Тевтонский крест

Бурцев приподнял ногу. Шмяк! Тяжелый сапог впечатался в лицо ливонца. Фон Грюнинген отлетел к бревну на козлах.

Когда зазвучали выстрелы, Бурцев уже несся среди брошенных палаток, повозок и торговых балаганчиков. Это ненадежное пестрое прикрытие все же уберегло от пуль и всадника, и лошадь. Потом спас лес.

Глава 58

Гнал своего скакуна Бурцев не к Висле, куда направились фон Берберг с оруженосцем и Аделаида, а в противоположную сторону, уводя за собой возможную погоню. Вихрем промчался по палаточному лагерю – опустевшему, обезлюдевшему, притихшему. Миновал подлесок. Остановился только в сосновом бору. Огляделся. Прислушался. Нет, погони не было. И все же он сделал большой хитрый крюк по лесной чаще: излишняя предосторожность не помешает. Копыта мягко ступали по припорошенной снегом прошлогодней листве и опавшей хвое. Было промозгло, тихо. Лес вокруг молчал – зловеще и безрадостно. Цеплялся за низкое серое небо голыми черными ветками и острыми верхушками елей…

К реке Бурцев выехал выше по течению – там, откуда не видать уже ни Кульмских башен, ни ристалищных знамен, там, где деревья подступали к самому берегу Вислы – обрывистому, обледеневшему, промерзшему, бесснежному. Даже подкованное копыто не оставит здесь явных следов.

Он натянул поводья. Что теперь? Да ясно что – снова, в который уж раз, искать свою бедовую Аделаиду. Вряд ли фон Берберг прислушался к его совету, но мало ли… Начать поиски он решил с укромного домика мельника, где прошлой ночью жена застукала их с Ядвигой.

Бурцев спешился. Теперь он вел коня в поводу, петлял зайцем вокруг да около, таясь за высоким кустарником и подолгу прислушиваясь к звукам реки и леса. Вроде все тихо. Что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать. С обнаженным мечом он вышел из укрытия к заброшенной мельнице.

Их было три. Три лошади – оседланные и стреноженные. Те самые, на которых умчались с ристалища Аделаида, фон Берберг и его оруженосец. А вот людей что-то не видать…

Он шагнул к двери. Дверь распахнулась. Сама.

– Я давно жду тебя, Вацлав.

Фон Берберг улыбался ему разбитыми губами. Густая синева все еще разливалась по его скуле. Глубокая царапина от шпоры алела на щеке.

Топхельма на немце не было – только легкая походная каска. Меч вестфальца покоился в ножнах, руки – безбоязненно скрещены на груди. Из-за плеча рыцаря выглядывал оруженосец. У долговязого Фрица в руках тоже нет ничего, кроме куцего обломка рыцарского копья с защитным щитком для руки. Точнее, не обломка даже, а составной части оружия. Это была середина древка, к которой можно крепить и переднюю часть – с наконечником и банером, и заднюю – с тупым увесистым концом противовеса. Хитроумная конструкция… И главное – удобная! Если копье сломается, совсем нетрудно заменить пришедший в негодность фрагмент, не меняя копья. А в зависимости от ситуации вместо боевого наконечника монтируется турнирный коронель «копья мира». И наоборот.

Фриц держал кусок разборного копья наготове – так, словно собирался им драться в случае необходимости. Но эту нелепую дубинку и за оружие можно не считать.

– Где она?

Бурцев направил острие своего клинка в лицо фон Бербергу.

Немец перестал улыбаться. Но не шевельнулся.

– Ты спрашиваешь, где прекрасная Агделайда Краковская? В надежном месте, Вацлав. В каком именно – этого тебе от меня не узнать, да будут свидетели тому святые мощи, – правая рука вестфальца легла на нагрудный ковчежец. – Я не желаю, чтобы Агделайда досталась тому, кто продал душу дьяволу и получил взамен власть над адским оружием, способным убивать громом и нечестивым огнем. Я видел, как этим оружием владеют люди епископа, и я видел, как им владеешь ты.

