«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Берегите снимок, берегите, что бы ни случилось… ведь на нем… ваша мама.
Лена вздрогнула, попятилась и, осев вдоль стены, начала раскачиваться, напевая мелодию «Шербурских зонтиков».
Сквозь прищур глаз ей виделись сполохи неона, кислотный ливень, контуры ванн и тень несчастного. Потом видения исчезли.
В эти несколько мгновений, существо в платье не было человеком – оно стало просто маятником. Без тела, мыслей и души. Словно чья-то властная рука, одним мановением, взмахом, повелевая невидимому оркестру замолчать, погасила в ней всё, что еще сопротивлялось воле владельца. Грубо, безжалостно и быстро вышвырнув из сознания
Створка отъехала в третий раз, приглашая очередную жертву. Лена в нерешительности замерла, будто еще раз поверяя свое желание с предстоящим.
– Андрей… – тихо позвала она.
«Приглашение» молчало.
– Андрей! – громкий стон вырвался из груди. – Андрей!!! – закричала женщина изо всех сил. – Мне плохо! Отзовись! Ты в опасности!!! Самой страшной!
Тишина покачала головой.
– Андрюша, милый, я иду к тебе… И заслоню… и возьму за руку, и поведу тебя… на бал «пылающих». Я всё поняла, любимый. Я отдала лекарство, но знаю как… Пусть мне придется потерять всё… пусть…
– Я услышал!!! – ударил в уши знакомый голос с перрона. – Но не пытайся объять роман! Ты еще не ослепла!
Лена шагнула вперед, и стена ливня скрыла от нее зал.
Крым
Андрей открыл глаза, пытаясь вспомнить, где потерял сознание. Прояснение медленно наполнялось шляпами, пустыней и вокзалом, накрывая в строгом соответствии каждое видение – людьми, площадью и концертом, на сцене. Но тут он увидел чье-то лицо: человек в полувоенной форме склонился над ним. Андрей попытался поднять голову – чуть в стороне женщина в белом халате доставала шприц.
– Давно лежит? – спросила она равнодушно.
– Второй день.
– И что ж, раньше не звали?
– Думали, кончился. Оттащили, всё некогда было… а сегодня застонал.
– Я говорю, стреляют и в вас и в тех, за щитами, – продолжая начатый разговор, заметила женщина. – По всей видимости, во-о-н оттуда, – она кивнула в сторону высокого здания. Кто-то стравливает.
– Откуда такая умная? – огрызнулся мужчина. – Делай, что положено… а мы разберемся… – и внимательно посмотрел туда же. – Сирко с ребятами проверяют.
– Очнулся, – кивнув на открытые глаза, бросила медсестра. – Как мне все это надоело! Уж пришли бы куда…
– Придем. Сегодня и придем, – «полувоенный» склонился снова. – Вы кто?.
– А где… мальчик?
– Какой еще мальчик?! Сутки как лежите! Кто, спрашиваю?!
– Писатель, бредущий в Колизей.
– Чего?!
– По жалобе человеческого рода, веду следствие и готовлю тяжкое обвинение против полководцев…
– Я спрашиваю, кто?!!! – «полуобманутый» со злостью тряхнул лежавшего. – Издеваешься!
– А ты его еще «контрой» обзови, – усмехнулась женщина. – Не видишь, бредит… или чокнулся, – она застегнула сумку. – Пойду в палатку, чаю хоть попью, отдохну.
– Иди вон в ту, там без добавок, – человек в форме чертыхнулся и вдруг услышал:
– Оставьте его сударь! Ах, оставьте, умоляю вас!!!
К нему быстро приближался незнакомец странного вида. Длинная, видавшая виды шинель старого покроя, прикрывала камзол. На лице блестело пенсне.
– Еще один! – усмехнулась женщина. – Вот уж точно, шабаш
сумасшедших. Ладно, разбирайся… пошла.– А вы еще откуда?! Здесь не театр! – тот угрожающе поднялся.
– Ошибаетесь, милейший, ошибаетесь! – улыбка Безухова вышла неловкой, но всё же выполнила свою роль.
«Получеловек» смерил незнакомца взглядом:
– Вы его знаете? – и тут же сообразив что-то, добавил: – Короче, сами разбирайтесь…. Но что б к вечеру обоих здесь не было! Отмайданить бы вас, да некогда! – он с досадой махнул рукой и скрылся.
– Сударь! – Безухов уже тряс Андрея, – сударь, откуда вам известны эти слова? О роде человеческом? Ради бога, откуда? – Он огляделся. – Здесь опасно, вставайте. И вообще… – Пьер помог парню подняться.
– Граф! Вы?! Как здесь? Впрочем, не время. А где… кровь? – тот рассеянно посмотрел на брусчатку. – А мальчик?!
Безухов, понимая связь, заключенную в словах Андрея о «полководцах» с недавним диалогом, даже обрадовался, на мгновение забыв и площадь, и крики, и безумие, в котором находился уже сутки. Всё это время его принимали то за тронутого, то за пьяного или артиста, но ни разу!., за человека. И он узнавал людей заново. Они же себя – нет.
– Киев! – произнес Пьер и еще раз огляделся. – Киев! Матушка Русь, куда несешься ты?!
– Туда же! – отряхиваясь, бросил парень.
– Вы только послушайте, чего-с насмотрелся я, сударь!.. – он схватил того за руки, – ах, боже мой, боже мой, – и перекрестился. – Ради чего же победы?! Ради чего былые жертвы-с?! Бедный Андрей, бедный Андрей!
– Вы мне? – наш герой окончательно пришел в себя.
– Вас тоже так зовут?!
– Возможно… Но пару минут назад… я был другим.
– Это не случайно! Не просто я встретил вас! Невидимая нить… меж вами и князем! Да-с! Ах, милейший, чего же я насмотрелся, вы не поверите! Никогда-с! Безумие-с! Губернатора! Цепями к столбу! На коленях! И ране были вольнодумцы на Руси… Да хоть Стеньку Разина возьмите! Извольте ж, вешал! Скор на руку-то был, мерзавец! Так и сказать – просто вор! А эти… глумиться… Над семьей, детьми…
– Вот так, Петр Кириллыч, вот так… – Андрей осторожно высвободил руки.
– Да что ж, жандармы? Власть? Безмолвствуют! Извольте защищать-с! Я прямо так и сказал-с! Так в шею вашего покорного слугу, в шею-с! А люди-то смеются! Смеются! Думают – надо мной! Средневековье! Да-с, милейший… А вера?! Где, позвольте спросить, вера? И то наше будущее?! Да за что?! За что-с?
– Будущее, Петр Кириллыч, ваше будущее. Плоть от плоти ваше. В ненависти и разбое! Собирает оброк с несчастных! – Андрей уже двигался вперед, обходя ящики, груды камней и мусора. Дым от горящих покрышек застилал вид на проспект. Безухов едва поспевал.
– Сорок миллионов и все ненавидят друг друга! «Окаянные дни» [17] через сто лет!
– Вы не в себе, сударь! За что-с?!
– Каждый за что-то своё. Вот такое государство несчастий. Уж поверьте, расколоть человека можно на раз!
– Так оброк-то – идолам!
– Им, граф, им…
– Так ненасытны-с! Идолы-то!
– И знамёна, и призывы… – Андрей остановился, ища глазами что-то. – И никто не остановит девятый вал…
– Да веруете ли вы, сударь? – Вдруг воскликнул Безухов.
17
Иван Бунин. «Окаянные дни».