Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере
Шрифт:
Мы внимательно слушали рассказ, чувствуя, как наши уши горят от стыда. Действительно, когда кто-то указывает нам на недочеты и ошибки в работе, наша первая реакция — притвориться, что все было сделано специально. Если мы совершаем какую-нибудь глупость, мы стараемся как можно лучше замести следы.
Тем временем Лазарус продолжал. Он вспоминал, как с каждым словом лица его студентов становились все более и более угрюмыми. Они озадаченно наблюдали за действиями преподавателя, сравнивали их с тем, как они сами поступили бы на его месте, в растерянности понимали, что картинка совсем не складывается, и окончательно укреплялись в своем убеждении, что понятия не имеют, как правильно работать с клиентами. Наконец, Арни надоело морочить им голову. Он выждал еще немного, а потом вдруг, к немалому удивлению аудитории, охотно сознался в том, что на самом деле полностью запорол эту сессию. Он честно
Рассказав эту историю, Арнольд Лазарус снова поспешил подчеркнуть, насколько важным качеством для психотерапевта, по его скромному мнению, является умение признать собственные клинические промахи. “Знаете, у всех нас время от времени бывают такие сессии, когда и мы сами, и наш клиент на 100 % уверены в том, что работа была проделана великолепно. В такие моменты нам ужасно жаль, что все происходит за закрытыми дверями и нас при этом никто не видит. Как же так? Мы же настолько красиво сработали, добились поразительного результата. Нам хочется, чтобы нашу сессию показали по телевизору, и все на свете, начиная от коллег по цеху и заканчивая крестьянами на рисовых плантациях Китая, на секунду отложили в сторону свои дела и восхищенно внимали нашей гениальности. А если у нас вдруг что-то не получается, мы молимся на профессиональную тайну и в глубине души ликуем от мысли о том, что наш прокол произошел наедине и без свидетелей. Мне почему-то кажется, что с этими переживаниями каждый из нас хоть раз, да сталкивался в своей карьере”.
Конечно же, то, о чем он говорил, было нам до боли знакомо. На мгновение мы притихли, погрузившись в воспоминания о былых ошибках, многие из которых так никогда и не вышли наружу. Дело в том, что большую часть времени многие клиенты настолько поглощены собственными проблемами, что совершенно не замечают, когда ошибается их психотерапевт. Они до того одержимы собственными недостатками, что упускают из-виду недостатки тех, кто берется им помогать. А если клиент набирается смелости и упрекает нас в допущенных ошибках, мы переводим все в шутку и напоминаем о том, что принцип конфиденциальности и приватности, между прочим, работает в обе стороны.
“Вот-вот, — поддакивал Арни, — если клиенту взбредет в голову сказать кому-то, что я ошибся, я буду все отрицать. Знаете, у меня бывали настолько бездарные сессии, что клиент мог бы подать против меня иск о возмещении морального ущерба. К счастью, это происходит исключительно редко, да и в этом я не одинок. У всех нас время от времени бывают неудачные дни”.
Зная его педантичную, взвешенную и рассудительную манеру, мы с трудом представляли себе, что Арнольд Лазарус мог выполнить свою работу неидеально. Впрочем, Арни не спешил. Прекрасно понимая, насколько он заинтриговал нас и до чего любопытно нам было послушать его историю терапевтической катастрофы, он намеренно тянул время и двигался строго по списку вопросов. Не зря же он заранее готовил свои заметки! Его повествование было столь же логичным и упорядоченным, как и его метод мультимодальной терапии.
СПИСОК ГРЕХОВ
“Если я не ошибаюсь, ваш следующий вопрос заключался в том, что лично я подразумеваю под словосочетанием терапевтическая катастрофа. Что ж, когда я слышу эти слова, мне в голову приходит длинный список разнообразных проступков, но, пожалуй, я бы сказал, что главным грехом психотерапевта является отсутствие эмпатии, т. е. неспособность испытывать сострадание к клиенту”. Арнольд Лазарус сверился со своими заметками и принялся методично перечислять прочие “симптомы” неэффективной терапии. Оказалось, он заранее подготовил перечень возможных клинических ошибок, которые он считает вредоносными для процесса психотерапии: нежелание слышать клиента, привычка постоянно отвечать вопросом на вопрос, навешивание ярлыков, неспособность грамотно считывать эмоции клиента, склонность к пагубным и превратным интерпретациям. “Если психотерапевт насмехается над клиентом, оскорбляет его или прибегает к неконструктивной критике, это вопиющий хрестоматийный пример терапевтической катастрофы. Я бы еще добавил в этот список грехов нежелание грамотно применять эмпирически обоснованные и доказано эффективные методики”.
