Тевтонский крест
Шрифт:
Краковские дружинники недоуменно загалдели. Они еще не знали, как следует реагировать на ожиданное признание добжиньца. Зато Василий знал.
Не допустить! Ни в коем случае! Почему? А потому что в душе его бушевала… Да, она сама бушевала – лютая ревность! Ну какого, cпрашивается, он оберегал прекрасную полячку от всадников в масках?! Зачем присоединился к отряду Освальда на кой жег татарские пороки и прорывался через горящий город?! Неужели все это лишь ради того чтобы несчастная Аделаида досталась не Казимиру, а самоуверенному добжиньцу?
– Когда ты это задумал, Освальд? – прохрипел Бурцев. Он никак
Все тайные помыслы, все сокровенные мечты сейчас коту под хвост. Он-то наивно рассчитывал мечом добыть рыцарские шпоры, а обретя новый статус всерьез начать борьбу за руку и сердце Аделаиды, увы, для того чтобы оруженосцу подняться на следующую ступень иерархической лестницы, ему следует укоснительно выполнять распоряжения рыцаря-суверена. А если тот приказывает привести на свое ложе возлюбленную оруженосца?
«Вот и кончается, Васек, твоя служба, – с горем подумал Бурцев. – Не задалась карьера, не получ тебе рыцарство из рук Освальда Добжиньского».
– Когда… ты… задумал?!
– Когда отправил княжну в свой шатер.
– Значит, ты намеревался…
– Ну что ты, Вацлав! До свадьбы – ни-ни. Я благородный пан, а не пройдоха, портящий девиц право и налево. Пусть я и не из столь знатного рода как Агделайда Краковская, но все-таки ношу фамильный герб на щите и рыцарские шпоры.
– А если княжна не согласится стать твоей невестой, Освальд?
– Если ей придется выбирать между мной и Казимиром Куявским, сыном Конрада Мазовецкого, думаю, чаша весов склонится в мою сторону.
– Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор. – Сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. – Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого – того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?
– Стерпится – слюбится. Знаешь такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться на брак со мной или…
– Или что? Сдашь ее за награду Казимиру?
Збыслав дернулся, но добжинец жестом остановил литвина.
– Или я заставлю ее дать свое согласие, – глухо закончил рыцарь.
Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:
– Если бы ты, Вацлав, принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя имеются такие же планы на Агделайду, как и у меня.
Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи шляхтичем, он вряд ли сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.
– Но, наверное, дело в другом, – продолжал Освальд. – Тебя, вероятно, просто беспокоит дальнейшая судьба случайной знатной попутчицы. Что ж, похвальная забота. Однако со мной Агделайда будет под надежной защитой. Кроме того, став законным супругом дочери Лешко Белого, я смогу претендовать на малопольские земли, а позже, когда у нас появится наследник… О, поверь, Вацлав, большей пакости тевтонам, мазовцам и куявцам придумать трудно.
– И только поэтому ты хочешь взять княжну в жены? Из мести врагам и ради чужой вотчины. Какое выгодное приобретение для безземельного рыцаря!
– Пан Освальд?! – Збыслав собачьим взглядом просил позволенья немедленно размазать наглеца по стенке. Руки косолапого гиганта
разматывали цепь кистеня.Добжинец тяжело задышал:
– Меня начинает раздражать твой язык, Вацлав. Ты ведь можешь и лишиться его…
Освальд вдруг умолк, сцепив зубы и зажмурив глаза. Новый приступ боли чуть не свалил рыцаря. Не сразу он смог продолжить:
– Только из уважения к проявленной тобой доблести в схватке с язычниками отвечу на твой вопрос Вацлав. Дело не только в мести или землях дочери Лешко Белого. Агделайда мне приглянулась с самого начала. Я буду заботиться о ней, я буду нежен с ней. А теперь давай прекратим, пока я не приказал Збыславу заткнуть твою дерзкую глотку мачугой. Если мы вырвем краковскую княжну из лап Казимира, она станет моей женой. Все! Кто не согласен – умрет.
Бурцев потянул из ножен меч:
– Я буду первым несогласным! То, что ты намерен сделать по праву сильного…
– То я и сделаю, Вацлав, – не раздраженно, же, а устало произнес Освальд. – И не тебе становиться на моем пути. Так что спрячь оружие. Когда у Збыслава в руках кистень, у его противников нет ни eдиного шанса. Это не поединок на палках и не кулачный бой. Второй раз тебе Збыслава не одолеть.
Ну-ну… Бурцев обхватил рукоять меча двумя руками. Шар Збысловой мачуги чуть покачивался, подобно гипнотизирующему маятнику.
– Не дури, Вацлав! – вздохнул Освальд. – Оглянись лучше вокруг.
Не похоже на хитрость. Бурцев быстро стрельнул взглядом по стенам. Тьфу, блин! Ну и попал же он!
Волчьешкурые стрелки дядьки Адама натягивали луки. А сам бородатый прусак уже метил острием стрелы ему в грудь.
Опять проигрыш! По всем статьям проигрыш!
Глава 40
– Брось меч, Вацлав! – почти дружелюбно почти попросил Освальд.
А что, может, и бросить? Отточенным острием – в незащищенную доспехом грудь добжиньца. Нет, вряд ли получится что-нибудь путное. Тяжелый полуторный клинок – не метательный нож с соответствующей балансировкой, не дротик и не томагавк. Меч этот ковали, чтоб рубить броню и кости. Удачно швыряют подобное оружие в злодеев только герои тупых киношных боевиков.
– Брось меч! Больше повторять не буду.
Бурцев не бросил. И случилось то, чего он никак не ожидал.
Между ним и дядькой Адамом встал Янек. Тоже с обнаженным оружием. От двери к Бурцеву подтягивались и остальные краковские дружинники. Лучники замерли. Пальцы их бледнели от напряжения. Лица – тоже.
– Лучше уж ты, Освальд, прикажи своим людям ослабить тетиву, – голос Янека звучал спокойно, но настойчиво. – А то, не ровен час, порвется. Или сорвется. Вместе со стрелой. Тогда не обессудь, начнется резня.
– Да как вы смеете?! – Лицо Освальда побагровело.
И откуда только кровь еще берется в этом израненном теле!
– Смеем, Освальд, – все так же спокойно ответил предводитель малопольских дружинников. – Мы ведь не твои вассалы, и мы не обязаны тебе жизнью, как Збыслав и дядька Адам. А вот Вацлав вывел нас из под татарских сабель, когда ты едва держался в седле. И тебя самого, между прочим, тоже вывел… Он совершенно прав: не тебе, Освальд Добжиньский, решать судьбу дочери Лешко Белого, принуждать ее к браку. Не забывай: Агделайда краковская все еще остается нашей госпожой.