Тетралогия Будущего

Завязалась дискуссия о том, захвачены ли уже космические станции или нет: режим «Голая спина» на них не распространялся. Хотя мы и финансировали их, и строили сами, формально они считались территорией ООН.

— На этот счет можете не беспокоиться, — сказал Рекстон.

— Почему? — спросил Президент.

— Наверно, я единственный из всех собравшихся, кому довелось служить на орбитальной станции. И могу сказать, джентльмены, там всегда одеваются так же, как одеты сейчас мы. Появиться на станции полностью одетым — это все равно что здесь выйти в пальто на пляж. Однако мы сейчас убедимся,— И он отдал распоряжение своему помощнику связаться со станцией.

Президент вернул взгляд на карту.

— Насколько нам известно, вся эта зараза расползается отсюда,— сказал он, ткнув пальцем в Гриннелл в штате Айова.

— Насколько нам известно,— согласился Старик.

— О боже! — выдохнул я, и все повернулись ко мне.

— Продолжай,— сказал Президент.

— До того как меня спасли, было еще три посадки. Это я знаю совершенно точно.

Старик уставился на меня в полном недоумении.

— Ты уверен, сынок? Я полагал, из тебя выжали все, что можно.

— Конечно, уверен.

— Почему ты об этом не сказал?

— Просто я до сих пор ни разу об этом не вспоминал. — Я попытался объяснить им, каково это — находиться во власти паразита, когда знаешь, что происходит, но все кажется тебе, будто в тумане, одинаково важным и в то же время одинаково неважным. От этих воспоминаний мне даже не по себе стало. Я, вообще-то, не из слабонервных, но рабство у титанцев бесследно не проходит.

— Не волнуйся, сынок, — сказал Старик, а Президент успокаивающе улыбнулся.

— Главный вопрос в том, где они приземлились. Может быть, мы сумеем захватить корабль, — сказал Рекстон.

— Сомневаюсь. При первой посадке они замели следы буквально в считанные часы, — ответил Старик и задумчиво добавил: — Если это была первая посадка.

Я подошел к карте и попытался вспомнить, даже вспотел. Затем указал на Нью-Орлеан.

— Один, я почти уверен, сел здесь, — сказал я, продолжая есть карту глазами. — А про два других не знаю.

— Вы что, не можете вспомнить? — взвился Мартинес. — Думайте, молодой человек, думайте!

— Я действительно не знаю. Мы никогда не знали, что планируют хозяева, практически никогда. — Я напрягся так, что у меня голова заболела, затем показал на Канзас-Сити. — Сюда я посылал несколько сообщений, но опять-таки не знаю, то ли это заказы на доставку ячеек, то ли еще что.

Рекстон взглянул на карту.

— Будем считать, что около Канзас-Сити тоже была посадка. Я поручу своим специалистам разобраться. Если рассматривать это как задачу по анализу материально-технического снабжения противника, мы, возможно, выясним, где сел еще один корабль.

— Или не один, — поправил его Старик.

— А? Да. Или не один. — Рекстон повернулся и застыл у карты.

16

Задним умом все крепки. Когда приземлилась первая тарелка, угрозу можно было устранить одной бомбой. Когда Старик, Мэри и я проводили разведку в районе Гриннелла, мы сами могли бы уничтожить всех паразитов, если бы только знали, где их искать.

Если бы режим «Голая спина» ввели хотя бы к концу первой недели, одного этого оказалось бы достаточно, чтобы справиться с захватчиками. А так мы быстро поняли, что в качестве наступательной меры режим себя не оправдал. Как способ обороны он был полезен: незараженные районы, во всяком случае, такими и оставались. В отдельных случаях мы даже добились успехов в наступлении: удалось очистить зараженные, но не захваченные полностью города. Вашингтон, например, и Нью-Филадельфию. Нью-Бруклин, где я мог указать конкретные адреса. Все восточное побережье на карте стало зеленым.

