Теранезия

Как только он вышел из своей секции, экран и освещение стола, замигав, погасли, а бегущий световой указатель на потолке указывал путь к лифтам через темные помещения. Потеря нескольких часов вечера пятницы не была большой трагедией, но он чувствовал такое же разочарование каждый раз, когда пытался получить удовлетворение от работы. Надо быть глупцом или маниакально одержимым, чтобы продолжать вести себя так, будто это вообще возможно.

Было только полдесятого, но когда он вышел на Бэй-стрит, он внезапно почувствовал, как от голода закружилась голова, будто он не ел целый день. Он купил упаковку какой-то клейкой еды в торговом автомате и съел ее, ожидая автобуса. Стояла морозная зимняя ночь; небо казалось ясным, но при этом было серым и беззвездным из-за городских огней.

Когда он пришел домой, дверь Мадхузре была закрыта, так что он решил ее не беспокоить. Как только он опустился на диван, включился телевизор, но без звука и картинкой в пол-экрана. Смотреть на картинку в три метра шириной хорошо, если вы собираетесь в нее погрузиться, но вся эта суета в периферическом поле зрения совершенно контрпродуктивна, если вы намерены задремать как можно скорее. Прабир продолжал думать о работе — даже закончив модуль советчика, ему нужно было повозиться еще с полудюжиной вещей — но у банка была жесткая политика, запрещающая пользование удаленным доступом для разработки программ.

Кто-то позвонил в дверь внизу, у входа с улицы и в углу экрана появилось окошко, в котором был Феликс, переминающийся от холода с ноги на ногу. Прабир почувствовал себя виноватым — он всю неделю собирался ему позвонить. Феликс развел руки и посмотрел прямо в камеру комично корча умоляющее выражение лица. «Входи», сказал Прабир.

Феликс вошел в квартиру, улыбаясь и оглядываясь вокруг.

— Ну, и чем ты тут занимаешься?

— Ступор-терапия, — Прабир показал на телевизор.

— Не хочешь куда-нибудь сходить?

— Не знаю. Я только пришел домой; я очень устал.

Феликс сочувственно кивнул головой.

— Я тоже. — Усталым он не выглядел. — Я пришел прямо сюда. У меня там партия монет в восстановительной ванне, я не мог их оставить.

— Ты ел? — Прабир сделал несколько шагов в сторону кухни. — У нас полно еды, если ты не против подогретой.

— Не надо. Все в порядке. Я перехватил кое-что на работе. — Феликс снял куртку и они уселись на диван.

— Что за монеты? — спросил Прабир.

— Английские. Восемнадцатый век. Ничего особо интересного. — Феликс работал специалистом по охране памятников старины в Королевском музее Онтарио; его работа была смесью всего, что можно — от истории искусств до зоологии. Он часто жаловался, что большая часть того, чем она занимался, было рутинной работой в лаборатории, но по-видимому его понимание слова «рутина» весьма отличалось от понимания работников розничных банковских услуг.

Он наклонился вперед и поцеловал Прабира, затем, подвинувшись ближе, обнял его. Прабир изо всех сил старался проявить ответный энтузиазм, целуя Феликса и стараясь расслабить мышцы в плечах. Он ничего так не хотел, как чувствовать себя естественно и столь же непринужденно, как Феликс, но его сердце по-прежнему замирало от дикой паники при первом же прикосновении.

Даже когда сестра впервые переехала к нему девять лет назад, Амита не стала оспаривать права на опекунство — она смирилась с решением Мадхузре. Но Прабир никогда не был уверен, что откуда-нибудь не возникнут правовые проблемы, а восемнадцатилетний опекун, который спит с мужчинами под той же крышей, где живет его десятилетняя сестра, с большим трудом мог представить, что его положение надежно. Он слышал, что признанные, респектабельные гей-пары выигрывали споры об опекунстве, но его ситуация была кардинально иной, и перспективы того, что его первые неуклюжие попытки найти партнера приведут не только к потере Мадхузре, но и послужат доказательствами в суде, было достаточно, чтобы заставить его опустить руки.

Ситуация стала казаться значительно менее драматичной, когда Мадхузре стала несколькими годами старше, но Прабир все еще не готов был рисковать. К тому времени, когда ей исполнилось восемнадцать, и угроза потерять ее испарилась, Прабир уже настолько привык к воздержанию, что даже не представлял, как с ним покончить. Он выпал из общественной жизни на восемь лет — помимо того, что вначале он не хотел оставлять Мадхузре с няней, еще и отношение его бывших одноклассников и коллег не оставляло ему выбора — нужно было или прикидываться гетеросексуалом или искушать судьбу. Но в тот момент, когда уже ничего не сдерживало его, он почувствовал себя чужаком в незнакомой стране. Он знал, что может легко найти в Торонто бары и клубы для геев — они были перечислены в любом туристическом справочнике — но он не был уверен, что ему будет комфортно именно там, а не где-нибудь еще.

Феликс начал расстегивать рубашку Прабира. Прабир пришел в себя и отстранился.

— Ты что делаешь? Она же в соседней комнате! — прошептал он.

— Да? — Феликс засмеялся. — Я как-то не думаю, что у твоей сестры с нами проблемы.

Именно Мадхузре их и познакомила.

— А я и не думал срывать с тебя одежду, пока мы не окажемся в спальне.

— Я серьезно. Она пытается заниматься.

— Я могу вести себя так тихо, как ты захочешь.

— Тихо только выдаст нас.

Феликс покачал головой, скорее весело, чем раздраженно.

— Только не говори мне, — возразил Прабир, — что это не отвлекает, когда кто-то занимается любовью в десяти метрах от тебя. У нее в понедельник тест по кладистике.

— Вот почему Дарвин изобрел воскресную сиесту. Слушай, я все время учебы прожил в комнате с еще шестью студентами. Это был квадрофонический секс двадцать четыре часа в сутки. Мадхузре еще повезло. — Феликс вытянул ноги и уселся обратно на диван.

— Да, мне жаль, что тебе пришлось застрять в богемном кошмаре, но не мне мешать становлению ее личности, она имеет право на тишину в ее собственной квартире, когда ей это нужно.

Феликс ничего не сказал, только уставился в телевизор.

— Если ты позвонишь мне на работу, — сказал Прабир, — то мы сможем встретиться у тебя.

Феликс молчал, отказываясь продолжать дискуссию. Он провел рукой по предплечью Прабира, примирительно и в то же время эротично, но Прабир не захотел свернуть разговор.

— Просто согласись, что все, что я сказал, было разумным.

Из своей комнаты появилась Мадхузре.

— Привет, Феликс! — Она нагнулась и поцеловала того в щеку, затем сказала Прабиру. — Я ухожу. Не жди меня.

— И куда ты направляешься?

— Никуда конкретно. Просто встречусь с друзьями.

— Звучит неплохо. — Он попытался понять что-то по ее одежде, но не очень знал современные дресс-коды. Она могла направляться как на дипломатический прием в пятизвездочном отеле, так и на дикую молодежную вечеринку.

— Желаю повеселиться! — сказал он.

Она улыбнулась ему, ты тоже, и подняла руку, прощаясь с Феликсом.

Когда она ушла, Феликс сделал вид, что заинтересовался телепередачей. Канал «Дух времени» — его фильтр отбирал и транслировал то, что смотрело большее количество людей в том же городе — показывал рядовую офисную комедию.