Тэза с нашего двора

— Я буду голосовать против, — заявила Алиса, — мне в вашей партии стричь будет некого.

— Создай партию Босяков, — съехидничала Маня, — это у тебя лучше получиться.

Машина с солдатами мчалась по дороге. Остановилась на заправочной станции. Новобранцы, среди них Дани, выбежали купить воду, мороженое. Шум, смех, выкрики.

К ним подошла пожилая пара, муж и жена. В руках у женщины — лоток с сигаретами:

— Берите, дети, берите…

Стоящий рядом Дани, улыбнулся.

— Спасибо, мать — я курю только «Мальборо».

Мужчина забрал у жены лоток и сам протянул его солдатам.

— Это нашего Давида сигареты, он их любил. Его убили в Ливане, в прошлом месяце. Мы для него собирали.

В наступившей тишине все по очереди подходят и берут сигареты.

Их везли за Беэр-Шеву. Курс молодого бойца заканчивался. Завтра предстояло последнее, самое тяжёлое испытание: кросс по пустыне, в полной амуниции. Кто добежит, получает красный берет и вожделенное звание десантника.

Весь месяц родителям звонить было нельзя, приказали всем сдать мобильные телефоны — сегодня разрешили.

— Мама, не волнуйся, я — в порядке, — кричал Дани. В ответ услышал голос Алисы:

— Ты наплевал на мой запрет, на мои просьбы… Ты подделал мою подпись.

— Но мне очень важно отслужить именно здесь, пойми меня!

— Я понимаю. Понимаю, что ты поступил безжалостно и подло! Я сообщу твоему командиру, и тебя выгонят с позором!.. Я завтра же!.. Я сегодня!.. Я сейчас…

Дани выключил мобильник и разговор прервался.

А Лёва был одержим новой идеей: создать «Партию Лысых». Он развил бурную деятельность, нашёл единомышленников, они избрали организационный комитет, который провёл Всеизраильскую перепись всех имеющихся у населения лысин, плешей и залысин, и вербовал всех, кого покинули волосы. Членские билеты отменили, потому что всех членов партии можно будет определять по лысине. Среди бывшеволосых было много преуспевающих и богатых предпринимателей, банкиров, владельцев крупных предприятий, поэтому у будущей партии появился солидный фонд для проведения предвыборной компании. Во всех газетах появилась реклама: «Лысина даётся человеку один раз, и носить её надо так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно выращенные волосы!». Лёва вёл переписку с Российскими и Американскими лысыми бизнесменами, обещая лоббировать их интересы в Израиле, и те активно поддерживали будущую правящую партию. О том, что она будет правящей, Лёва даже не сомневался и уже распределял портфели среди членов оргкомитета. Должность премьер-министра он оставил себе. Незнание иврита его не пугало: он планировал назначить вице-премьером какого-нибудь хорошего переводчика. Одним из первых законов, которое примет будущее правительство, будет закон о запрете изготовления любых средств от облысения. И уже был подготовлен гимн партии Лысых, который назывался «Вихры враждебные».

Взвод бежит по пустыне. По лицам новобранцев катится пот, они тяжело дышат, но бегут, бегут — впереди заветные красные береты. За ними едет автобус, в котором напитки и медики с лекарствами. Вместе с новобранцами бежит сержант. Он догоняет Дани, пристраивается и на ходу уговаривает:

— Если тебе трудно, сойди с дистанции. Ничего страшного, есть другие части, не менее уважаемые, но там полегче. — Дани отрицательно мотает головой. Сержант продолжает. — До финиша ещё далеко, а здесь в автобусе — вода со льдом, кола, пепси, чай с лимоном. — Облизывая пересохшие губы, Дани снова мотает головой и бежит дальше. Сержант не отстаёт. — Ещё целых пять километров… Там пески и овраги — ты не добежишь, ты уже на последнем издыхании…

— Отстань! — с хриплой ненавистью бросает ему Дани.

Сержант останавливается, пряча довольную улыбку, и пристраивается к следующему бегуну.