Следующие несколько минут разговора целиком и полностью ушли на это перечисление. Кажется, Лазарус подошел к вопросу основательно и решил дать нам исчерпывающее определение того, что в его понимании представляет собой терапевтический успех, а что — терапевтическая катастрофа. Поскольку большую часть своей жизни
Арнольд посвятил научным исследованием и эмпирическому доказательству эффективности своих методов с упором на логические аргументы и объективные данные, вовсе не удивительно, что его представления в общем и целом вполне перекликались с общепринятыми стандартами отрасли. Пожалуй, единственное, что поразило нас в его списке грехов, было вскользь брошенное замечание о негативных эффектах чрезмерной холодности и отстраненности терапевта. Мы поспешили с ним согласиться.На каком-то этапе мы все же не выдержали и предприняли смелую попытку перевести разговор в более личное измерение. “А какие правила из вашего списка чаще всего нарушаете вы сами?” — поинтересовались мы у Лазаруса.
“Должен признать, что иногда во время сессий я вовлекаюсь в дела клиента куда меньше, чем подобает хорошему психотерапевту”, — подумав, ответил он. И мы снова вернулись к проблеме сострадания. “Это как в сцене из фильма Анализируй это, где герой Билли Кристала говорит клиенту: «Может, ты наконец-то займешься своей жизнью и перестанешь мозолить мне глаза?» Иногда эта фраза так и вертится у меня на языке, однако я прекрасно понимаю, что это не самый продуктивный настрой”.
Несмотря на то что мы общались по телефону и не могли видеть друг друга, на этих словах мы утвердительно закивали. В конце концов, именно в этом и заключалась главная сложность нашей работы: не просто вести себя сочувственно и понимающе, а на самом деле внутри испытывать искреннее сочувствие к клиенту. Слишком часто противный, вечно недовольный, осуждающий голос нашептывает нам крамольные мысли о том, до чего же нам неприятен этот человек в кресле, которому мы вызвались помогать. Почему он настолько вредный, что упорно не хочет показать малейший прогресс? Когда у тебя все расписано и тебе приходится принимать по восемь, девять, а то и десять клиентов в день, очень сложно сосредоточиться на человеке, сидящем напротив, и действительно вникнуть в суть проблем, которые его тревожат. В такие дни сам не замечаешь, как отключаешься, абстрагируешься и просто выполняешь свою работу на автопилоте.
У Арни Лазаруса было все в порядке с самокритикой, он знал об этих наклонностях и старался их в себе искоренить. У него ушел не один год на то, чтобы избавиться от угрожающих ноток в голосе и научиться мягче давать клиентам честную обратную связь об их поведении. Впрочем, в этом плане он по-прежнему должен следить за собой.
БЛИЖЕ К ДЕЛУ
Наконец-то мы приблизились к главной теме нашего разговора, и Лазарус великодушно вызвался рассказать нам конкретную историю, которая запомнилась ему как главная терапевтическая катастрофа в его карьере. Случай, о котором он решил нам поведать, произошел почти 20 лет назад.
“Моим клиентом был один мужчина лет сорока. За последние восемь месяцев он умудрился лишиться трех разных работ, и в конце концов жена загнала его к психотерапевту. С самого начала он был настроен крайне скептично, вел себя достаточно враждебно и постоянно пытался меня задеть. Впрочем, забегая вперед, к концу нашей совместной работы в его поведении так ничего и не изменилось.
«Все вы, психологи, просто кучка дилетантов и неудачников, — с порога заявил он мне. — Надо же, такой разношерстный народец, а в кого ни плюнь, каждому не помешало бы самому полежать в психушке». Каждая наша сессия начиналась примерно с таких слов. Я пытался применить технику парадокса, чтобы перенаправить его критику. Вежливо улыбался, кивал и примирительно говорил: «Подпишусь под каждым словом. Вы даже представить себе не можете, каким идиотизмом иногда страдают мои коллеги. Хотите расскажу?» Подобный подход помогал мне не становиться в защитную позу. А потом наступила та самая сессия, которую я никогда не забуду”.
Арни на мгновение замолчал, а потом выпалил: “А знаете что? Я терпеть не мог этого парня. Он мне никогда не нравился. Сколько бы я ни старался, я никак не мог испытать к нему теплые чувства. Во время наших встреч я постоянно думал: «И кто-то еще удивляется, что его выгнали с трех работ? Меня скорее удивляет тот факт, что нашелся человек, который его нанял». Дальше я имел честь несколько раз пообщаться с его супругой. Это была милейшая женщина, и я никак не мог понять, зачем она издевается над собой и живет с этим типом. На каком-то этапе я даже начал подозревать у нее мазохистские наклонности. Как-то раз во время одной из сессий я пытался применить с ним технику самораскрытия и сказал что-то вроде: «Вы не против, если я поделюсь с вами своими соображениями на эту тему?» Тут он подорвался на кресле и резко перебил меня: «Мы что, собрались здесь, чтобы поговорить о вас?»”