Территория войны
Шрифт:
— Нет, Лен! Не обижайся! Но я пока тебе бумаги не отдам! Пока! Потом — пожалуйста!
— Когда потом?! Ты, что задумал — в одиночку все раскрыть? Ты, что — Рэмбо, мать твою?! Они ведь сотрут тебя в порошок! Тебе, что — этой Вики мало? Тебе Злобиной мало?! Или тебе брата твоего — Сергея мало?! Алик — опомнись! Опомнись! Это не боевик — а ты не Сильвестер Сталоне!
— Да, я все понимаю! Но я хочу выиграть в этой страшной игре! А не быть статистом! Не быть пешкой — в чьих то руках! Поэтому я боюсь раскрывать свои карты! Я и так тебе много рассказал! Много! И спасибо конечно тебе, что
Воропаева неожиданно рассмеялась. Ее смех, был немного похож на истерику. Земский, с удивлением смотрел — как она, опустив голову, трясется от хохота. Пышные волосы Елены — забавно тряслись от каждого вздоха.
— Алик! Ты, что же думаешь, что я вот так — ради работы, приперлась, к тебе домой и отдала тебе — важную улику?! Просто так?! Просто, взяла и ради своей чертовой работы — пришла и отдала? Ты, что думаешь, я ради раскрытия этого дела. Вот так пойду к первому встречному, и начну ему вещь доки разносить? — давясь от хохота, спросила Воропаева.
Земский, не мог понять — куда клонит женщина. Елена, смахнула слезы с глаз и, посмотрев на потолок — сказала, неожиданно серьезным голосом:
— Налей ка мне выпить!
Земский, налил ей водки. Елена, как заправский пьяница — выпила одним глотком содержимое рюмки. Она взглянула в глаза Альберта. Он в свою очередь, в ее взгляде увидел боль и печаль. Слезы, выступившие у нее на ресницы — уже не были слезами смеха.
— Алик! Мне ты сделал сейчас больно! Пойми! Сделал! У меня и так на душе, черт знает что! А ты вот так! Раз и сказал! Причислил меня — к какой то, тетке — лишенной всякой души! Не справедливо это, Алик! — Елена заплакала.
Земскому стало жаль женщину. Он погладил ее по руке. Воропаева в раздражении отдернула свою руку.
— Да пошел ты! Как ты мог! Я ведь от чистого сердца! Взяла, вот так прибежала к тебе после работы! Принесла тебе — твои поганые ключи, которые ты сунул этому Борзову! И не кто! Слышишь! Никто о них не знает! Только я! — рыдала Воропаева.
Она громко всхлипывала. Земский немного испугался. Успокаивать — вот так, следователя прокуратуры, пусть даже она и старая институтская любовь — не входило, не в какие рамки. Нет. Это уже слишком.
Воропаева немного успокоилась. Налив себе водки — она выпила. Тяжело вздохнув — посмотрела на Альберта красными, от слез глазами — спросила, немного охрипшим голосом:
— Ты, что, любил ее?
— Кого?
— Путятину?!
Земский опешил. Женщины. Они даже в такие секунды задают — нелепые вопросы.
— Лена! Опомнись! Какая любовь? Я же говорю — мы с ней два раза виделись! Мне она нужна была, что бы хоть какую то информацию получить! Лена, как ты не поймешь! У меня выхода не было!
— Вот значит ты какой? Ты смог с женщиной, лечь в постель, ради информации? Ради того, что бы узнать, об этом, чертовом деле? — не унималась Воропаева.
Ее голос дрожал. Земский, в бессилие замычал. Стукнув, кулаком по столу, он прикрикнул:
— Да пойми ты! Она мне рассказала
про Борца! Она мне сказала — что он страшный человек! Что он мог убить моего брата! Вот что! И главное — я узнал, что она причастна была к этому всему! Она была в списке — и ее убили!Воропаева тяжело вздохнула. Она успокоилась. Помолчав — она даже улыбнулась.
— Алик! А давай я хоть яичницу поджарю! А то — водку пить, на голодный желудок — вредно! — сказала она миролюбиво. — Да и не ела, я ничего после работы. Сюда вот сразу пришла. К тебе!
Земский тоже улыбнулся. Ему вдруг стало приятно. Он вспомнил — их студенческие годы. Тогда, Лена вот так, же приходя, к нему домой — командовала на кухне, готовя ужин.
И все — таки, как быстро у женщин, меняется настроение.
Воропаева надела цветастый передник и стала похожа на домохозяйку. Она чистила лук над раковиной и то и дело поворачивалась — глядя на Альберта. Он сидел и курил. В таких минутах — была своя прелесть, давно, забытая прелесть.
— Алик. Скажи честно — что ты собираешься делать? — спросила Елена, ставя шипящую сковородку — на подставку.
— Там огурчики в холодильнике, и икра кабачковая есть, — не отвечая на вопрос, сказал Альберт.
— Ты так же все любишь кабачковую икру?
— Да. Я не изменяю своему вкусу, — пошутил Земский.
Они молчали — пока ели ужин. Елена то и дело сжимала салфетку в кулачок. Земский видел — она волнуется. Когда трапеза была окончена — Елена спросила:
— И все же Алик? Что ты собираешься делать?
— Я хочу, что бы ты мне помогла!
— Я? Я и так тебе помогаю!
— Нет! Без официоза! Мне надо встретится с Люгером! Встретится с Борцем! Я хочу сам поговорить с ними! И еще! Мне надо знать — кто такой Самохвалов?! И главное — узнай, насколько Борц, действительно владеет этим самым — Сибирьтранскапиталкомерцметаллбанком?!
Воропаева усмехнулась. Вытирая губы салфеткой — она ехидно сказала:
— А ты диктатор Земский! Как был диктатором — так и остался! Только себя любишь!
— А ты? Ты кого любишь?
Воропаева опустила глаза. Встав с табуретки, она сняла передник и поправила юбку.
— Мне пора. Хорошо — я сделаю, что ты просишь! Но учти, ты мне после этого — отдашь эти бумаги! Мне они нужны! Проводи меня!
Елена вышла в прихожую. Альберт шел за ней молча. Он смотрел, как она расчесывается — гладя в зеркало. В полумраке вечера, ее силуэт, был, словно воспоминанием из прошлого. Он маячил забытым и приятным обликом.
— Тебе есть куда торопиться? Тебя кто — то ждет? — сказал он тихо и грустно.
Елена на мгновение замерла. Она посмотрела на него с тревогой — пытаясь понять, серьезно, он спрашивает, или нет.
Вздохнув, она сказала:
— У меня дочь. И мама. Они, наверное — потеряли уже меня.
— И все?
Елена не ответила. Надев сапоги, она потянулась за пальто.
— Ты, знаешь, а я один. Вот так получилось. И мне больно, что жизнь проходит — а я, один, — сказал он почти шепотом.
Елена вздрогнула. Она посмотрела на Альберта. И хотя в прихожей царил полумрак, все — таки рассмотрела его лицо. Она шагнула к нему. Шагнула решительно. Властно положила свои руки ему на плечи.