Террор

Охваченный безотчетной яростью, Крозье стремительно вышел из черного помещения, прошагал через фиолетовое, остановился в белом зале и грозным голосом крикнул офицера — любого офицера.

Сатир в длинной маске из папье-маше и с приапическим конусом, торчащим из-под красного ремня, подбежал к нему на черных копытах, подвязанных к грубым башмакам.

– Да, сэр?

– Снимите эту чертову маску!

— Есть, капитан, — откликнулся сатир, поднимая на лоб маску и оборачиваясь Томасом Р. Фарром, грот-марсовым старшиной «Террора».

Стоявшая поблизости китаянка с огромными грудями стянула маску вниз, явив взорам круглую толстую физиономию кока, мистера Диггла. Рядом с Дигглом стояла гигантская крыса, которая приспустила свою мерзкую личину достаточно низко, чтобы показать лицо лейтенанта Джеймса Уолтера Фейрхольма с «Эребуса».

— Что, черт побери, все это значит? — проревел Крозье. При звуках его голоса разнообразные фантастические существа съежились и попятились к белым стенам.

— Что именно, капитан? — спросил лейтенант Фейрхольм.

– Вот это! — рявкнул Крозье, широким взмахом обеих рук указывая на белые стены, снасти такелажа над головой, факелы… на все сразу.

– Ничего не значит, капитан, — ответил мистер Фарр. — Это просто… карнавал.

Крозье всегда считал Фарра надежным, здравомыслящим человеком и прекрасным грот-марсовым старшиной.

— Мистер Фарр, вы участвовали в такелажных работах здесь? — резко осведомился он.

— Да, капитан.

– А вы, лейтенант Фейрхольм, вы знали о… о медвежьей голове… выставленной столь диким и несуразным образом в последнем помещении?

– Да, капитан, — ответил Фейрхольм. На длинном обветренном лице лейтенанта не отразилось ни малейшего страха перед гневом начальника экспедиции. — Я самолично застрелил медведя. Вчера вечером. Если точнее, двух медведей. Самку и почти взрослого детеныша. Мы собираемся пожарить мясо между одиннадцатью и полуночью — устроить своего рода пиршество, сэр.

Крозье буравил мужчин взглядом. Сердце у него бешено колотилось, в душе клокотал гнев, который — сейчас подогретый недавно выпитым виски и сознанием, что в грядущие дни придется обходиться без спиртного, — на суше частенько доводил его до рукоприкладства.

Но здесь он должен соблюдать осторожность.

— Мистер Диггл, — наконец обратился он к жирной китаянке с огромными грудями, — вы знаете, что печень белого медведя опасна для здоровья?

Двойной подбородок Диггла запрыгал, как и подушечные груди под ним.

— О да, капитан. В печени этого полярного зверя содержится какая-то гадость, которую оттуда не вытравить, сколько ни жарь. К сегодняшнему пиршеству я не собираюсь готовить ни печень, ни легкие, капитан, уверяю вас. Только свежее мясо — сотни фунтов свежего мяса, запеченного, прокопченного и прожаренного наилучшим образом, сэр.

Голос подал лейтенант Фейрхольм.

– Люди сочли за доброе предзнаменование тот факт, что мы натолкнулись на двух медведей на льду и сумели убить их, капитан. Все с нетерпением ждут полночного пиршества.

– Почему мне не доложили о медведях? — осведомился Крозье.

Офицер, грот-марсовый старшина и кок переглянулись. Стоявшие поблизости птицы и феи — тоже.

— Мы убили самку и детеныша вчера поздно вечером, капитан, — наконец сказал Фейрхольм. — Полагаю, сообщение между кораблями сегодня осуществлялось в одностороннем порядке: люди с «Террора» приходили, чтобы принять участие в подготовке к карнавалу, но посыльные с «Эребуса» не отправлялись. Прошу прощения, что не поставил вас в известность, сэр.

Крозье знал, что повинен в данном упущении Фицджеймс. И знал, что все мужчины вокруг знают это.

– Хорошо, — после долгой паузы промолвил он. — Продолжайте развлекаться. — Но когда люди начали снова надевать маски, он добавил: — И молите Бога, чтобы часы сэра Джона остались в целости и сохранности.