Но по мере поступления информации из центральных районов в середине карты расползалось большое красное пятно. Теперь, когда настенную карту с булавками заменила огромная, с масштабом десять миль на дюйм, электронная панель во всю стену конференц-зала, сердце страны горело ярким рубиновым огнем. Панель, разумеется, только дублировала сигналы из военного ведомства; оригинал находился на одном из подземных ярусов Нового Пентагона.

Страна разделилась на две части, словно какой-то гигант пролил на равнинные области в центре красную краску. По краям захваченной паразитами полосы шли две янтарные ленты — только там на самом деле велись активные действия: в местах, где в пределах прямой видимости был возможен прием стереопередач как вражеских станций, так и тех, что еще оставались в руках свободных людей. Одна начиналась неподалеку от Миннеаполиса, огибала с запада Чикаго и с востока Сент-Луис, а дальше змеилась через Теннеси и Алабаму к Мексиканскому заливу. Вторая тянулась через Великие равнины и заканчивалась у Корпус-Кристи. Эль-Пасо находился в центре еще одной красной зоны, не соединенной с основной.

Я сидел один и пытался представить себе, что происходит в этих пограничных районах. Президент отправился на встречу Кабинета министров и взял с собой Старика. Рекстон со своими чинами отбыл чуть раньше. Я остался ждать, просто потому, что шататься без дела по Белому дому как-то не тянуло. Сидел и с волнением глядел на панель-карту, где янтарные огни то и дело сменялись красными и, гораздо реже, красные — зелеными или янтарными.

Мне очень хотелось знать, как посетитель без официального статуса может получить в Белом доме завтрак. Встал я в четыре утра, но с тех пор только выпил чашечку кофе, приготовленного камердинером Президента. Еще больше хотелось в туалет. Наконец я не выдержал и начал пробовать двери.

Первые две оказались запертыми, но третья вела как раз туда, куда нужно. Поскольку таблички «Исключительно для Президента» там не было, я решил воспользоваться.

Когда я вернулся, в зале меня ждала Мэри.

Я захлопал глазами.

— Я думал, ты с Президентом.

— Меня вытурили,— сказала она, улыбнувшись,— Там пока Старик.

Я решился.

— Знаешь, я давно хотел поговорить с тобой, но до сих пор все не удавалось. Похоже, я... э-э-э... Короче говоря, мне не следовало... Я имею в виду, что Старик сказал...— Я умолк, обнаружив, что здание тщательно отрепетированной речи лежит в руинах, и наконец выдавил: — В общем, я был не прав.

Она тронула меня за руку.

— Сэм. Ну что ты, успокойся. Из того, что ты знал, выводы у тебя сложились вполне логичные. Но для меня самое главное, что ты сделал это ради меня. Остальное не имеет значения, и я счастлива, что у нас все по-старому.

— Э-э-э... Только не будь такой благородной и всепрощающей. Это невыносимо.

Она весело улыбнулась, но эта улыбка показалась мне уже не такой мягкой, как первая.

— Сэм, мне кажется, тебе нравится, чтобы в женщинах было немного стервозности. Хочу тебя предупредить, я это умею. Ты, видимо, еще переживаешь из-за той пощечины. Мы можем рассчитаться. — Она протянула руку и легонько шлепнула меня по щеке.— Ну вот, мы в расчете, и можешь об этом забыть.

Выражение ее лица внезапно изменилось. Она размахнулась и — я думал, у меня голова отвалится.

— А это, — произнесла она зловещим шепотом, — за ту, что я получила от твоей подружки!

В ушах у меня звенело, комната плыла перед глазами. Впечатление было такое, будто меня огрели дубиной. Мэри смотрела настороженно и непокорно — даже зло, если раздутые трепещущие ноздри о чем-нибудь говорят. Я поднял руку, и она напряглась, но я просто хотел потрогать щеку.

— Она вовсе не моя подружка, — сказал я растерянно.