Террор после 1917. Супертеррор. Сопротивление.
Шрифт:
Одолели нас люди заезжие,
А своих не пускают домой.
Видно, кто-то нас смог рассеять,
И ничья не понятна вина.
Ты, Росея моя, Россея
Азиатская сторона.
Как указывает И. Лысцов в книге «Убийство Есенина», — «Эрлихи» подслушали, как Есенин в момент откровения обмолвился, что «нам нужен был не «февраль» и «октябрь», а какой-нибудь «ноябрь». Сергей имел ввиду мюнхенское восстание немецких патриотов во главе с Гитлером в 1923 году, не
Во время ареста «русских фашистов» в 1924 году Есенин, по чьему-то мудрому совету, пустился в путешествие по Кавказу — Тифлис, Баку, хотя у него были большие проблемы с деньгами.
Но когда Есенин весной 1925 года вернулся в Москву в надежде, что его забыли или простили красные комиссары, то это было заблуждение. Более того, в это время не только ГПУ стало пристально за ним наблюдать, но прогрессивное гегемонское «общество» начало устраивать травлю С. Есенина. Как пишет в своей книге Лев Карохин («Вольф Эрлих — друг и ученик Сергея Есенина», СПб, 2007 г.), ссылаясь на Эрлиха, — «Пол города знает, а вы не знаете? ...Опять антисемитская выходка. Говорят (Есенин), какому-то еврею актеру в морду въехал. Вообще — скандал» (то есть — если бы русскому в морду — то скандала не было бы — Р.К.)
Хотя по другой версии того же Эрлиха ситуация, скорее всего, была другой: «Есенин был на вечере Рины Зеленой в студии Ходотова. Актер В. подошел к нему сзади и сзади же ударил его со словами: «Ты жидов ругаешь? Получай!». А потом спешно разнесли по городу, что антисемит Есенин ударил жида. Характерная история. Рина Зеленая (интернет) в своей книге «Разрозненные страницы» пишет: «Шел какой-то смешанный концерт, народу было страшно много. Потом до нас донеслись какие-то громкие звуки. В антракте мы узнали, что произошла целая история. Какие-то кретины из числа присутствовавших стали задевать дурацкими, оскорбительными репликами Сергея Есенина. Он легко поддавался на такие провокации — начал ругаться. Одни его останавливали, стыдили, другие наоборот, подзуживали. Короче началась драка».
Заметьте — тех зачинщиков, придравшихся и оскорбивших Есенина, не останавливали и не стыдили. Эти две истории передают атмосферу того времени вокруг Есенина, — его третировали, и провокациями пытались дискредитировать и очередной раз натравить на него милицию или ГПУ.
В конце 1924 года, 9 декабря власти всё-таки решили под видом ограбления застрелить бывшего патриарха Тихона, который пытался объяснить народу своё раскаяние, но ворвавшись ночью в дом к Тихону, нападавшие в темноте всадили три пули в несчастного келейника Я. Полозова, убив его. Весной 1925 года расстреляли группу А. Ганина.
В это время Советские власти не знали, что делать с арестованным известным террористом Б. Савинковым. Вроде свой, а вроде себе на уме, неизвестно — что от него ждать, и пользы никакой, но на всякий случай не мешало бы почистить. Емельян Губельман — Ярославский 30 августа 1924 года пытался «повесить» покушение на Ленина в 1918 г. на Савинкова, чтобы был повод расстрелять, не получилось.
Усталый Савинков в письме Дзержинскому 7 мая 1925 года написал: «либо расстреляйте, либо дайте возможность работать; я был против вас, теперь я с вами». Расстрелять этого авторитета — слишком шумно, дать работать — рискованно, — и «случайно» сбросили в лестничный пролет, погиб. В общем, коммунисты прогрессировали и от «грубой работы» переходили к «тонкой».
Из некоторых стихов С. Есенина видно, что он разочаровался «вылечить» свой народ от глубоко пропитавшего его дурмана красной пропаганды, и в отчаянии писал:
С горы идёт крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Весёлым криком оглашая дол.
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Против Есенина в Москве было возбуждено несколько уголовных дел, и даже Луначарский обращался письменно к судье Липкину с просьбой их закрыть — чтобы «не было скандала вокруг известного русского советского поэта». Была дилемма — надо закрыть ему рот, но чтобы без скандала. Многие исследователи обратили внимание, что Есенин стал бояться слежки, стал сверхосторожным.
Летом 1925 года у Сергея Есенина произошли радостные события — он женился на внучке знаменитого писателя Л.Н. Толстого — Софье Толстой, помолвка состоялась 25 июля. И 26 июля они уехали в «свадебное путешествие» в Баку. В сентябре вернулись и 18 сентября сыграли в Москве свадьбу. С деньгами у Есенина тоже было хорошо — Госиздат купил его сочинения для издания трехтомника. Есенин по-прежнему много выпивал в различных компаниях, но его жена начала с этим бороться и подключила врачей. Есенин заканчивал угрюмую поэму «Черный человек», в которой звучало тягостное предчувствие надвигающейся беды:
«Черный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу.
В конце декабря 1925 года Есенин приехал в Ленинград, чтобы найти квартиру и переехать с молодой женой жить в этот город на Неве. И вечером 27 декабря или в ночь на 28 декабря произошла трагедия — убийство С. Есенина.
Некоторые подробности этого убийства стали широко известны только в период перестройки и краха СССР. Рассказывает Н.Н. Браун: «Мой отец (Н.Л. Браун) и Борис Лавренёв находились утром 28 декабря в редакции журнала «Звезда», располагавшемся в Доме книги. Позвонивший по телефону Медведев сообщил, что «Есенин покончил с собой» и поэтому они должны идти в «Ангелетер». И они пошли. То, что они там увидели, заставило их содрогнуться. Они категорически отказались поставить подписи под протоколом, который им сразу показался подложным. Подписи поставили: кадр ОГПУ Эрлих, Медведев, председатель Союза писателей Фроман, Рождественский..
И ещё мне отец рассказал, что Есенин, лежащий на полу, был в крупицах какой-то земли, которая была на его брюках, в частицах песка были его волосы, «Его привезли, вероятно, с допроса...»
Это вполне могло быть — ведь достоверная информация о Есенине прерывается в момент его выезда из Москвы. Все рассказы о последних днях Есенина выглядят так, будто нескольким людям дали задание описать их и они целенаправленно писали...
Мой отец Браун Николай Леопольдович рассказал следующее: смертельная рана, глубоко уходящая, была у Есенина над правым глазом, под бровью, пробита. (Это хорошо видно на гипсовой маске лица Есенина сделанной после смерти). Переносье было пробито на уровне бровей и левый глаз запал. Никакой странгуляционной борозды на шее не было.