Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Мы помним, что Тиберий начинал военную службу в Испании, участвуя в покорении Кантабрии (совр. Астурия и Баскония). Был он и наместником Галлии по возвращении из Армении. Вместе с младшим братом Децимом Клавдием Нероном Друзом завоевал Альпийские области — Рецию и Винделикию. Ну а высшие успехи римских войск в Германии — разумеется, дело рук полководца Тиберия, после официального усыновления именовавшегося и именем Цезаря. Победное звание императора он заслужил еще в первых своих самостоятельных походах.

В последнем своем походе Тиберий показал умение победоносно действовать не только на суше, но и на море. Если флот Друза только появился в Северном море, не выйдя за пределы залива Зейдерзее близ устья Рейна, то корабли Тиберия прошли вдоль всего германского побережья Северного моря и вошли в устье Эльбы, где соединились с легионами сухопутной армии. Тиберий явно превзошел достижения в Германии младшего брата. Его легионы прочно стояли на берегах Эльбы, где во время предыдущего достижения римлянами этой реки римский военачальник Гней Домиций Агенобарб воздвиг алтарь Августа.^{121}

Появление в Эльбе римских кораблей вкупе с легионами, стоявшими на ее берегах, потрясло германцев. Об этом любопытный рассказ очевидца событий и соратника Тиберия Веллея Патеркула:

«Не могу удержаться, чтобы к рассказу о великих деяниях не добавить один эпизод, каким бы малозначительным он ни был. Когда мы поставили лагерь по одну сторону реки, о которой я упомянул, а противоположная сверкала оружием вражеских воинов, обратившихся в бегство при одном движении наших кораблей и от страха, который они вызывали, один из варваров, человек преклонного возраста, рослый и, как показывало его одеяние, занимающий высокое положение, сел в челн из пологого дерева, что было обычным средством для плавания у этих людей; в одиночку правя этой лодочкой, он достиг середины реки и попросил разрешения войти на занятый нами берег, чтобы увидеть Цезаря. Ему была дана одна такая возможность. Тогда, пригнав лодку и в долгом молчании созерцая Цезаря, он сказал: «Наша молодежь безумна, если чтит вас как божество в ваше отсутствие, а теперь, когда вы здесь, страшится вашего оружия вместо того, чтобы отдаться под вашу власть. Я же, по твоему милостивому позволению, о Цезарь, сейчас вижу богов, о которых ранее слышал, и за всю жизнь не желал и не имел более счастливого дня». Добившись разрешения прикоснуться к руке, он, постоянно оглядываясь на Цезаря, добрался до своего берега. Победитель всех стран и народов, в какие бы он ни приходил с войском, не понесшим потерь (только один раз враги коварно атаковали его и нанесли тяжкое поражение), Цезарь отвел легионы в зимние лагеря и устремился в Рим также быстро, как и в прошлом году».^{122}

Величественный облик Тиберия Юлия Цезаря — именно так он именовался с 4 г. после официального усыновления его Августом — также способствовал усилению значения римского имени среди варваров. Не стоит, впрочем, преувеличивать лестные для Тиберия и для римлян и их богов слова старого германца. Молодежь его народа не спешила отдаться под власть римлян, а засада, в каковую попала часть войск Тиберия, понеся немалые потери, говорила о том, что эта неспешка отнюдь не носила пассивного характера. Римлянам еще предстояло в этом убедиться.

Далеко не все германские племена были покорены после походов Друза и Тиберия. Маркоманы и свевы, оттесненные из привычных мест обитания на юго-восток к верховьям Эльбы на территорию современной Чехии и соседних с ней областей Германии, не успокоились. Здесь германцы, желавшие сохранить свою независимость от Рима, еще ранее стали объединяться. У объединения этого нашелся достойный вождь. Это был один из знатнейших германских вождей Маробод. Он был хорошо знаком римлянам. Свои юные годы он провел в столице империи, где пользовался благорасположением самого Августа.^{123} Пребывание в Риме и знакомство с римской цивилизацией не сделало Маробода союзником и другом империи. Вернувшись в Германию и сумев объединить свевов и маркоманов, «он начал создание огромного царства с центром в тех древних богемских землях, где было ядро цивилизации Северной Европы. Его южные проходы от Рааба, где находится современный Регенсбург, доходили до Дуная, достигали границ современной Венгрии и уходили на неопределённое, но значительное расстояние в глубь страны».^{124}

Вот это-то царство Маробода и стало главной опасностью для римского господства в германских землях, когда римлянам казалось, что они всех уже здесь победили:

«В Германии не осталось кого побеждать, кроме народа маркоманов. Изгнанные из своих мест, они под предводительством Маробода устремились во внутренние земли, поселившись на равнине, окруженной Герцинским лесом! Даже при крайней поспешности нельзя обойтись без упоминания об этом человеке. Маробод — муж знатного происхождения, могучего телосложения и отважного духа, варвар скорее по племени, чем по уму. Заняв среди своих первое место (не случайное, зависящее от желания подданных и ненадежное, — он приобрел настоящую царскую власть и могущество), он решил увести свой народ подальше от римлян и разместить его там, где, укрывшись от более сильного оружия, смог сделать могущественным свое собственное. Итак, захватив места, о которых речь шла выше, он либо покорил сопредельные народы силой оружия, либо подчинил их договорами.