Не скажет! Этот точно ничего не скажет, хоть десятком мечей маши у него перед носом. А если решить дело миром? Или хотя бы временным перемирием? Наверное, теоретически это возможно. Бурцев бросил клинок в ножны.

– Фридрих, нам нужно объясниться. Речь пойдет не о моей жене и твоей даме сердца, а о том, что произошло на ристалище.

Фон Берберг поднял к лицу левую руку. Кончиками пальцев тронул синяк. Красноречивый жест…

– О том, что произошло сегодня, а не вчера, – пояснил Бурцев. – Этот епископ и его свора, что устроили бойню на турнире, – не те, за кого себя выдают.

Фридрих фон Берберг выжидающе молчал.

– Настоящий папский посол и его свита перебиты и утоплены в болоте.

Ноль реакции. Ни удивления, ни недоверия, ни насмешки.

– Фридрих, если ты действительно желаешь добра своей даме сердца, то должен помочь мне увезти ее подальше из Кульма. После всего случившегося оставаться здесь слишком опасно.

– Почему?

– Да потому что тут появились…

Он осекся. Стоит ли рассказывать вестфальскому рыцарю о посланцах Третьего рейха? Да нет, конечно же, не стоит. Вряд ли фон Берберг уразумеет суть подобных объяснений. Какие такие посланцы? Какой такой рейх? Все это – выше понимания простого вояки с ведром на голове, мечом в руке и коробочкой нетленных мощей на груди. Бурцев вздохнул:

– Они очень опасны, Фридрих, этот епископ и его люди. Не знаю, как им удалось проникнуть сюда, но если они нашли союзника в лице Дитриха фон Грюнингена, значит, скоро начнутся неприятности. Большие неприятности.

– Неприятности для кого?

– Для всех. Ты же верующий человек, Фридрих. Ты не расстаешься со святыми мощами. И ты собственными глазами видел, как дьявольское оружие лишало жизни воинов святого братства.

Кажется, незамысловатая хитрость удалась. Фон Берберг задумался. Нахмурился. Кивнул своим мыслям…

– Тебе известно, кто эти люди, Вацлав?

– Да. Я не знаю, как тебе объяснить. Они… в общем, они не совсем из этого мира.

Пауза…

– Чтобы говорить так, нужно иметь веские основания.

– Я имею, Фридрих, поверь. Я тоже…

– Тоже что?

– Тоже не отсюда. Но я… я – не они. Я не с этими фашиками… ну, или… уж не знаю, как их правильно назвать.

– Цайткоманда.

– Что?!

– Диверсионная группа эсэс – цайткоманда. Так МЫ правильно называемся.

Он не уловил того момента, когда крышка нагрудного ковчежца распахнулась. И когда в ладонь фон Берберга скользнула рукоять пистолета. Замаскированная под коробочку для мощей кобура – диковинная, открытая и уже пустая – висела на груди рыцаря. Рыцарь говорил:

– Строжайшая секретность, высшая степень конспирации, полная автономность, прямое подчинение рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру и самые широкие полномочия. Так-то…

Глава 59

Ствол новенького «вальтера» смотрел в грудь Бурцеву. А пистолет – это вам не меч. Пистолет поопаснее будет. Особенно в привычной к нему руке. Такую руку Бурцев всегда распознавал безошибочно. Распознал и теперь: рука фон Берберга привыкла держать огнестрельное оружие.

– Хайль Гитлер, Вацлав! – улыбнулся вестфалец. – Хотя какой ты, к собакам, Вацлав… Ты ведь такой же пан поляк, как я странствующий рыцарь.

Помолчав, добавил:

– Как там здоровье товарища Сталина?

Тупая немецкая шутка. И дикое… Дикое! Дичайшее зрелище! Германский «риттер» в доспехах, в капюшоне-хауберке и легком походном шлеме на голове, с мечом на боку, с медвежьим гербом во всю грудь. И с «вальтером» в руке. И палец кольчужной перчатки – на спусковом крючке пистолета. Это, блин, будет похлеще, чем священнослужители в рясах и со «шмайсерами» наперевес.