Тетрадка с корабликом
Шрифт:
***
Я рассказала, что рядом действуют Совет ветеранов, Общество книголюбов и Охраны памятников.
– Ой, и все они финансируются из бюджета?! Надо же! Ты там можешь даже замуж выйти: увидит тебя какой-нибудь ветеран и скажет внуку: вот у нас на работе есть такая девочка скромная, не красится!
После обеда я прочла красную брошюрку и узнала про экологические «электромобили», которые должны бы заменить двигатели внутреннего сгорания, весь этот тетраэтилсвинец и бензин. «Не губи первоцвет, побойся Бога!»
Ближе
– Ой, Аля, Аля! И не скучно тебе здесь сидеть! Ты уже, наверное, все газеты здесь перечитала!
Я передала, что заходил Дормидонтов.
– Нет, во вторник я не могу! Ко мне приезжают родственники из Казахстана, они едут в Белоруссию, и я должна буду их проводить и встретить, посадить на поезд…
Я что-то для связки слов спросила про Дормидонтова, и Лепёхина подняла пальчик:
– У него – двое маленьких детей!
Да что это за сука такая озабоченная! По себе, что ли, судит?
– А ты не хочешь билет на футбол? – уже по-матерински предложила Лепёхина. – Недавно же стадион отделали. Там глава будет, вся администрация…
– Да нет, я спортом совсем не увлекаюсь.
Я просто не могла туда пойти. Мама скандал устроит.
Лепёхина же озабоченно полезла в буфет.
– Где-то у меня здесь бутерброды лежали… Вроде не испортились… На вот, покушай…
5 июля 1998, воскресенье
У нас в Щёлкове очень трудно купить газету «Завтра». Я беру её в синем полосатом шатре у речки, у чернявого пожилого мужика лет сорока пяти.
Иду по Пушкина обратно, а сзади меня – два пьянтоса: то ли отец с сыном, то ли просто друзья-собутыльники с большой разницей в возрасте.
– Красавица! – позвал меня пожилой.
– Да таких красавиц – …! – матерно огрызнулся молодой.
– А … – ничего!
А я вздумала навестить Янку Летову. Она очень любит, когда к ней приходят, но я не захожу из-за её матери.
Яна открыла и засияла!
– Кто ко мне пришёл! Моя милая подружка!
Я ужасно смутилась. Мне так никто никогда не радовался.
– Я нашла работу!!! – похвасталась я.
– Тебе мама помогла, да?
– Нет, я сама!!!
И я рассказала, как нас найти, и пригласила её к себе на работу.
6 июля 1998, понедельник
Сегодня вновь забегал Вадим Юрьевич, – узнать, соблаговолит ли Галина Георгиевна прийти на собрание КСУ. Я доложилась про её родственников и записала его в журнал.
Заходил Хлопунов.
– Алинка, привет! Что, решила, значит, поработать на общественных началах?
– Я зимой в библиотеке работала в Щёлкове-7, но мне сказали, что я чужое место занимаю.
– Так у них там ещё и библиотека есть! Наверное, на квартире на какой-нибудь…
– Да я в школе работала. Просто библиотечная система и школьные библиотеки подцепила…
Работу я ненавидела. Я могла проработать там и до лета, но ушла из-за того, что у меня не было медицинской справки. В декабре нашу поликлинику разгромили и подожгли,
и можно было тянуть и отнекиваться. Но не вечно.А желающих на моё место и вправду было много…
– А тебя, значит, выгнали ради какой-то офицерской жены! Да, офицерская жена! Целый день вроде бы и дома, и в тоже время на работе… Ладно, скажешь Галине Георгиевне, что заходил Евгений…
И я также записала его в журнал.
7 июля 1998, вторник
Ни председателя, ни зама ни вчера, ни сегодня не было.
А вдруг они вообще никогда сюда больше не придут?
Вспомнила! Михаил Викторович собирался к главе Загорянки!
Утром, когда я открывала нашу дверь, ко мне вдруг подлетел плешивый человечек с венчиком белых волос вокруг лысины. Длинные фалды серого пиджака делали его похожим на кузнечика.
– У них замок вечно заедает. Давайте я его вам отвёрткой открою!
И что-то там повернул, за что я его сердечно поблагодарила.
В экологическом фонде сегодня плясали до упаду. Торгаши принесли какой-то «бальзам», но «кузнечик» сказал:
– Извините, но мы сейчас смотреть ничего не будем: все празднуют.
Ещё предлагали фильтры для воды:
– Я знаю, что вода у вас здесь плохая, а станет водичка чистая, серебристая…
И я занесла координаты их фирмы в журнал как распространителей экологической продукции.
8 июля 1998, среда
А сегодня Яна пришла. Говорит:
– Главное, я захожу в первую попавшуюся дверь и спрашиваю: «А Алина здесь работает?» – «Это такая чёрненькая, с каре? Последняя дверь налево».
И мы пошли в библиотеку на Талсинской, где Яна года два не сдавала книги. Молодая унылая библиотекарша с неудачной стрижкой под Мирей Матье простонала:
– А что же нам сказали, что «здесь такая не проживает»? Вот в карточке написано: «Не проживает». Мы звоним и спрашиваем: «Адрес – такой?» – «Да, адрес этот, но здесь такая не проживает!!!» И ещё истеричным голосом таким, противно даже…
Яна повернулась ко мне, многозначительно вытаращив глаза. Её мать торговала на рынке и от всех пряталась. Меня она терпеть не могла, и моя мама Яну – тоже.
«Янка твоя мне не нравится», – всегда задумчиво говорила она.
А Яна чем-то больна. Я недавно зашла в её двор с утра, и мать на неё рычала: «Ты должна ходить на физиолечение! Я советовалась со специалистами!»
– Я с утра ходила на физиолечение и зашла к тебе, – поликлиника у нас в двух шагах от площади.
– А что у тебя?
Но Яна сделала вид, что не слышит. Так зачем тогда начинать разговор?
На обратном пути она зашла на рынок к матери. А там кипела своя жизнь. Двое мужчин ссорились с торговкой, кому идти на обед.
– А мы тебе в термосе принесём! – пообещал один.
А другой обернулся, и пожаловался уже мне:
– Вот пустоголовая!
Возле ларьков на мосту мы встретили двух тёлок, каких-то знакомых Яны с её кружков. Одна – с очень белой кожей и очень чёрными волосами.