Терапия
Шрифт:
Зельде я сказала, что уезжаю по делам — якобы Лоренс перенес одну из серий «Соседей» на Канары, про комплексный тур, и нам нужно подобрать для съемок кого-то из местных жителей. Предлог, конечно, неправдоподобный. Не сама идея о Канарах, потому что изредка действительно снимают на натуре, и, надо сказать, Лоренс даже увлекся идеей про комплексный тур, представив, как Спрингфилды просыпаются в свой первый день в отеле, довольные, что на две недели избавились от Дэвисов, и тут же обнаруживают, что те завтракают на соседнем балконе, может, он действительно напишет об этом, если будет новый блок серий, — но моя поездка туда для кастинга, особенно на этой стадии, сомнительна, если вы что-нибудь понимаете в нашем деле. Зельда ничего не заподозрила, что уже подозрительно. Не могу отделаться от мысли, что она догадывается — эта поездка связана не только с работой, но должна признать, ведет она себя как ангел. Она охотно советует мне, какую одежду взять. Мы как будто поменялись ролями, так странно, можно подумать, что она помогает мне собирать trousseau
[34]. Я договорилась, чтобы
Ну, если говорить прямо, мои распутные выходные закончились плачевно в своей распутной части. Да и отдохнуть тоже не удалось. Вы когда-нибудь были на Тенерифе? Да, вы говорили, я помню. Ну так вот, если выбирать между сибирскими соляными копями и четырехзвездочным отелем в Плайя-де-лас-Америкас, я не глядя выберу Сибирь. Плайя-де-лас-Америкас — это название курорта, куда мы ездили. Лоренс выбрал его по брошюре в туристическом агентстве из-за того, что он находится рядом с аэропортом, а мы прилетали поздно вечером. Что ж, в этом был свой смысл, но оказалось, что гаже местечко трудно себе представить. «Плайя» по-испански «пляж», разумеется, но пляжа там не было, во всяком случае я бы это пляжем не назвала. Просто полоска черной грязи. Все пляжи на Тенерифе черные, они похожи на фотонегативы. По сути, весь остров — это огромная глыба кокса, а пляжи — порошкообразный кокс. Вулканический, понимаете? В центре острова действительно находится огромный вулкан. К несчастью, потухший, иначе бы он стер с лица земли Плайя-де-лас-Америкас. Вот тогда его стоило бы посетить — как Помпеи. Живописные бетонные руины с туристами, которые обуглились, дефилируя во влажных майках и заливая в глотку сангрию.
Видимо, еще несколько лет назад это был всего лишь участок каменистого голого берега, затем некие строители решили воздвигнуть здесь курорт, и теперь это Блэкпул на берегу Атлантического океана. Здесь есть безвкусная главная улица, которая называется авенида Литорал и которая всегда забита транспортом, а расположенные на ней бары, кафе и дискотеки — вульгарнее не придумаешь — круглые сутки мигают огнями, изрыгают оглушительную музыку и жирные запахи готовящейся еды, и, кроме этого, там ничего нет — высотные отели и таймшеровские апартаменты квартал за кварталом. Бетонный кошмар, ни деревьев, ни травы.
Весь этот ужас мы осознали не сразу, потому что, когда мы прилетели, было темно, а такси повезло нас от аэропорта подозрительно длинным путем, как мне тогда показалось, но теперь я думаю, что водитель просто не хотел нас пугать авенидой Литорал в самый первый вечер. Во время этой поездки мы только обменялись замечаниями, как тепло и какой влажный воздух. Да и говорить-то было не о чем, потому что ничего не было видно, пока мы не подъехали к окраине Плайя-де-лас-Америкас, а то, что мы там увидели, беседе не способствовало: пустынные строительные площадки, застывшие подъемные краны и черные утесы многоквартирных домов с редкими квадратами освещенных окон, а снаружи виднелись надписи «De Venta»
[36], а затем длинная магистраль, вдоль которой выстроились гостиницы. Все было сделано из железобетона и освещалось жиденьким желтоватым светом уличных фонарей, и вид был такой, словно строили наспех, на позапрошлой неделе. Я ощущала, как Лоренс все больше и больше съеживается в своем углу на заднем сиденье автомобиля. Мы оба уже поняли, что приехали в Дыру, но не могли заставить себя признаться в этом. С момента приземления мы находились в страшном напряжении: помня, ЗАЧЕМ мы сюда приехали, и волнуясь за исход дела, мы боялись неудачным словом выдать разочарование, охватившее нас при виде места действия.
