Тиэль: изгнанная и невыносимая

— И, разумеется, в день пропажи и незадолго до этого дня никто хранилище не открывал, — скорее констатировала, чем спросила Тиэль.

— Стражи уверяют, что нет. Мастер Симарон это подтвердил, — согласился с версией Кинтер. Упомянутая бароном парочка с достоинством угукнула, подтверждая версию.

Эльфийка с явным вниманием оглядела прическу орка и еще более явным, пусть и иной направленности, — колоритный шрам вампира. В рот для изучения отколотого клыка заглядывать не стала, но явно хотела. Стража от такого пристального и не идентифицируемого как женский интерес осмотра несколько занервничала. Пусть признаваться в несуществующих грехах и брать на себя вину за пропажу реликвий не спешила.

— И от двери вы ни на минутку не отходили? — вроде как на всякий случай уточнила эльфийка.

— Вместе нет, один на страже всегда оставался, — смущенно и искренне надеясь, что эльфийка не будет выпытывать интимные подробности вынужденной отлучки, громыхнул орк и почему-то засмуглел румянцем.

— Они, похоже, с Кинтером на пару рыбу откушали с одинаковыми последствиями, — со смешком поделился версией призрак, благо хоть не во всеуслышание, а лишь для Тиэль, привыкшей к циничным шуткам Адриса.

— Понятно, — оправдала ожидания стражи Тиэль и переключила внимание на дверь.

Барон приоткрыл толстую, не меньше мужской ладони в ширину, створку и пропустил Тиэль вперед себя в абсолютную темноту хранилища. Закрыл створку. Очередная серия характерных щелчков подтвердила возвращение двери в запертую позицию. Тут же зажегся свет — большая люстра в центре большой комнаты — точная копия товарки из холла.

— Говорят, если сюда в одиночку войдет чужак, свет не зажжется вовсе, — рассеянно поведал Кинтер эльфийке. Та внимательно изучала помещение: прямоугольную комнату со светлым полом и голыми каменными стенами, не украшенными никакими пылесборниками в виде ковров или гобеленов. Пол каменным не был. На его плиты настелили очень светлые, почти белые широкие доски, настолько плотно пригнанные друг к другу, что они казались сплошным массивом. «Ледяной ясень», — определила Тиэль, принюхавшись к слабому, но до сих пор, даже спустя десятки, если не сотни лет превращения дерева в доски, тонкому аромату, витавшему в воздухе. Материал считался дорогим и шел большей частью на мебель для аристократии. Тот, кто сделал из него пол в сокровищнице, явно хотел шикануть или, такую возможность эльфийка не исключала, поместил в хорошо охраняемое место своеобразную заначку. Ледяной ясень не рассыхался и в труху со временем не рассыпался. Может, предок думал: решат потомки через век-другой отгрохать из этих досок себе кровать, стол или шикарный шкаф — и пожалуйста!

Помимо ценной древесины, внутри комнаты было немало замечательного. Если ты числился среди любителей ювелирных изделий, конечно. Этого добра внутри было с избытком. Отнюдь не все украшения обладали столь выдающейся ценностью, чтобы быть заключенными в сейфы или зачарованные шкафы. Кое-что покоилось прямо на поставцах из того же ледяного ясеня и в приоткрытых футлярах, радуя глаз игрой света на гранях разноцветных камней и блеском золотого, серебряного или мифрилового кружева.

Тиэль, не раз видавшая непревзойденные творения эльфийских ювелиров и вынужденно цеплявшая их на себя по необходимым праздникам, осталась почти равнодушна к великолепию сокровищницы. Зато Адрис, метавшийся по комнате с проворством белки, пытающейся распихать по тайникам как можно большее количество внезапно перепавших ей орехов, осматривал все очень тщательно. И чего в его действиях было больше — усердия начинающего сыщика, пытавшегося отыскать след пропажи, или ревнивой зависти владельца собственных ценностей, — эльфийка судить не бралась. Тайну приоткрыл сам призрак. Прекратив свои метания, он довольно выдохнул:

— У меня больше и лучше!

Наткнувшись на безмятежный взгляд эльфийки, невидимый Кинтерудух пояснил:

— Моя сокровищница больше! И вещицы в ней подороже будут! А уж если сундуки с монетами и слитками считать, то и подавно!..

— