The Мечты. Весна по соседству

Но чего уж скрывать – ему это нравилось.

И ей, кажется, нравилось. Она радовалась подаркам, общению, их близости. И ему тогда казалось, что у нее как будто бы все в первый раз – будто и не ухаживал за ней никто никогда. Моджеевского это подкупало тоже. И это же заставило его задержаться. Присмотреться. Осознать. В свои «немножко под сорок» - Женя была девчонкой в столь многих вещах, что невозможно не влюбиться. И он влюбился.

А она? Что видела она? Что в это время было с нею?

Нет, начало у них и правда было хорошим. Очень хорошим. Вот только полноценного сближения так и не случилось. У него были работа, дети, бывшая жена, снова работа, отъезды, приезды, проблемы – все не про Жеку, проекты, пресс-релизы, вечеринки, юбилей этот чертов, который в какой-то момент показался ему важнее, чем то, что было между ним и Женей. Еще были чаепития с Ниной, когда они обсуждали, что делать с Бодькой. Еще были бесконечные Нинкины звонки. Ее явление, пока он мотался в командировку. Все это время Женя оставалась одна. В его квартире. В той, где на балконе горела подсветка, а по вечерам место в изножье было занято Ринго. А еще в его квартире был интернет. Она туда разговаривать ходила. С этим...

Почему с этим, а не с ним?!

Роман скрежетнул зубами.

Нет, он отдавал себе отчет, что ищет причины. Объяснения. Оправдания. Чтобы сейчас иметь повод написать ей хотя бы смс с поздравлениями. Его собственный телефон – предатель. Эдак ударить в спину. Современные телефоны должны стирать всю информацию о бывших в день расставания. Номера, чаты, фотографии, даты. У человека рука так легко не поднимется. У Ромки не поднялась.

И все же. Что она видела, кроме его бесконечного бега наперегонки с обстоятельствами, которые к ним – к нему и к ней – не имели никакого отношения. Как она там сказала в последнее утро, когда они все еще были вместе? Спасибо, что оставил наше только для нас. А что у них было?

«Мне надо идти, Женя».

«Я все понимаю, Рома».

Один раз она перестала понимать. Не захотела понимать. Один чертов раз. А ночью ей написал Юрага. Которого до этого она послала.

Моджеевский растер лицо ладонью и все-таки уткнулся в телефон. Что там было-то? Фоточки из Копенгагена? Фареры? Фасады солнечногорских трущоб? Человек тянется к общению и ласке. Может быть, в этом и дело? А он сам способен слышать только себя?

Или все дело в том, что ему просто очень хочется ее увидеть. Скорее всего. Иначе к чему спустя столько времени искать объяснение поступкам, которые должны бы давно уже его не тревожить.

Женин контакт. Их чат с смсками, который он так и не удалил, утешившись тем, что тот с каждым днем уходил все дальше вниз. А оказывается, не так уж и далеко – на пару касаний пальцем.

Предпоследнее сообщение – от Жени в день вечеринки в «Айя-Напе». Буднично и по-домашнему, будто бы она годами встречала его с работы.

«В котором часу ты приедешь домой?»

Последнее. Его ответ.

«К шести тебе надо быть готовой».

Он тогда не написал, когда будет на месте. Он слово лишнее боялся проронить, чтобы не взорваться. Она чувствовала? Наверное, должна была. Спрашивала же.

«Привет, с днем рождения» на фоне их прошлого будет выглядеть пошло и неуместно.

– Алена, отмените сегодня встречи после четырех часов! – выкрикнул Роман в открытую дверь между собой и секретаршей. Ее мордочка тут же показалась в проеме и удивленно уставилась на начальство.

– В смысле отменить? – уточнила зачем-то она, обычно понимавшая с полуслова все, что касалось работы, но тут ее алгоритмы, видимо, заглючили. – У вас же там по проекту гостиницы расписано до ночи!

– Перенесите на завтра или послезавтра, - сдержанно ответил Роман. – Мне все равно. Фролова вместо меня не посылайте, но сегодня... мне нужен свободный вечер. Если кто-то сможет подъехать до четырех – я постараюсь принять.

