Террорист-демократ

Карл наслаждался своим анонимным путешествием, чувствуя, что может раствориться в этом настоящем море иностранцев, где он никого не знал и его никто не знал, где можно было уверенно выдать себя за кого угодно. Его поездка предпринята по частному поручению, и это наполняло его почти пьянящей радостью.

Экспресс Люфтганзы был чрезвычайно элегантным поездом. Все было идеально, до блеска начищено, в вагоне-ресторане - белые скатерти и хорошо одетые официанты, которые сразу же предложили бесплатно бокал шампанского. Рядом на подносе Карл заметил батарею маленьких бутылок того шампанского, которое обычно подают в самолетах, - "Поммери", и он вежливо спросил, не найдется ли чего-нибудь типично немецкого, раз уж он сейчас в Германии. Официант с немецкой улыбкой предложил полбутылки лилового "Дайнхардс".

Он отдал должное французской кухне. Казалось, прошел только миг, и он снова оказался за столом, покрытым белой скатертью. А ведь по-настоящему Карл оценил европейскую кухню лишь спустя год после возвращения из Калифорнии. Дома он первое время продолжал питаться гамбургерами. Но сейчас ел птицу и пил божоле, и казалось, так и должно быть всегда.

Направляясь в свое купе, Карл бросил взгляд на пейзаж за окном и остановился пораженный, не в состоянии оторвать глаз. Казалось, такое можно увидеть только в кино. И вдруг он понял, что перед ним Рейнская долина.

Стоял декабрь, было пасмурно, земля казалась черно-бурой, и подпорки для кустов на виноградниках белели, как кресты на воинском кладбище; небо было серое, речная вода - коричневатая, голый лес - темно-серый и темно-коричневый. Впрочем, пейзаж был, пожалуй, немного мрачноват. Поезд проходил вдоль бесконечных маленьких немецких деревушек, разноцветные домики которых напоминали ему игрушечную железную дорогу его детства. А если представить себе пейзаж за окном в летних красках, то, безусловно, это было одно из красивейших мест Европы. Каждые три минуты возникал новый рейнский замок, восхитительный, как в сказке. Можно было легко представить себе рыцарей, ведьм и заточенных красавиц.

Карл вошел в купе и достал карту, которую прихватил в самолете. Поезд как раз проходил то место, где Мозель впадает в Рейн.

На минуту он задумался о своем положении в Германии. Он не любит немцев, плохо говорит по-немецки, понимая смысл, но не отдельные слова. Германия для него - это прежде всего фашизм. Его первое представление о немце - человек в полицейской форме с лающей овчаркой на поводке. Немецкие автомобили были тяжелыми, солидными, предназначенными для стариков. Немцы, если их рассматривать с лучшей стороны, - это своего рода американцы, но неуклюжие американцы. Если же посмотреть с другой - это люди шумные, упрямые, вульгарные, жирные и к тому же националисты.

Карлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы припомнить и кое-что другое. В Германии были лучшие в мире пиво, рейнские и мозельские вина, тысячелетняя культура - вон сколько памятников видно даже из окна поезда. Он ценил немецкую музыку. Конечно, Германия не только страна овчарок, это страна Моцарта и Бетховена.

На другой стороне коричневой реки возник новый захватывающий пейзаж - они проезжали скалу Лорелеи. В ней не было ничего особенного, разве что флаг на вершине, а в остальном - обычный изгиб реки. Он порылся в памяти, вспоминая что-нибудь необычное, связанное с этим названием. Может быть, рейнское золото? Конечно, рейнское золото, спрятанное глубоко в скале Лорелеи и охраняемое Нибелунгами. Один из них выковал из этого золота кольцо, кольцо Нибелунгов.

Карл никогда особенно не восхищался Вагнером, и это была первая и пока единственная опера, которую он почувствовал. Поэтому он разозлился, что не сразу вспомнил ее.