Отстал сержант-искуситель. Уже ушло второе дыхание, пришло третье. Как он бежит — ему самому не понятно. Остался последний километр. Сквозь пелену пота, застилающего глаза, он видит, как к рядом бегущему солдату присоединяется его старший брат, ещё к одному солдату — отец, к следующему — друг, уже отслуживший. (Это разрешено армейским командованием для поддержки физических и моральных сил новобранцев). Дани с грустной завистью видит, как рядом с каждым из ребят бежит кто-то из родных, друзей, близких, заряжая их дополнительной энергией. И вдруг… Он не верит своим глазам: по пересохшей земле птицей летит женщина, спотыкаясь на каблуках, и Дани узнаёт Алису. Подбежав к нему, она находу сдирает туфли, отбрасывает их в сторону и, пристроившись рядом, бежит вместе с сыном. Ей это нелегко: термометр показывает сорок градусов, паспорт показывает — сорок лет, но она бежит, бежит, улыбаясь счастливой улыбкой, и Дани с ужасом вдруг чувствует, что в глазах у него набухают слёзы, но, слава Богу, этого никто не заметит, потому что их тут же смывает потом.

В день рождения Алика, который праздновали на той же веранде, Жора не мог прийти он хрипел и кашлял. Последние годы это с ним случалось довольно часто.

— У меня склонность к простудам, — объяснял он.

Маня не преминула отреагировать:

— Раньше у тебя была склонность к гонореям.

Через несколько дней, выздоровев. Жора пришёл поздравить Алика. Алисы, не было, она должна была скоро вернуться. В ожидании жены, Алик увлёк Жору в гостиную, открыл бар и спросил:

— Водку выпьешь?

— Нет.

— А водку?

— Да.

Алик наполнил две рюмки.

— Раньше мы работали, как рабы, но напивались, как свободные люди. А сейчас мы свободные люди, давай напьёмся, как рабы!

— Чего это вдруг?

— Расстроился я. Вдруг обнаружил, что мне уже сорок пять, а мой автобус всё ещё никуда не доехал.

Жора удивлённо посмотрел на него.

— О чём ты?

— Давай сперва выпьем.

Они чокнулись.

— За тебя, пацан!

— Увы, уже не пацан, — возразил Алик. — К сожалению, я стал мудреть и понял: жизнь — это езда в автобусе: сперва стоишь на ступеньках, потом втискиваешься во внутрь, дожидаешься свободного места, садишься, иногда даже у окна… А когда освоился и устроился, надо уже выходить. И следующий повторяет весь этот цикл. А автобус всё едет и едет, а мы всё входим и выходим, входим и выходим…

— Есть существенное различие: в автобусе человек знает, когда выходить, а в жизни, нет. Представляешь, как бы люди жили, если бы знали время и место своего ухода. Не приведи Господь!.. Я этого не хочу!

Алик вынул из бара другую бутылку.

— А виски хочешь?

— Нет.

— А виски?

— Да.

Алик наполнил рюмки.

— Я меняю программу: давай напьёмся, как сапожники или даже как Народные артисты.

— Ты всё ещё грустишь из-за возраста?

— Грущу. Но теперь по другому поводу: сегодня встретил свою родственницу — тяжело ей: приехала одна, с ребёнком, без мужа. Пособия не хватает. А её ещё проверяют на «одиночество».

— Что это значит?

— Солидный дядя неожиданно приходит к ночи, чтобы удостовериться, нет ли у неё мужчины. И если вдруг в шкафу он обнаружит мужские трусы или, упаси Господь, самого мужчину, то такую нарушительницу могут лишить пособия. Надо срочно доказать, что это не её мужчина, а случайный, временный, приходящий, а ещё лучше, предъявить справку, что он вообще не мужчина.

— Но это нормально — они должны проверять.

— Нормально, но противно. Мать-одиночка — это вообще противоестественно, одиночкой может быть только тюремная камерa! Будь моя воля, я специальным указом выдал бы каждой одинокой женщине по мужику.

— Для них же существуют специальные клубы знакомств.

— Да, существуют. А кто туда ходит? Такие же кавалеры, как ты, вечные женихи. Они воспринимают клуб знакомств, как пункт проката. Эта моя родственница посещает такой клуб уже два года. Часть семьи ей удалось создать — ещё одного ребёнка родила, а вот с мужем пока не получается… Ладно, давай выпьем! За женщин!..

Выпили, взяли по маслинке, закусили. Жора достал пачку сигарет, протянул Алику:

— Курить будешь?

— Нет.