Я утешала себя тем, что, по крайней мере, отель просто обязан быть хорошим. Лоренс заверил меня, что это четыре звезды. Но четыре звезды на Тенерифе — это не то, что четыре звезды в Англии. Четыре звезды на Тенерифе — это гостиница чуть выше среднего уровня, предназначенная для комплексных туров. Страшно представить, на что похожа на Тенерифе однозвездочная гостиница. Когда мы вошли в вестибюль и увидели покрытый виниловой плиткой пол, диваны с пластиковым покрытием и пыльные гевеи, чахнувшие под лампами дневного света, сердце у меня упало — а оно и так уже находилось где-то в районе коленок. Лоренс зарегистрировал нас, и мы в молчании проследовали за носильщиком к лифту. Наш номер оказался пустоватым и функциональным, достаточно чистым, но в нем сильно пахло дезинфекцией. Кроватей было две. Лоренс в смятении посмотрел на них и сказал носильщику, что заказывал номер с двуспальной кроватью. Тот ответил, что в гостинице во всех номерах по две односпальных кровати. Плечи Лоренса поникли еще больше. Когда носильщик ушел, он со скорбным видом извинился и поклялся отомстить сотруднику агентства, когда вернется домой. Я храбро заявила, что это не страшно, и, открыв раздвижное окно, вышла на маленький балкончик. Внизу распластался бассейн — причудливых очертаний, как пятно из тестов Роршаха, — в окружении искусственных скал и пальм. Вода подсвечивалась изнутри и сияла в ночи ярко-голубым. Из всего, что мы увидели, он единственный имел отдаленное отношение к романтике, но впечатление портил мощный, как в общественных банях, запах хлорки, исходивший от воды, и глухие удары басов из дискотеки, которая гремела в этот поздний час. Я закрыла ставни и включила кондиционер. Лоренс сдвигал кровати, их ножки со страшным визгом ехали по плиткам пола, и тут же стало очевидно, что
в номере отнюдь не так чисто, как показалось с первого взгляда: за прикроватными тумбочками лежала пыль, еще мы обнаружили, что шнуры ламп до розеток с нового места не дотянутся, поэтому все закончилось тем, что мы вернули кровати на прежнее место. В душе я обрадовалась, мне так легче было предложить, чтобы мы немедленно легли спать. Было уже поздно, я безумно устала и чувствовала себя такой же сексуальной, как пакет брюссельской капусты. Думаю, Лоренс чувствовал себя не лучше, потому что с готовностью согласился. Ванной комнатой мы воспользовались, соблюдая приличия, по очереди, а затем целомудренно поцеловались и улеглись каждый в свою постель. В ту же секунду сквозь тонкую простыню я ощутила, что матрас обернут полиэтиленом. Вы можете в это поверить? Я думала, что на матрасы с клеенкой кладут только младенцев и стариков, страдающих недержанием. Оказывается, не только — туристов из комплексных туров тоже. Вижу, что вы волнуетесь, Карл, вы хотите знать, мы все же СДЕЛАЛИ ЭТО или нет, верно? Что ж, придется вам набраться терпения. Это моя история, и я собираюсь рассказывать ее, как считаю нужным. Да? Уже? Ладно, тогда до завтра.Ну и что же, как вы думаете, произошло? Ни за что не угадаете. Салли вернулась в их дом в Раммидже, объявив, что собирается в нем жить, ведя раздельное хозяйство. Да, вот так это называется, «раздельное хозяйство», признанный юридический термин. Это означает, что вы живете в супружеском доме, пока длится бракоразводная процедура, но не вместе. Не сожительствуете. Лоренс вернулся вчера домой — он переночевал в своей лондонской квартире — и нашел там Салли, которая дожидалась его с отпечатанным списком предложений, как им следует поделить дом, кто какую спальню занимает, в какие часы каждый из них пользуется кухней и в какие дни стиральной машиной. Салли весьма недвусмысленно дала понять, что обстирывать Лоренса не собирается. Она уже захватила хозяйскую спальню вместе с en suite
[37]ванной и врезала в дверь спальни новый замок. Все рубашки, костюмы и вещи Лоренса очень аккуратно перенесены и сложены в гостевой спальне. Он просто в бешенстве, но его адвокат говорит, что поделать ничего нельзя. Салли ловко выбрала момент. Она спросила, можно ли будет в выходные забрать кое-какую одежду, и он сказал - пожалуйста, в любое время, потому что его не будет, а у нее, разумеется, ключ от дома есть. Но вместо того чтобы забрать одежду, она поселилась там, когда его не было и он не мог ей помешать. Нет, она не знает, что он был на Тенерифе со мной. На самом деле она не должнаузнать.
