Тетрадь в косую линейку

Лике я сразу сказала, что Кот теперь здесь хозяин, и если она попробует, например, в моё отсутствие его обидеть, то мне придётся отказаться от её услуг.

– Что Вы, Алина Викторовна, конечно ничем не обижу котёночка, – тут же запричитала Лика, – я ценю работу у Вас. Это же большая часть моего дохода. Мне без этого никак. Я ведь снова кредит взяла.

Слова о кредите я пропустила мимо ушей, хотя знаю, что в её положении это ещё большая западня. Однако это её дело, что брать и как потом выплачивать.

Лика тоже не решилась эту тему развивать, она меня побаивается. Я специально так сделала. Как только почувствовала, что и меня она готова сделать донором своей семейки, жёстко осадила, сообщив, что я не меценат и не благодетель. Я работодатель и только. Она хорошо выполняет свою работу, я плачу деньги. Исключительно по факту отработанного времени и по оговоренному заранее расписанию, никаких авансовых выплат и спонсорских подарков. Не устраивает её такой расклад, значит, расстаёмся. За неимением лучшего её он устроил, и я не оказалась втянута в клубок её проблем, и теперь она уже не пытается подстроить график работы у меня под нужды своих домочадцев.

Как только я поставила рамки, волшебным образом оказалось возможно и с мамой сходить к врачу в другое время, и за акционными продуктами съездить. И вообще, как выяснилось, когда работодатель суровая неразговорчивая мегера, работа почему-то выполняется лучше.

Да, Лика меня считает именно мегерой. Я вижу и чувствую это. Во-первых, потому что не сочувствую ей и её сложной ситуации (она же в неё по случайности попала, со всяким такая несправедливость может случиться, по её мнению), во-вторых, потому что любую её помощь мне, я обращаю в товарно-денежные отношения.

Вот нужно мне было, например, чтобы она вышла во внеурочное время, я не просила, а предлагала ей подработать по двойному тарифу, сообщая, что она вправе отказать, и я найду кого-то другого. Лике это явно не нравится, она с гораздо большим бы удовольствием вышла без всякой двойной оплаты, исключительно для того, чтобы сделать для меня «доброе дело» в надежде, что и я тоже «добрым делом» ей отплачу. Но такой расклад не устраивает меня категорически. Я слишком хорошо знаю Ликину ситуацию и не имею ни малейшего желания помогать ей «катить её камень».

Лика, кстати, приложила максимум усилий, чтобы подружиться с Котом. И вкусности какие-то пыталась ему приносить, и разговаривать, пылесосила она тоже лишь тогда, когда Кот сам (обычно после её просьбы и уговоров) выходил из комнаты.

Отдать должное Коту, он тоже долгое время не сделал ей ничего дурного. Не пытался поцарапать или укусить, напакостить тоже. Лишь смотрел недобро и отслеживал каждый шаг.

***

В один из дней мне с мобильного позвонила Лика и сказала, что мой кот напал на неё, сильно подрал, и ей пришлось закрыться от него в ванной комнате.

Я примчалась с работы быстрее ветра, потому что понимала, произошло что-то экстраординарное.

Когда я приехала, Кот сидел на тумбочке у самого входа ванную и недобро щурил глаза. По его виду поняла, что защищал он не себя, а моё добро и, облегченно вздохнув, постучала в дверь ванной:

– Лика, выходите. Я приехала.

Она тут же попыталась уйти, ссылаясь на срочные дела, и то, что ужасно опаздывает, разодранные руки и щеку обработала в ванной, на котика не обижается, наверное, виноват март. Котик, мол, ведь некастрированный у меня и хочет на улицу.

Она сбивчиво говорила, пытаясь выйти, а я смотрела на её ауру и не верила своим глазам. Потом схватила за руку и злобным шёпотом проговорила: «у меня камеры по всей квартире, так что лучше нам поговорить откровенно». Я опять врала, камер у меня не было, но как ещё заставить человека быть со мной откровенным?

Лика, нервно сжавшись, опустилась на стоящую в коридоре банкетку и разрыдалась.

Я отпустила её руку и более доброжелательно проговорила:

– Лика, я жду честного рассказа. Если сейчас честно всё расскажите, я посчитаю это смягчающим обстоятельством, свидетельствующим в Вашу пользу.

– Алиночка Викторовна, дорогая, вот Богом клянусь, я лишь временно, я бы потом всё вернула, призналась и вернула.

– А поконкретнее можно? Я не понимаю о чём речь. Я не отслеживаю Вас постоянно, камеры пишут картинку в архив. Я его ещё не видела.

– Я деньги взяла. Младший мой в долги влез. Убьют его, если денег сейчас не найду. Просить Вас боялась. Если бы Вы отказали, то это конец для меня, – перемешивая слова и рыдания проговорила она.

– Сколько взяли?

Лика назвала сумму примерно в две мои зарплаты. Значит, она вскрыла сейф и взяла оттуда. Причём взяла примерно лишь десятую часть. Я не пересчитываю деньги ежедневно и если бы не мой Кот долго бы не замечала пропажу. Изменение в ауре Лики, наверное бы заметила при встрече, но вряд ли бы связала это с собой. Скорее всего, подумала бы что это связано с её домашними проблемами.

– Как сейф вскрыли? – продолжила расспросы я.

– Я знала, что ключи от него во флаконе из-под крема. Давно ещё. Я же убираюсь на туалетном столике. Все кремы Вы меняете, а этот нет. Я вертеть его как-то начала, любопытно стало, что за срок годности у него, и случайно повернула так, что он не сверху раскрылся, а сбоку, и я ключи в поролоне увидела и поняла, что они от сейфа. Я до сегодняшнего дня и не трогала больше их, а вчера как сын сказал, что убьют его, поняла, что взять у Вас это единственная возможность. Но я бы потом отдала, вот честно отдала бы потом, – всхлипывая, запричитала она.

Я минут пять подумала, вспомнила, что буквально на днях мой знакомый говорил мне, что ищет покладистую сиделку с проживанием на шесть дней в неделю, и у меня родился план, после чего я жёстко сказала:

– Сейчас мы идём ко мне в кабинет, и Вы, Лика, пишете мне долговую расписку, причём на сумму вдвое большую. Я с Вас взыскивать её не стану, но лишь при условии, что Вы нанимаетесь круглосуточной сиделкой к указанному мною человеку на его условиях, а в свой единственный выходной убираетесь у меня. Считайте это отбыванием заключения за воровство. Возражения не принимаются, в случае возражений я вызываю полицию.

Лика поплакала ещё немного, а потом согласилась на предложенный мною вариант.

Когда она ушла, я, даже не переодеваясь, прошла в свою спальню и, упав на кровать, уткнулась в подушку. Внутри всё было сжато в комок и очень хотелось плакать, но слез не было. Я не знаю, почему мне было так плохо. Ведь закончилось всё более-менее благополучно, меня никто не обманул, я обо всём узнала и решила всё наилучшим для всех образом. Мне было не жаль денег. По итогу отдала я их сейчас сама. Так отчего так паршиво на душе? Ведь не от того, что Лика реже теперь будет приходить и не будет готовить. После её выходки я вряд ли приготовленную ею еду смогу есть хоть когда-нибудь, поскольку в еде для меня важна энергетика того, кто готовил. Так что?