в королевстве был, притащил на кухню. И вот часы бьют полночь, и ключ начинает медленно, медленно…

И мальчик, что играет на волынке,

И девочка, что свой плетет венок…

Леник задирает голову и смотрит в небо.

Небо белесое. Погода будет меняться. Завтра мы уезжаем.

На голове у него венок. Сплела ему, пока шли. Дай, надену. А лицо у него какое-то желтое.

— Лень… Куда это мы пришли?

— Тебе здесь не нравится?

Тропа Здоровья давно кончилась.

Сосна поваленная. Сажусь, со шнурками разбираюсь.

— В кроссовку что-то попало.

Вытряхиваю, смотрю на Леника. Он уже не читает стихи.

— Лень, что у тебя лицо такое?

— Лицо? Какое? Нормальное.

— Что там про девочку закончилось?

— Какую?

— «Какую?» Которая венок.

— Да… не знаю.

— Сплела и ушла, да?.. Ну, что с тобой?

— Голова болит.

— А если на нас сейчас нападут волки, ты меня защитишь?

— Волки? Нет тут никаких волков.

— Фу, как скучно.

Беру его ладонь. Лед!

— Ты что?

— Хочу согреть.

Звук мобильного.

Вырывает руку, я чуть не падаю.

— Лепс, ты что — не отключил?!

— Подожди…

Быстро читает эсэмэску, нажимает…

— Отключил, успокойся!

Садится рядом на ствол. На лбу капли пота.

Кладет мне ладонь на колено.

— Ладно, Лепс, загулялись. Возвращаться пора.

Пытается удержать.

— Не надо. Ты мне что-то хотел сообщить?

— Когда?

— Сейчас.

— Хотел.

— Ну так сообщай.

— Слушай, а ты не устаешь?

— От чего?

— «Пошли!» «Говори!» «Садись!» «Ложись!»

— «Ложись» я тебе не говорила.

— Мне — нет.

— А… А мы, значит, Отелло?

Молчит.

— Не дождался окончания контракта? Мог бы пару дней потерпеть.

— А я контракта не нарушаю. Я тебе это все как брат говорю.

Как брат. Ну-ну. Снимаю с него венок. Верчу в руках.

Бросаю в сторону.

— Разжаловала?

— Завял просто.

Треплю его по затылку:

— Пошли, Отеллушка, новый сплету. Если сцен ревности не будешь.

— Ревности… Лен, а вот если честно, зачем он тебе?

— Кто?

— Мистер Красные трусы.

— А тебе — что?

— Он же — во… — Постучал по лбу, чмокая губами. — Спроси его, когда книгу в последний раз держал.

— Это ты мне тоже как брат говоришь?

— Нет. Уже не как брат.

— Отпусти, мне больно… Да клешни какие-то!

— Просто я тебе подхожу больше.

Ну вот, приехали.

В театры я вообще не хожу, особенно в Молодежку. Еще в Драматический, понимаю, туда хоть элита наша сраная ходит. А Молодежный только на билетах держится, которые среди школ распространяют.

А тут им что-то перепало по федеральной программе, на реконструкцию. Им, и филармонии. Филармонии пожирнее, туда сразу и очередь типа тендер: и Минасянов, и «Веста», и вся честная компания. А на Молодежку что? Возни много, здание старое, дешевле снести и копию сляпать, как с бывшим Госбанком на Ленинской. Ладно. Мне что? Заказов почти нет, из-за бассейна. Ну и Саныч еще. Работал у него там кто-то. Давай, Елена Николавна. Ладно, договорились, поехали посмотреть. Саныч еще всю дорогу кашлял, с гриппом. В сторону, говорю, кашляй, закашлял уже меня всю.

Приехали. Сарай-сараем, но что-то кольнуло. Классом нас сюда водили, сейчас вспомню. «Спящая красавица»? Поднимаемся на второй, директор такой навстречу, ладошку потную сует. Кабинетик такой, ничего. Мебель, картинка. Ну, давайте, пойдем, посмотрим. Стал по развалюхе экскурсию проводить. Зал посмотрели, гримерки. С Санычем только переглядываемся, такая кругом задница. «Осторожно, тут у нас пол разобран!»

И тут я увидела его.

Вышел откуда-то из темноты, в сером свитере. Я чуть не крикнула.