Ах да, на чем же я остановилась? Ну, в первую ночь ничего не произошло, как я сказала, за исключением того, что мы спали в разных постелях — причем, несмотря на матрасы для больных недержанием, довольно долго, потому что очень устали. Завтрак мы заказали в номер. Ничего хорошего: консервированный апельсиновый сок, влажные круассаны, по вкусу напоминавшие картон, джем и мармелад в маленьких пластиковых емкостях — как в самолете. Мы хотели было поесть на нашем балкончике, но солнце, которое немилосердно жарило с самого утра, загнало нас назад. Балкон выходит на восток, но там нет ни тента, ни зонта. Поэтому мы поели в номере при закрытых окнах. Лоренс перечитал «Ивнинг стандарт», который купил накануне в Лондоне. Предложил мне часть, но чтение за завтраком в этой ситуации показалось мне не совсем comme il faut
[38]. Когда же я позволила себе подшутить над этим, он озадаченно нахмурился и сказал: «Но я всегда читаю за завтраком газету», как будто это был фундаментальный закон природы. Удивительно, но если вы вынуждены делить с кем-то жизненное пространство, вы сразу начинаете видеть этого человека совершенно в другом свете и многое неожиданно начинает вас раздражать. Это напомнило мне о первых месяцах моего замужества. Помню, как я была потрясена тем, что Сол выходит из туалета, оставляя на унитазе следы говна, как будто никто не объяснил ему, зачем нужен ершик, и, разумеется, прошло много лет, прежде чем я смогла заставить себя указать ему на это. Хождение в туалет на Тенерифе тоже, между прочим, было похоже на кошмар, но чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.
Мы решили провести наше первое утро, нежась у… Ах да, вы хотели бы об этом узнать, не так ли? Что ж, окна в ванной комнате не было, как всегда в современных отелях, а вытяжка, похоже, не работала, во всяком случае она не производила никакого шума, поэтому после завтрака я постаралась пойти в ванную первой. В свете нашей предыдущей дискуссии о туалетном воспитании вас не удивит, как бы это сказать, что когда мне удалось сделать большие дела, то стул у меня был в виде довольно маленьких, жестких, плотных катышков. Вы уверены, что хотите слушать дальше? Ну так вот, дело в том, что этот тенерифский туалет просто оказался не в состоянии с ними справиться. Когда я дернула цепочку, они весело заплясали на поверхности воды, как коричневые резиновые шарики, отказываясь исчезать. Я продолжала дергать цепочку, а они продолжали качаться на поверхности. Это к вопросу о возвращении подавленного. Я была вне себя. Ведь я не могла выйти, не избавившись от них. То есть не очень- то приятно увидеть плавающие в унитазе какашки другого человека, и естественно, это может несколько охладить любой романтический порыв, вам так не кажется? Я не могла заставить себя извиниться, или объяснить это Лоренсу, или превратить это в шутку. Для этого нужно быть замужем за человеком хотя бы пять лет. Лучше всего было выплеснуть в унитаз большое ведро воды, но единственной емкостью в ванной комнате была мусорная корзина из пластмассовых кружев. В конце концов я избавилась от своих катышков, по одному пропихнув их щеткой для унитаза, и впредь я бы вполне обошлась без подобных упражнений.