В двух метрах от него в коридоре вагона стоял немец его возраста, в пенсне и тоже рассматривал вид за окном. Карл спросил, говорит ли он по-английски, и тот в ответ дружелюбно кивнул. Показав на удалявшуюся скалу, Карл спросил, не там ли было спрятано рейнское золото. Немец широко улыбнулся, сделал шаг вперед, открыл дверь в пустое купе, где ехал один Карл, и протянул руку для приветствия.

– Добро пожаловать в Федеративную Республику, граф Хамильтон. Давайте войдем и присядем на минутку.

Карл вошел в купе и сел, немец последовал за ним, прежде чем продолжить, закрыл дверь и немного церемонно сел напротив.

– Меня зовут Зигфрид Маак, Ведомство по охране конституции. После вашего вопроса о рейнском золоте "Зигфрид", возможно, звучит как шутка. Но я не виноват, меня действительно зовут Зигфрид. Боюсь, это будет менее удивительно, когда вы познакомитесь с моим шефом - его зовут Логе [2] . Чтобы сохранить стиль, нашу операцию следовало бы назвать "Сумерки богов".

2

Ложа (нем).

Оба неожиданно рассмеялись, но потом возник напряженный момент, когда они оценивающе посмотрели друг на друга. Карл - потому, что перед ним был первый живой представитель Ведомства по охране конституции. Зигфрид Маак - потому, что видел наконец воочию этого человека, о котором они с шефом непрерывно думали в последние дни.

Карлу понравилось то, что он увидел. Зигфрид Маак вовсе не был похож на рычащего полицейского капрала с овчаркой, как рисовало немца его воображение.

У Зигфрида Маака сомнений было больше. Действительно ли этот любезный швед с мимическими морщинками вокруг глаз и широкой белозубой улыбкой был тем самым парнем, о котором говорилось в рапорте? Возможно ли, чтобы внешность была так обманчива?

– Если мы кончили шутить, - начал Карл, почувствовав, что пора перестать напряженно улыбаться, - то я бы хотел поинтересоваться, что мы будем делать, когда и как?

– В Бонне вы остановитесь в отеле "Штайгенбергер", мы заказали номер на ваше собственное имя. И мы встретимся сегодня вечером.

– Кто это "вы" и какие у вас обязанности?
– быстро спросил Карл.

– Мы - это шеф и я. В мои функции входит быть вашим наставником во время подготовки, а затем, если операция состоится, - связным. Но к этому вопросу мы вернемся позднее, сегодня вечером. Сейчас я хочу убедиться, что мы прибываем без осложнений и в поезде нет ничего подозрительного. Увидимся вечером, до свидания.

Сказав это, Зигфрид Маак поднялся. Карл также встал и протянул руку. Они вновь одновременно почувствовали себя немного напряженно из-за своего официального поведения. Зигфрид Маак стремительно вышел из купе, аккуратно закрыв за собой дверь. Какое-то время Карл стоял неподвижно, отметив про себя, что немец только один раз произнес название отеля - "Штайгенбергер". Это, должно быть, известное название, и в спешке он полагал, что Карл сразу понял, о чем идет речь. Но Карл подумал, что довольно непрофессионально лишь один раз назвать место встречи.

В то самое мгновение, когда в голове у него созрел этот вывод, дверь открылась.

– Да, - сказал Зигфрид Маак с немного натянутой улыбкой, - отель называется "Штайгенбергер", надеюсь, вы запомнили.

– Да, запомнил, - ответил, улыбнувшись, Карл, и Зигфрид Маак снова исчез.

Минуту спустя Карл снова вышел в коридор, чтобы насладиться видом рейнских замков. Зигфрид Маак больше не появлялся.

* * *

Железнодорожный вокзал в Бонне оказался неожиданно маленьким. Такси стояли чередой, нужно было только перейти перрон, так что Карл, пройдя несколько метров, нырнул в машину. Шофер оказался турком, но название отеля понял сразу. Путь вначале пролегал через живописные, почти идиллические места маленького города. Внезапно машина остановилась перед железнодорожным переездом. Если Карл правильно понял брюзжание шофера, Бонн был единственной столицей в мире, где железная дорога проходит через центр города.