Тест на любовь

15

— Так ты вот это называешь «кукольным домиком»? — Таня оторопела. Потом она подняла глаза от домика Ирмы на фотографии и посмотрела на Ольгу. — Ну, ты даешь… — Она вскинула светлые брови. — Ты вот такое хочешь построить? Да как тебе в голову пришло? Сейчас это стоит дикие миллионы. А вообще, конечно, хороший. — Таня покачала головой, понемногу приходя в себя. — Слушай, только не говори мне, что ты заработала камерой. Для такого дома карточки надо было продавать пудами и не у нас.

— Кстати, а чем занимается твой благоверный? — вдруг спросила Ольга.

— Мой благоверный, хорошо тебе известный, все еще преподает, и у него своя крошечная фирмочка. — Таня усмехнулась. — Собирается ломать старые пятиэтажки на севере Москвы. Думает, что такой сладкий кусочек ему обломится. Но, боюсь, Саша рано радуется. Там гуляют хорошие бюджетные деньги, и вряд ли ему они перепадут. Кроме него, в этой сфере полно страждущих. Поэтому дома наверняка сломают другие. — Она махнула рукой. — Слушай, Геро, скажи мне, мы пришли сюда, в бар, и сидим над джином-тоником для чего?

— Пообщаться. Встретиться. Хочется наладить отношения с приятными людьми из прошлого. Понимаешь, нас как-то всех раскидало, а мне хочется, чтобы люди, которые нравились и с кем мне было тепло, продолжали бы меня согревать и сейчас. Душой.

— Ага, а сама ты по-прежнему греть никого не хочешь?

— Нет, почему, ты же помнишь…

— Я, конечно, помню. А кстати, где сейчас Павлик?

— Павлик в порядке. Он почти взрослый мужик. Мы как-то ходили по делам, так меня принимали в лучшем случае за его сестру. Благородные люди. А остальные думали — баба подцепила мальчишку. Он выглядит на все двадцать.

— Ну да, а ты на тридцать три.

— О, спасибо, осадила. А то я думала — на двадцать восемь.

— Не надейся. Это нам всем кажется. Посмотришься в зеркало без свидетелей и кажешься себе юной. А на фоне человечества до старой карги — рукой подать.

— Что мне в тебе всегда нравилось, так это откровенность. Никогда никому не замазывала глаза. Я помню, когда ты работала в востоковедческой библиотеке. — Ольга фыркнула. — Все великие ученые мужи привязывались к тебе — хотели, чтобы ты нашла книгу, откуда они могут списать, но чтобы больше никому этой книги ты не давала. А ты всех посылала.

— Да, посылала. Я была молодая и глупая.

— А сейчас что бы сделала на месте той Тани?

— Я бы уже не посылала, и, как теперь понимаю, мне жилось бы немножко легче. — Она скривила губы. — На нынешнее место я ушла, когда оно было очень завидное. Но все рухнуло, как везде, и мне теперь придется досиживать до пенсии под этими обломками. Кому нужна старая баба?

— Ну, прости, старая — это не про тебя.

— Да ладно, я ведь старше тебя.

— Чего никогда нельзя было сказать. Сейчас тоже, кстати. Ты сама придумала стричься почти наголо?

— Ну, разве это наголо! Посмотрела бы ты, какая я была два года назад.

— Тогда я не могла тебя увидеть. Я была слишком занята собой. Ты ведь знаешь — я жила не одна, у меня был биолог. Нет, я не выходила за него официально.

— Слыхала. Энтомолог. Поймал тебя, как бабочку. Кажется, ты была не первая в его коллекции?

— И не последняя.

— Кого-то он снова поймал?

— Думаю, не без того.

— У вас недолго длилось?

— Знаешь ли, знаешь ли… Про это мы поговорим чуть позже. Так как тебе мой проект «кукольного домика»?

— Потрясающий. Я бы от такого не отказалась.

— Так в чем же дело?

— Конечно, моей Катьке совсем не плохо оставить что-то на этом свете как воспоминание о собственных родителях. — Таня вздохнула.

Катьку она родила поздно, ей было хорошо за тридцать. Сейчас она еще ходит в школу, но Таня с содроганием думает, что дальше. Школа становилась хуже день ото дня, а чтобы отдать дочь в гимназию — нужны деньги. Представить себе, что муж сможет их заработать, невозможно. Так что будет с ребенком? После школы она попробует поступить в бесплатный институт. Но с такими знаниями возможно ли это? Нужны деньги, а взять их негде.

— Ты знаешь, мне богатой уже не быть. И такой дом не построить.

— Доступно трудящимся.

— С ума сошла?

— Доступно трудящимся, — упрямо повторила Ольга.

— Шутишь? Не стыдно? Ты знаешь, какая у меня зарплата?

— Так я же говорю — трудящимся. А не служащим. Я имею в виду тех, кто трудится. От слов «труд», «трудно»… Ты не трудишься, ты просто ходишь на работу. А можешь не ходить и заняться кое-чем другим.

— Дорогая, я стольким занималась в своей жизни, что давно пора на пенсию.

— Да, да, да. Я понимаю ход твоих мыслей, но толку от них никакого. С ними и впрямь только на пенсию. Кстати, у тебя ведь есть дача?

Ольга все ходила вокруг да около, соображая, в какой момент начать задуманный разговор. Ирма сказала ей только одно: делай, как сочтешь нужным.

— Ты же знаешь, мои родители еще при царе Горохе построили собачью конуру. Она почти развалилась. Мы иногда ездим туда, но ты помнишь мою сестрицу? С годами у нее характер не улучшился. Она стала просто невыносимой.

— Кстати, квартира у тебя та же?

— Ага. И та же соседка, вечная Серафима. Орет дурным голосом на внука. Хотя нет, наверное, уже на правнука, но слова те же самые. По второму разу через стенку слушаю.

— Человек — та же пластинка. Стоит только перевернуть… — засмеялась Ольга.

Они потягивали через соломинку джин, сильно разбавленный тоником. Бармен знал Ольгу, мило улыбался и приготовил коктейль так, как она привыкла — пятьдесят граммов джина, много льда, лимонная долька на краю бокала и отдельно — баночка тоника. От фисташек было солоновато во рту.

Ольга заказала пирожное к кофе — оно было из прежней жизни: заварное кольцо, наполненное сладким легким творогом. Тане нравилось в полутьме пустого бара. Они были первыми посетителями. Часа через два сюда набьются мужчины, поднимется гомон, запахнет табаком, но это ближе к вечеру, когда они уже уйдут.

— Господи, мне сейчас станет просто плохо.

— От чего?

— От зависти. Но от зависти не к домику, а к возможностям. Я должна сказать, больше всего в жизни мне хочется выучить Катерину.