– Есть, капитан, — хором откликнулись все маски вокруг.

Бросив последний, почти опасливый взгляд назад, в сторону ужасного черного зала (повергшего Френсиса Крозье в такой тяжелый приступ депрессии, какой он редко испытывал за пятьдесят семь лет своей хронической меланхолии), он вышел из белого покоя в оранжевый, из оранжевого в зеленый, из зеленого в пурпурный, из пурпурного в синий, а из синего на открытый темный лед.

Только выйдя из разноцветного парусинового лабиринта, Крозье почувствовал, что в состоянии дышать ровно.

Фигуры в причудливых нарядах боязливо сторонились сердито насупленного капитана, когда он шагал к «Эребусу» и темной, тепло укутанной фигуре, стоявшей на верху ледяного откоса.

Капитан Фицджеймс стоял в одиночестве у фальшборта, на самом верху ската. Он курил трубку.

— Добрый вечер, капитан Крозье.

— Добрый вечер, капитан Фицджеймс. Вы заглядывали внутрь этого… этого…

Не найдя подходящего слова, Крозье махнул рукой в сторону шумного, озаренного светом факелов города из парусиновых стен и хитроумно натянутых снастей такелажа.

— Да, разумеется, — ответил Фицджеймс. — Я бы сказал, люди проявили поразительную изобретательность.

На это Крозье было нечего сказать.

— Теперь вопрос в том, — продолжал Фицджеймс, — пойдет ли весь этот многочасовой труд и вся эта изобретательность на пользу экспедиции… или же сослужит службу дьяволу.

Крозье попытался заглянуть в глаза молодому офицеру, спрятанные под козырьком фуражки, поверх обмотанной шерстяным шарфом. Он не понимал, шутит Фицджеймс или говорит серьезно.

— Кому принадлежала идея соорудить этот… лабиринт? — спросил Крозье. — Разноцветные отсеки? Черный зал?

Фицджеймс затянулся, отнял трубку от рта и хихикнул.

— Все это придумал молодой Ричард Эйлмор.

— Эйлмор? — повторил Крозье. Имя он помнил, но человека едва ли. — Ваш стюард?

— Точно.

Крозье вспомнил щуплого мужчину с запавшими задумчивыми глазами, педантичными нотками в голосе и жидкими черными усами.

— Откуда, черт возьми, он взял все это?

— Эйлмор несколько лет жил в Соединенных Штатах, прежде чем вернулся домой в сорок четвертом году и нанялся на работу в Службу географических исследований, — сказал Фицджеймс. Его зубы легко постукивали по черенку трубки. — Он утверждает, что в сорок втором году, когда жил в Бостоне у своего кузена, читал один дурацкий рассказ с описанием точно такого маскарада, с такими вот разноцветными залами. В дешевом журнальчике под названием «Грэмз мэгэзин», если мне не изменяет память. Эйлмор не помнит толком сюжета рассказа, но помнит, что речь там шла о странном бале-маскараде, который устраивал некий принц Просперо… и он абсолютно уверен, что залы там располагались именно в такой последовательности, с ужасной черной комнатой в конце анфилады.

Крозье мог лишь потрясти головой.

— Френсис, — продолжал Фицджеймс, — в течение двух лет и одного месяца при сэре Джоне спиртное на нашем корабле находилось под строгим запретом. Тем не менее мне удалось тайно пронести на борт три бутылки прекрасного виски, подаренные мне отцом. У меня осталась одна бутылка. Вы окажете мне честь, коли выпьете со мной сегодня. Люди начнут жарить мясо медведей, подстреленных вчера, только через три часа… я разрешил нашему мистеру Уоллу и вашему мистеру Дигглу установить на льду две печи с вельботов, чтобы разогревать блюда типа консервированных овощей, и соорудить огромную жаровню в так называемом Белом зале для приготовления собственно мяса. На худой конец мы хотя бы поедим свежего мяса впервые за три с лишним месяца. Вы согласны посидеть со мной за бутылкой виски в бывшей каюте сэра Джона, пока не настанет время праздничного ужина?