Территория

Площадка для пикников была предусмотрительно расчищена обслугой. Несколько столиков были уже заняты отдыхающими. Лекс с подругой помахали им рукой в знак приветствия и пристроились на скамейке с краю у обрыва. Оттуда открывался живописный вид на научный кластер и дальше на высотки Новой Москвы, чуть подернутые морозной дымкой, в которой медленно, отражая гранями лучи скупого зимнего солнца, оседали кристаллики изморози.

Научный кластер, в котором располагалась лаборатория Лекса, состоял из двух десятков кубических зданий, расположенных в шахматном порядке в долине реки Марха. Кубы были выполнены из монолитного бетона, имели размеры двести на двести метров и двадцать этажей в высоту. Наружная поверхность была полностью остеклена тонированными полупрозрачными панелями, которые в светлое время суток работали как солнечные батареи. Из-за такого оформления здания смотрелись как диковинные кристаллы, аккуратно расставленные великаном вдоль небольшой, покрытой льдом горной речушки.

Каждое строение было полностью автономно, за исключением электричества, которое подводилось от одной из двух атомных станций, питавших Сектор Альфа. Внутри располагались лаборатории, аудитории, научные центры, испытательные площадки и вся прочая инфраструктура, необходимая для того, чтобы ученые даже в такое нелегкое для человечества время двигали науку вперед. Здания были соединены стеклянными трубами переходов, по которым эскалаторы доставляли желающих в любую точку кластера. Тоннели для грузового транспорта располагались под землей и сходились на железнодорожном терминале, куда прибывало габаритное оборудование, рабочие смены и всякие полезные грузы.

Внутри куб представлял собой конструкцию из монолитных железобетонных балок и перекрытий, которую можно было распланировать в зависимости от конкретных потребностей. Единственной общей чертой каждого здания было то, что верхний этаж занимал просторный светлый зимний сад с фонтанами, прудами, экзотическими птичками, зонами отдыха и спортивными площадками.

В общем, для ученых была создана самая комфортная среда и Лекс был рад, что ему посчастливилось работать именно здесь, а не в одной из полевых лабораторий, разбросанных по дальним долинам сектора.

Стряхнув со скамейки изморозь, молодые люди достали из рюкзачка термокружки с подогревом и долго сидели, неторопливо потягивая горячий шоколад, молча глядя на раскинувшуюся внизу долину.

– Минус двадцать три, – сказал Лекс, считав информацию со своего нейрочипа.

– Ага, – кивнула Татьяна. – Хорошо, что ветра нет, а то пришлось бы опускать щитки капюшона, а шоколад цедить через трубочку.

– Красиво, – он откинулся на спинку скамейки и притянул подругу к себе.

– Красиво, – согласилась девушка и прижалась к его плечу. – Я была со своими студентами в музее Территории. Видела фотографии этого места полувековой давности. Здесь лесотундра была. Олени, зверушки всякие. Потом, когда подтаяла мерзлота, все сожгли пожары. А теперь, когда все подсохло, сосняк вырос, осины с березками. Осенью тут красиво. Только ветер сильный.

– Я разговаривал с приятелем из Климат-контроля 6 . Они вроде вплотную подошли к созданию эффективного метода изъятия парниковых газов из атмосферы. Биологи вывели особую форму цианобактерий 7 , способных жить при дефиците воды вроде как даже в болотах и вообще на влажной почве. Так вот у них ускоренный фотосинтез. Они забирают углекислый газ из атмосферы, а отдают кислород в десятки раз быстрее, чем их обычные сородичи. Правда, это приводит к лавинообразному размножению. Но биологи говорят, что их можно использовать как биомассу для откорма на фермах. Так что все на пользу.

6

Служба контроля климата Территории – орган, отвечающий за прогнозирование метеоусловий и планирование мер по минимизации ущерба.

7

Они же сине-зеленые водоросли – одноклеточные нитчатые колониальные микроорганизмы. Низшее звено, участвующее в фотосинтезе.

– И какие прогнозы? – Татьяна сделала глоток горячего шоколада и выдохнула облачко пара, которое медленно растворилось в морозном воздухе.

– Модели говорят, что, если так же будет решена проблема с метаном в атмосфере, понадобится лет сто пятьдесят, чтобы вернуть все к положению на начало века.

