Тессеракт
Шрифт:
— Нет, они кусают меня потому, что я сплю рядом с окном, и еще потому, что я не пью пива.
— Пива? — взвилась Лита и села в кровати.
— Дорогая, ложись обратно.
— Если бы я пил пиво, — раздраженно продолжил Рафаэль и тоже сел в кровати, — они бы и ко мне не приставали.
— Я не пью пиво!
— Еще как пьешь! Ты таскаешь его из холодильника.
— А вот и нет!
— Тогда почему комары к тебе не лезут? Все знают: если пьешь пиво, то тебя не кусают…
— Они кусают тебя, — прервала его Лита, — из-за запаха, потому что ты писаешь в кровать.
— Я? — Рафаэль всплеснул руками. —
— Ты описался на прошлой неделе.
— Что?!
— Ты каждую ночь писаешься.
— Откуда ты знаешь? Ты от пива такая пьяная, что ничего не помнишь.
— Я не пью пиво!
— Ну хватит! — рассердилась Роза. — Лита не пьет пива, а Раффи больше не писает в кровать. А теперь ложитесь и покажите мне, где эта дырка.
Рафаэль протянул руку.
— Вон там, наверху.
— Здесь?
— Выше.
— Теперь вижу… Как же она здесь появилась? — Роза поежилась. — Да нет, я об этом и знать не хочу.
— Это все Раффи.
— Это Лита, ножом. Лита выкатила глаза:
— Ножом?
— Ну да, когда ты по ночам шатаешься по дому.
— Я же сказала, что знать ничего не желаю!
Ладно, давайте закроем дырку куском газеты. Тогда вы сможете спать с открытым окном.
— Давай, — сказал Рафаэль. — Ты хорошо придумала, но газету сдует ветром.
— Знаешь, дорогой, — Роза потерла вспотевшую шею, — сегодня ночью ее вряд ли сдует. Уже несколько дней ни ветерка.
Роза тихонько спустилась по лестнице. Уже в коридоре она с удовлетворением кивнула, заслышав в гостиной звук телевизора, и быстро прошла мимо открытой двери, глядя прямо перед собой, потом двинулась дальше по коридору, перекрестилась на слегка потертого Христа с висевшей на стене репродукции «Тайной вечери» и очутилась на кухне. Она собиралась почитать Manila Times, выпить чашечку кофе и съесть мороженого с ароматом магнолии.
Корасон стояла возле мойки и с деловитым видом переставляла чистые тарелки, которые Роза вымыла полчаса назад.
— Дорогуша, — пропела Корасон, — я постоянно говорила тебе, когда ты еще была как сейчас Лита, что тарелки нужно ставить по размерам, иначе они побьются.
— Он не желает быть этим чертовым юристом! Он хочет стать баскетболистом!
Корасон сделала вид, что не заметила грубости.
— Роза, ему никогда не стать баскетболистом. Это знаешь ты, знает его отец и знаю я. Зачем же позволять ему мечтать о том, чего никогда не будет? Это жестоко.
— Ему всего шесть лет! Две недели назад он хотел стать космонавтом, пока ты его не отговорила!
— Космонавт — это нереально. Космонавт должен быть в хорошей физической форме, а вот юрист — это другое дело.
— Но пока что он хочет быть не юристом, а баскетболистом! И потом, кто знает, чего ему захочется, когда ему исполнится семь лет!
Корасон всхлипнула.
— Я тебя вырастила, а ты разговариваешь со мной таким тоном.
— Ты и врача из меня делать не собиралась, — огрызнулась Роза.
— Что?
— …Ничего.
— Что ты сказала?
— Ничего я не говорила.
— Нет, я ясно слышала, как ты сказала что-то насчет того, как я тебя воспитала.
Роза вздохнула.
— Ты не хотела, чтобы я стала врачом.
— Да как только у тебя язык повернулся!
Кто же тогда оплачивал твою учебу в колледже?— Дядя Рэй.
— Да?! А кто ходил к нему по четыре раза в год, выпрашивая денег?
— А почему вдруг так срочно понадобилось отправлять меня в колледж? Почему так срочно потребовалось убрать меня с глаз долой из Сарапа?
— Неужели ты бы предпочла остаться там?
— Я бы предпочла, чтобы у меня был выбор. Корасон злобно хихикнула.
— Выбор в Сарапе! Скажешь тоже, выбор: стать женой рабочего с лесопилки или рыбака. Вот у меня был выбор!
— Точно! У тебя была масса вариантов.
— Какие уж там варианты…
— Но ты же выбирала между мужчинами!
— Боже мой! — Корасон перекрестилась. — Ничего-то ты не понимаешь. Работаешь врачом в столичной больнице, а ничего не понимаешь.
— Господи, — сказала Роза, но не перекрестилась, — что же мы все вокруг да около? Неужели неясно, что шестилетний мальчик может мечтать…
Что стало с цветущими деревьями? Пока она купала детей, солнце село, но все вокруг переливалось зелеными, красными и синими сполохами. Почему же цвета сохраняются так долго?
— Сегодня сериал про врачей, — сказала Корасон. — Пойду смотреть.
Ее голос еще звенел от обиды, но в нем смутно звучала и ласковая интонация. Это было похоже на выражение ее лица, когда она недавно разговаривала с Раффи, на улыбку, которая силилась пробиться сквозь застывшую мертвую маску.
— «Скорая помощь», — откликнулась Роза, стоя к ней спиной. — Я…
Корасон остановилась.
— …приду попозже.
— Смотри не задерживайся. Через полчаса начинается. Я же не могу смотреть без тебя — не понимаю, о чем там речь. — Через полчаса… Корасон вышла из кухни.
Это случилось неожиданно. Отблеск фар на дороге, яркий свет, заполнивший все вокруг, и разбегающиеся тени. Несущийся «мерседес» с тонированными стеклами.
Пара секунд — и все пропало.
Власть цветка
Городок Сарап был так же похож на Манилу, как тюлька — на акулу. Расположенный в сотне миль от столицы и отделенный от нее горами Сьерра-Мадре, он раскинулся на восточном побережье острова Лусон и смотрел скорее на Филиппины, чем на Южно-Китайское море. Единственным каменным зданием в городке была церковь. Электричества нигде не было, только на лесоскладе имелась своя электростанция. Телефона тоже не было, равно как и асфальта. Была одна артезианская скважина и несколько ручьев, пробивавшихся сквозь толщу гранита и петлявших по саванне.
Суровая и одновременно сонная деревенская жизнь, размеренное течение которой не могли нарушить даже глухие взрывы самодельного динамита, которым рыбаки глушили рыбу, или визг пилы, доносившийся с лесопилки. Единственное, что ее нарушало, так это пьяные драки и тайфуны в конце лета, которые сносили хижины из пальмовых листьев, срывали кокосовые орехи, превращая их в пушечные ядра, и приносили огромные волны, с корнем вырывавшие пальмы.
А еще были драмы, главным действующим лицом которых становилась молодежь со своими проблемами.