Постоянными учениями он поднял силы, охранявшие его державу, почти до уровня римского войска, и вскоре они достигли небывалого совершенства и превратились в угрозу для нашего государства. По отношению к римлянам он вел себя так: не вынуждал нас к войне, но показывал, что если его к ней принудят, то у него не будет недостатка ни в силе, ни в воле к сопротивлению. Послы, которых он присылал к Цезарям, порой выставляли его просителем, порой вели переговоры как равные. Племенам и отельным людям, от нас отделившимся, он предоставлял убежище; вообще он действовал как соперник, плохо это скрывая; и войско, которое он довел до семидесяти тысяч пехотинцев и четырех тысяч всадников, он подготовил в непрерывных войнах с соседними народами к более значительной деятельности, чем та, которую он осуществлял; ведь опасным его делало то, что, имея слева и спереди Германию, справа Паннонию и Норик позади своих владений, он постоянно угрожал им своими нападениями. Италия также не могла себя чувствовать в безопасности из-за увеличения его сил, поскольку от высочайших горных цепей Альп, обозначающих границу Италии, до начала его пределов не более двухсот миль».^{125}

Похоже, царство Маробода можно воспринимать как первый пример появления в землях германцев некоего уже не племенного, но скорее раннегосударственного формирования. Об этом говорит само восприятие его как земли под управлением настоящей царской власти, где население — подданные царя. Веллей Патер-кул четко отличает власть Маробода от обычной власти германских племенных вождей, зависящей от желания населения и носящей потому более случайный характер. Царем из знатного рода Маробода именует и Публий Корнелий Тацит.^{126} Он же подчеркивает, что, нося титул царя, Маробод был ненавистен соплеменникам, находившимся над властью привычных вождей и потому считавших себя свободными.^{127}

Известно, что в раннем средневековье началом перехода от племенного объединения к раннегосударственному было то время, когда земля переставала восприниматься как принадлежащая всему племени, превращаясь в собственное владение правителя и нося потому его имя.^{128}

Царство Маробода явно было отлично от земель херусков, хаттов, бруктеров и иных германских племенных объединений. Кроме того, он, похоже, создал постоянное войско из пехоты и конницы численностью в десятки тысяч человек. Ведь только постоянное войско могло достичь почти уровня римской армии.

Любопытно, что Маробода Патеркул воспринимает как варвара по происхождению, но не по уму. То есть, человека, поднявшегося в интеллектуальном смысле до римского уровня. Примерно так век спустя Плутарх напишет о Спартаке: «Спартак, фракиец из племени медов, — человек, не только отличившийся выдающейся отвагой и физической силой, но по уму и мягкости характера стоявший выше своего положения и вообще более походивший на эллина, чем можно было ожидать от человека его племени».^{129}

Спартак, конечно же, не царь, как Маробод, но всего лишь гладиатор. Правда, великий немецкий историк Рима Теодор Моммзен предполагал за Спартаком царское происхождение.^{130}

Ко времени германских походов Тиберия царство Маробода насчитывало уже около полутора десятков лет. Считается, что основано оно было около 8 г. до Р.Х.

Прекрасно понимая опасность соседства царства Маробода с римскими владениями, как в Германии, так и в Паннонии, Тиберий наметил ближайшую кампанию «на этого человека и на царство».^{131} План кампании 6 г. был тщательно продуман. Римские легионы двинулись на владения царя-германца с двух сторон: Сентий Сатурнин вел свои войска на восток по долине Майна через земли хаттов, вырубая расположенные там Герцинские леса. Так римляне прокладывали дороги в Богемию, заодно уничтожая возможность для германцев устраивать лесные засады, на что те, как известно, были мастера. Сам Тиберий вел свои легионы из Паннонии и Ил-лирика. Сборным пунктом его армии был Карнут в Норике (близ совр. Вены). Отсюда он предполагал двинуться навстречу Сентию Сатурнину в земли маркоманов, в царство Маробода в Богемии.