ТЕРРА против Империи

– Влезай и закрой окно, Дрейн. Я надеюсь, ни кто не видел, как ты прибыл?

– Луиза? Девушка засмеялась.

– А ты ожидал увидеть Грегора Малика? Она подняла масляную лампу повыше, чтобы посмотреть на него.

Промокший, бородатый, трясущийся в своем карфагенском плаще, Ганнибал Форчун чихнул. Дождевая вода струилась с его завитых волос и капала с носа.

– Наконец-то, — сказала Луиза, подавляя сме шок, — ты больше не похож на профессионального героя. Где Уэбли?

– В Карфагене.

– Да?

– Он не знает, что я здесь. Я приехал повидаться с тобой.

Тебе не стоило это делать. — Тон ее голоса не ожиданно стал серьезным; в нем появились нотки испуга, когда она продолжила: — Если кто-нибудь увидит тебя, это может разрушить все, что я создала за целый год работы.

– Никто меня не видел, — быстро заверил он ее. — Я не новичок в таких играх.

– Но может увидеть в любой момент.

– Это так ты меня встречаешь?

– А что ты ожидал? Ты хочешь, чтобы я пог ладила тебя по головке и сказала, какой ты умный мальчик?

Смущенно переступив промокшими ногами, Форчун грустно посмотрел на нее. Ощущение отчуждения, которое он впервые почувствовал, когда увидел на ТЕРРЕ ее измененное лицо, вернулось. Ганнибал Форчун, герой, уменьшился до замерзшего, трясущегося Дрейна Вокайени, как дублер, так и не взятый на главную роль. Как Дон Кихот, разочаровавшийся даже в ветряных мельницах.

– Ты сумела забыть все, да?

– Извини, — сказала она. — Это жестоко с моей стороны. Мне было очень тяжело без тебя в первые несколько недель. Я любила тебя.

– Любила… — повторил он, и в голосе его слышалась безнадежность.

Луиза кивнула.

– Я больше не могу себе этого позволить, — твердо сказала она. — И ты тоже.

Он глубоко вздохнул, не зная, что ответить. Видя, как он мучается, Луиза смягчилась.

– У меня были и хорошие чувства, и плохие. В конце концов я решила, что глупо будет продол жать жалеть об этом.

– Я так скучал по тебе, — сказал Форчун, стараясь, чтобы это прозвучало как можно искреннее.

– Я тоже сначала скучала по тебе, — спокойно сказала она. — Но я пережила это.

– Спасибо.

Дорогой Дрейн, я не видела тебя больше года. Для тебя прошло всего — сколько? Два дня? Три? Поверь мне, любимый, ты переживешь это. Нужно только время, и все.

– Ты права, — неуверенно согласился он. — Глупо было с моей стороны ожидать чего-либо другого.

– Каждый имеет право иногда ошибаться. — Она улыбнулась, вспомнив что-то. — Я написала стихи несколько месяцев назад. Так, ерунда.

– Я желал бы почитать. Ему хотелось любой ценой продолжить свидание. Она разыскала стихи безнадежно быстро. Он развернул лист бумаги и прочитал — тоже слишком быстро:

Блестящие глаза самки Влюбленные, нежные Губы, на которых слабая зовущая улыбка. Опущенные ресницы скрывают мгновенный испуг Малейшего сомнения. На все вопросы есть ответы. Оба знают, что как-то, где-то Два сердца должны разделить прикосновение. Губы кратко встречаются В мягкости сладкой защищающей ночи. Разделяясь, любя, Два тела прижимаются в исполненном страсти объятии. Две души сливаются в одну. Любовь свершилась, и время исполнило свой бег, Час расставания, Колебаний, Нежелания Исполнился. Помни, И в воспоминании не оставь сожаления, Нежные думы О том, что прошедшее — Хотя и ушло, Было светлым.

Форчун свернул листок и сунул его за пазуху.

– Когда ты это написала?

Луиза пожала плечами. — Шесть, семь месяцев назад.

– Понятно. Ты хорошо пишешь. — Внутренне он содрогнулся от банальности своих слов.

– Это слабые стихи. И мне не совсем нравится конец.

– Мне тоже… Я все еще хочу тебя, Луиза.

– Я знаю. Но правда, все кончено. Все ушло, не старайся вернуть это. Никогда не бывает хорошо, когда пытаешься вернуть прошлое.

– Кто это тебе сказал?

Она улыбнулась:

– Мы знали с самого начала, что люди вроде нас не могут себе позволить влюбляться. Я знаю, что ты чувствуешь, Дрейн, но я ничем не могу тебе помочь.

– Не думаю.

– Может, и нет, — согласилась она, пожимая плечами. — Но это ничего не меняет. Ты здесь быть не должен!

– Это все, что тебя беспокоит?

– Разве этого недостаточно? У меня здесь работа.

– Я думаю, я имею право быть раздраженной всем, что составляет опасность для моей резиденции.

Форчун усмехнулся:

– Если была бы какая-нибудь опасность, я бы, конечно, не пришел.

– Я не верю.

Он потянулся к ней, но она быстро отвернулась.

– Ты все еще хочешь, чтобы я ушел?

– Да.

– Луиза…

– Я хочу, чтобы ты ушел, — настаивала она. — Возвращайся туда, где ты должен быть, и оставь меня в покое.

– Хорошо, — медленно сказал Форчун. — Если ты этого хочешь…

– Я этого хочу, — заверила она его. — И постарайся, чтобы тебя никто не увидел. Здесь неласково относятся к незнакомцам, путающимся с чужими женщинами.

Она задула лампу. Не говоря ни слова, Ганнибал повернулся и вылез через окно.

6 ЗАСАДА

Оказавшись внутри корабля, Форчун с отвращением сорвал промокший плащ и бросил его в угол. Туника осталась относительно сухой — но с его бороды лились ручьи. Он помянул недобрым словом изобретателя ее молекулярного состава, не позволявшего отцепить эту богатую растительность. Лужицы воды сделали пол под ногами скользким.

Снаружи по-прежнему гремела гроза, молнии пронизывали темноту, улицы города секли злые ветра. Ярость природы была под стать настроению Ганнибала, когда он злобно нажимал кнопки корабля, чтобы вернуть ему невидимость.

Мужчину иногда охватывает оцепенение, когда он обнаруживает, что его больше не хочет та женщина, для которой он был небезразличен и которой он придавал такое же значение в своей жизни. Это ужасное ощущение, которое обычно интерпретируется организмом как угроза его жизнедеятельности и вызывает мгновенный всплеск самозащиты, которая включает сильный импульс мщения. Но кому? Луизе, любимой им больше всего на свете? Он не знал, что делать.