Терновая ведьма. Исгерд

— Верно, я здесь. Жду тебя целую вечность!

Шипение, раздавшееся в ответ, пригвоздило тьер-леранских лучников к местам, заставило в страхе прикрыться щитами. Но бояться было нечего. Истыканные шипами ветви разворачивались над ними, даруя укрытие, восставая против кошмарного огнедышащего зверя. И первый же их выпад разодрал кожистое крыло.

Дракон зарычал, забился, теряя высоту, но не охотничий запал. В безумных его очах чернело бездной единственное желание, а когти упрямо метили в жертву.

«Улетай!» — взмолилась мысленно терновая принцесса, бессильная противиться колдовскому зову. Как водоворот песчинку, он закружил, направил ее, лишая воли и выбора. И следующее терновое острие навылет поразило цель. За ним обагрилось змеиной кровью второе, третье, и наконец смертельно изжаленный Этельстан камнем рухнул с небес.

— Не-е-ет! — прорвался сквозь скрежет истошный вопль.

А затем что-то тяжелое обрушилось на подпрыгнувшую на постели Изольду, накрыв ее с головой. Лишь спустя три долгих удара сердца она поняла: это балдахин, а не хищная драконья лапа. Похоже, растревоженная неспокойным сном сила приняла пригрезившуюся принцессе угрозу за настоящую и, обороняясь, сдернула ткань над кроватью.

Говорила же она Таальвену, что небезопасно ей спать без ветряного оберега.

— Но с ним ты вообще не сможешь уснуть, — напирал приморский королевич несколько часов тому назад, стараясь не смотреть слишком выразительно на темные круги под глазами колдуньи. В том, что состояние ее с каждым днем ухудшается, он не ошибался.

— Зато амулет бережет от терновой ведьмы…

Напряженные его пальцы украдкой сжались в кулак.

— От нее я и сам сумею тебя оградить… Отдай мне янтарный медальон хотя бы на одну ночь, прошу…

В конце концов пришлось согласиться и временно сменить опочивальню, чтобы Лютинг мог расположиться в смежной комнате. Королевская спальня занимала всю башню и находилась чересчур далеко от других помещений. И немудрено: ночевать под боком у неуравновешенных терновых принцесс возжелал бы только самоубийца. Или горемыка, которого угораздило на таковой жениться. Но о мужьях прародительниц Исгерд древние легенды отчего-то умалчивали. То ли срок их жизней был чересчур краток, то ли короли не представляли важности для летописей, поскольку терновый дар в королевских семьях передавался не от матери к дочери, а просто обнаруживался у очередной новорожденной после смерти жрицы терновника.

Выбираясь из вороха парчовых складок, Изольда скатилась на пол и почувствовала: она не одна. Душелов легок на помине.

— Тааль?

Болотные глаза в темноте светились лучинками. Он подал ей руку, помогая встать, одновременно разглядывая неподвижную вязь на ее предплечьях и шее. Сливовая лоза мирно дремала.

— Плохой сон?

— Кошмарный! Боги, как видно, решили навсегда лишить меня возможности отдыхать — с подарком Вей Эрны или без.

«Но нынче ты выглядишь куда свежее, несмотря на неприятное пробуждение, — отметил Лютинг, скользя взглядом по зарумянившимся девичьим щекам. — Так что выбор, носить ли ветряную побрякушку, очевиден».

— Сплошная маета с этими чарами… — Колдунья, не ведавшая о его умозаключениях, свесилась через спинку изножья и потянула испорченную ткань полога. — Творят что хотят, стоит упустить из виду… Полюбуйся, что стало с моей периной.

Изловчившись, она тряхнула вспоротым покрывалом, и в воздух взвилось целое облако белых лебяжьих перышек.

— Не покои, а какой-то курятник!

— Утром повелишь здесь прибраться, — фыркнул приморский королевич, уклоняясь от щекочущего ноздри пуха. — А до той поры займешь мою комнату.

В потемках Изольда смяла кружевные рюши на рукавах ночной сорочки. При мысли о том, чтобы ночевать наедине с Таальвеном Валишером, ее охватывало противоречивое странное беспокойство. Казалось, такая близость сулит кошмары, пострашнее нынешних… с другой стороны, нестерпимо хотелось ощутить присутствие волка — столь родное и привычное, дарующее покой. Как же поступить?

— Хватит холодить ноги на каменном полу, — разрешил загадку Лютинг, подталкивая притихшую жену к неприметной дверце в соседнюю комнату. — До рассвета пара часов, нужно успеть выспаться.

— Тебя послушать, так это последняя наша возможность. — Принцесса наконец обрела дар речи.

Таальвен переступил порог, молча впуская ее в свою опочивальню. Опровергать шутливое восклицание он не спешил. Но чтобы не нагнетать обстановку, произнес уклончиво:

— До тех пор пока властвуют сумерки, тревожиться не о чем…

— А потом? — резонно уточнила Изольда, приблизившись к гряде взбитых с вечера подушек и не обнаружив никаких следов пребывания на них приморского королевича. Покрывало на ложе было аккуратно заправлено. Выходит, ночь напролет ее стражник не смыкал глаз?

— Потом… — Он посмотрел на первые багровые угольки на горизонте, словно в их тлении крылось что-то кроме предвестников солнца. И выдохнул, занавешивая шторами узкие окна: — Тоже не о чем беспокоиться… я встану на твою защиту, что бы ни случилось.

Судя по тону, признание не предвещало ничего хорошего, и колдунья, от холода поджавшая ступню, встрепенулась.

— Но, Тааль…

— Спи, — прозвучало наперекор ее страхам и домыслам. — Ты устала, следует набраться сил…

Перечить низкому, отдающему звериным рыком голосу было сложно да и незачем. И принцесса, прозрев в гортанном звучании отголоски собственных желаний, нырнула в постель.

— Хорошо…

Правда, кое-какие вопросы еще занимали ее голову.

— А где ляжешь ты, если я отберу твое место?

Удобнее устраиваясь на диванных подушках, Лютинг зевнул:

— Я уже выспался…

— Правда? От этих простыней пахнет золой и благовониями, а вовсе не так, как если бы на них лежали. Значит, к кровати ты не прикасался…

— Нет. — Приморский королевич не стал отпираться. — Но любопытно, чем же должно благоухать мое ложе?

— Скальной розой, вербеной, другими ночными травами… — сонный голос Изольды упал до шепота, — горькими по большей части… в их лесных ароматах так приютно, но увы — здесь только зола…

Острые ее колени прижались к груди, нос уткнулся в подушку, и через мгновение терновая принцесса задышала ровно и тихо, позабыв обо всех на свете тревогах.

— Спи, — кивнул Таальвен Валишер. Откровения Изольды, сказанные в полудреме, грели ему душу. Отныне каждое словечко ценилось им дороже любого сокровища.

* * *

Колдунья очнулась, словно выбралась на берег из темной густой глубины, и первое, что заприметил ее взгляд, — алое сияние на украшенных гобеленами стенах.