– Как скажете, Роман Романович, - в замешательстве согласилась Алена. – Что-то еще?

– Да. Закажите цветы. Какой-нибудь... посолиднее букет. Розы...

– В «MilleFleurs»? – уточнила зачем-то его самая смышленая на свете помощница, заметно скиснув.

– Ну где вы там заказываете? – рассердился Моджеевский, и Аленка, что-то пробормотав, тут же скрылась с глаз. Роман замер на месте. Снег продолжал валить. Кажется, еще крупнее и гуще.

– Куда отправлять? – раздался писк из приемной.

– Никуда! – гаркнул он, придя в себя. – Отбой! Ничего не надо! Никаких цветов!

И этим значительно усложнил свою задачу. И удивлялся себе: получается, все уже решил? Ему понадобилось четыре месяца, чтобы все решить. Решить так, как не смог тогда, сразу. От самого себя тошно. До обеда он дотянул с трудом. На еду не прерывался. Все, что попадало в его желудок – имело жидкую консистенцию, темно-коричневый цвет и запах кофе. Крепкого и без сахара. Сладкий Алена пока не рисковала ему нести – и правильно делала. До кондиции, когда пора подслащивать, он дошел только к трем, но к тому времени уже от всего отказывался, что отвлекло бы хоть на минуту.

Это хорошо, когда работы много. Можно переключиться. Отключиться. Не думать. Ни о принятых решениях, ни о тех, которые предстоит принять. Он хочет поговорить. Он просто хочет поговорить. Нет, не трахаться. Правда, собрался не за этим. Не сегодня, не сейчас.

Даже если врет сам себе в эту минуту, когда выходит из здания «MODELIT», и, несмотря ни на что, больше всего на свете жаждет вернуть в свою постель женщину, которую так и не смог забыть.

Нифига не остужались мысли под снегом, который к исходу дня превратился в настоящую метель, такую, какую Рома не помнил с полжизни. Брендовые туфли скользили по гололеду, а белые хлопья падали на волосы, под воротник, на плечи темной куртки, которую он наспех накинул утром, не сверившись с прогнозом. Кто бы мог подумать! В Солнечногорске – снег. Невероятный день. Странный. Совсем перекошенный, перекроенный, как и он сам.

Отпустив Вадика гулять до завтра, он покружил по городу на уже примелькавшейся горожанам Бентли, давая себе время перевести дыхание, которое спирало от одной мысли, что сегодня они поговорят. Увидятся и поговорят. Потому что он, мать его, решил!

К пяти зарулил в ювелирный возле набережной, не зная, что покупать. Самое главное кольцо – уже подарил. Будто бы оно сделало кого-то счастливее. Но очень хорошо помнил ее вопрос, сам ли выбирал колье – или секретарша, как если бы это было важно. Так же важно, как долбящее по мозгам с самого утра «спасибо, что оставил наше только для нас». 

Это было последнее, что он от нее услышал тогда, когда уходил насовсем.

И в противовес этому так и не вышедшая в глянце статья об их помолвке с фотографиями с благотворительного бала и из Италии, куда он затащил ее, не спрашивая, хочет ли она туда ехать. Где вы видели человека, который откажется от Тирренского моря?

«Да, Рома». «Конечно, Рома». «Я все понимаю, Рома».

Нет, он знал, как построить разговор. Он приедет к ней, поводов не впустить его у нее нет. Если там праздник... ну черт с ним, задержится. Что будет, если рядом окажется Юрага, Роман предпочитал не думать. В конце концов, когда-то давно, в самом начале, его меньше всего на свете интересовал ее семейный статус. Ей придется выслушать его при любом раскладе. Моджеевский скажет ей, что все знал про переписку с Art.Heritage, знал, кто он, и заодно – знал все про «Купидон». Если она захочет объясниться – они объяснятся. А она захочет. То, как Женя на него реагировала на той ректорской вечеринке... Черт, да она едва держалась! Как и он. Не могло тогда все так закончиться. Не должно было. Это он налажал – не только она. Они оба. Они так мало говорили. С другими – сколько угодно. Сами – нет.