Тетрадь в косую линейку

– Ты в прошлой жизни китайцем не был? – иронично подмигнула ему я, пытаясь соскочить со скользкой темы.

– Не знаю, кем я был. А в этой точно, как тот дервиш маюсь периодически: сказать – не сказать.

– Для всех ответ разный. Для меня точно: мне сказать. Я люблю правду любую и принимаю любой. А кто-то живёт по принципу: «я сам обманываться рад» и правда его, как того самого крестьянина, сломать может.

– А вот что бы ты на месте того крестьянина сделала?

– Приняла бы лису. Уже всё случилось: она подговорила нелюбимую крестьянином жену самой в кипяток кинуться, та это сделала сама, из-за своей алчности попытавшись получить то, что не заслужила, значит поделом. Теперь лиса живёт с крестьянином в образе жены, он с ней счастлив. Что ещё надо? Не брать ответственность и типа я тут не причём, «не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены», – привела я цитату из Ильфа и Петрова. – Это как-то по-детски трусливо, если не сказать грубее. Надо уметь расплачиваться по своим счетам.

– Ты и «Двенадцать стульев» любишь. Поразительно.

– Это шедевр, его сложно не любить. Одно: «-Ваш девиз?
– Всегда!» чего стоит. А «Вам дали лучший мех, это шанхайские барсы!»? А про строго спрашивающего пропуск вахтёра, но пропускающего и без него? Да вообще, что ни цитата – шедевр. И не спорь!

– Я не спорю, наоборот, сам люблю. Можно сказать, настольная книга, которая замечательно поднимает настроение.

– Солидарна. А какие ещё книги любишь, если не секрет?

– Сейчас не до книг, работа всё время занимает. Эту пролистываю, когда совсем невмоготу становится.

– Я тоже сейчас мало читаю, а вот в детстве и юности за уши оттащить от книг было невозможно. Причём без разбора, всё подряд, что попадало в руки. Что-то очень нравилось, что-то оставляло равнодушной. Я жила книгами.

– А я в детстве не читал, лишь школьную программу, да и ту из-под палки. Увлёкся чтением, когда дочка появилась. Сначала ей сказки читал. Потом она сама книги читать стала и перед тем как что-то ей порекомендовать, прочитывал, потом с ней обсуждал. Мы дружны были. А сейчас уехала, и если раз в месяц позвонит, уже счастье.

– Есть хорошая индейская пословица: Ребёнок это гость в твоём доме: накормил, воспитал, обучил и отпусти.

– Это ты говоришь так, потому что не была на месте родителя.

– С этим не поспоришь. Но вот будучи на месте ребёнка за которого хотят прожить его жизнь, скажу, надо иметь железный характер, чтобы не дать это сделать. И радости в этом мало. Мне удалось уйти из-под контроля лишь когда я заявила, что я бессердечная, злая эгоистка, но я продукт воспитания, и каждый получает то, что посеял, ну или родил. Моей родительнице не повезло, но здесь я могу лишь посочувствовать.

– Так и сказала?

– Да. И уже давно. Я тоже, как и твоя дочь, не балую звонками. О сожительстве не говорила, о росписи сказала лишь сегодня. Нарвалась на истерику и молюсь всем богам, чтобы дали сил моей матери пережить это моё очередное «предательство». Как-то не хочется иметь сразу двух инвалидов в семье.

– Ты как-то очень цинично про это говоришь.

– Я не люблю врать. Вот ужасно не люблю. Но жизнь часто вынуждает меня это делать. А для себя бы я предпочла всё по-честному. И вот по-честному, я не могу жить на одной территории с моей матерью. Я не желаю ей зла, я её люблю и готова помогать, всем, чем могу, кроме одного. Я не могу её подпустить к своей жизни. Нахождение рядом с ней губительно для меня. Она постоянно пытается меня переделать, сломать и впихнуть в рамки абсолютно неприемлемые для меня. Она не чувствует моих границ, не может предсказать мою реакцию. Я для неё Терра инкогнита. И узнать меня она не хочет, она хочет переделать по образу и подобию. Её воспитали так, и это знание надо передавать из поколение в поколение. Ведь заповеди и моральные догмы незыблемы. Правда, она их трактует совсем не по писанию, но это мелочи, раз так жили её родители, и она жизнь прожила. Теперь я обязана тоже, иначе я ужасная дочь.