– Блин. Долго. Интересно, удастся ли восстановить заброшенные города? Вот бы на старую Москву посмотреть.

– Туда нормальным людям не попасть. Но мой дядюшка был там. Он важный погранец 8 . Начальник участка. Так вот по молодости он туда летал на дежурство. Там тысяч десять гражданских сквотеров 9 осталось по окраинам и около тысячи военных в самом центре. Кремль охраняют. Туда добра всякого свезли кучу со всей России. Исторические ценности, артефакты разные из прошлого. Наследие нации.

8

Пограничник.

9

Незаконные поселенцы.

– Если охраняют, значит есть надежда на то, что жизнь туда вернется.

– Что-то я слабо в это верю, – вздохнул Лекс. – Думаю, этот мрак будет длиться столетиями. У нас двести лет ушло, чтобы разрушить планету. Теперь, чтобы восстановить ее, понадобится столько же.

– Может, бактерии сработают, – без особой надежды в голосе проговорила Татьяна. – Хотелось бы, чтобы если не мы, так хоть наши дети пожили, как предки. Чтоб по лесам можно было походить, в море покупаться, попутешествовать. Я часто смотрю старые программы про разные страны, про города, про природу, что была на планете, про туризм. Раньше много было туристов. Люди часто ходили в походы, в лес, в горы, в разные интересные места. И сюда тоже, хотя полвека назад климат здесь был суровый даже летом. Вон и надпись выбили на камне, – она показала варежкой на огромный, лежащий рядом на краю площадки валун. На его замшелом боку была выбита каким-то инструментом надпись: «ГРЭ-3. 1956 г.».

– Это не туристы, Тань, – Лекс быстро проверил аббревиатуру по нейрочипу. – Эти буквы означают геолого-разведывательная экспедиция. Геологи. Почти полтора века назад. Они здесь искали полезные ископаемые.

– А… – немного разочарованно протянула девушка. – А я думала туристы. Все равно. Жаль, что сейчас нельзя путешествовать. Махнули бы на море.

– Да. Было бы здорово. Секунду, у меня вызов, – Лекс коснулся большим пальцем небольшого бугорка на шее, активируя имплантированный чип-ларингофон, снимавший колебания с голосовых связок и позволявший говорить, не открывая рта. Звонил руководитель, профессор Швабе.

– Добрый день, коллега. Вижу, вы с Танюшей наслаждаетесь погожим деньком, – прозвучал в мозге транслируемый нейрочипом голос с характерным немецким акцентом. – Одобряю. Как закончите прогулку, свяжитесь со мной по терминалу. В АНТ 10 наметился проект как раз по нашей тематике. Они создают с военными совместную полевую группу. Я предложил вашу кандидатуру. Детали обсудим позже. Я уже вылетел к вам. Благо, погода позволяет пользоваться самолетом. Вид из окна сверху, скажу вам, великолепный.

10

Академия наук Территории.

– Вы сказали полевую группу?

– Да, мой друг. Планируется долгий выход в Пустоши. Но все детали позже. А пока – до встречи.

– По работе? – спросила Татьяна.

– Ага, – кивнул Лекс. – Вроде планируется долгий полевой выход.

– Насколько долгий? – она теснее прижалась к нему.

– Понятия не имею. Ни по времени, ни по теме. Босс темнит, не хочет в открытом эфире говорить. Наверно, что-то серьезное.

– Я буду скучать.

– Я тоже, – он повернулся к ней, снял перчатку, чуть приподнял подбородок и нежно поцеловал в губы.

* * *

Руководитель Лекса прилетел через два часа. Ведущая лаборатория направления, которое вел Швабе, располагалась в научном кластере в Секторе Бета на западе Территории. В обычное время из-за штормовых ветров пришлось бы тратить часов шестнадцать, чтобы преодолеть на поезде расстояние в 600 километров, но сейчас погода стояла хорошая и полеты были разрешены.

Профессор был одним из корифеев темы влияния климатической катастрофы на геном человека. Изменение газового баланса атмосферы, резкое ухудшение общего состояния природной среды и применение вирусов для сокращения населения планеты не могли не сказаться на наследственности людей. К тому же эта тема очень беспокоила руководство Академии наук Территории, поэтому оно не жалело денег на исследования.