– Господи, слушая тебя, я впервые понял, о чём мне постоянно твердила моя дочь. Правда другими словами, и не похожа она на тебя ни капли. Она художница. И связалась с таким же. Уехали. Ни недвижимости, ни постоянной работы. Сегодня здесь, завтра там. Я принципиально денег не высылаю. Сказал: будет плохо, возвращайся, приму любую. Но не возвращается. И я надеюсь, что это значит, что у неё всё хорошо.

– Ты любишь сладкую ложь или нелицеприятную правду?

– Намекаешь, что всё иначе?

– Ты не ответил на вопрос.

– Давай правду, попробую пережить.

– Точно сможешь?

– Давай.

– С такой формулировкой лично я бы к тебе не вернулась ни при каких обстоятельствах. Это значит признаться, что то, что чувствуешь внутри, было ошибкой. Не всем это дано. И ещё, конечно, зависит от того, что за этим стоит. Просто веселая жизнь, как в притче о блудном сыне, или души стремление. Возвращение к тебе однозначно заставляет поставить крест и на том, и на том. Ты вообще их своими словами на одну доску поставил. А если это не желание беспечной жизни без обязательств? Если это призвание именно творить? Она показывала тебе свои работы?

– Последнее время нет, а раньше откровенная мазня была.

– Малевич вон замалевал чёрной краской холст, и все до сих пор ахают: какой шедевр!

– Ты считаешь это шедевром?

– Я нет, но мировое сообщество считает. Так почему бы ей не попробовать стать вторым Малевичем или Пикассо? Это потребность осуществить попытку самовыражения.

– Ты хочешь, чтобы я предложил ей деньги?

– Нет! Ни в коем случае. А вот попросить прислать фотку её последней картины я бы попробовала. Сказала бы, что разговаривал тут с организатором выставки картин, рассказал ему о ней, и он попросил, чтобы понять в каком стиле она пишет. А потом, когда пришлёт, пошла бы в какой-нибудь салон и попросила оценить, заплатив оценщику. Исходя из оценки, написала бы, что ему в общем-то понравилось, но… и перечислила недочёты указанные оценщиком. После чего попросила написать ещё картину, учитывая рекомендации, типа вдруг ему понравится, и он для галереи купит. А потом, возможно, купила бы её картину для себя под видом какого-то ценителя.

– Ты сказала, не любишь вранья. И предлагаешь врать.

– Не люблю и не вру это разные категории, не находишь? С мамой, например, я постоянно вру. Иначе она в амбиции впадает и наши отношения ухудшаются в разы. Тебе предложила способ для самого себя понять действительно её художества всего лишь мазня или за этим кроется талант. Если мазня, то есть смысл подождать её возвращения в родные пенаты. Если нет, то помочь ты ей сможешь, лишь поддержав её талант. Кстати, мне пришёл в голову способ не врать. У тебя хватит мужества и любви к ней, чтобы честно сказать: я подумал и решил, ты чертовски талантлива, хочу для себя купить твою картину. Когда ты станешь знаменитой, это окажется неплохим вложением капитала. Сможешь? Тогда никакое враньё с оценщиком будет не нужно.

– Пока не готов отказаться от мысли, что это лишь блажь. Она и настоящий художник для меня понятия плохо коррелированные.

– Честно. Я оценила. А можно нелицеприятный вопрос?

– Валяй.

– Как бы ты отреагировал, если бы для твоих родителей понятия ты и настоящий хирург плохо коррелировались, и они посчитали это блажью?

– Здорово укусила. Меня поддерживали, гордились с самого начала. Но я шёл туда, куда они и подталкивали. Это была, можно сказать, их мечта.

– Так ты осуществил их мечту или всё же свою?

– В какой-то момент это совпало.

– Значит, тебе повезло. А вот дочери твоей не очень. Покажи мне хоть что-то из её рисунков.

– У меня их нет.

– Даже детских?

– Может, у Иришки где и были спрятаны, я не знаю. На глаза не попадались.

– А ей нравилось, что дочь рисует?

– Мы не обсуждали это. Я знал, что она шлёт ей деньги. Не спорил. Но когда Иришки не стало, а эта вертихвостка даже на похороны не приехала, мол денег нет, я психанул. Сказал, давай, взаймы дам. Она сказала, что не хочет лезть в кабалу, и мать у неё в душе живее всех живых. Она за неё какой-то там обряд буддийский закажет, и это, мол, будет равноценно.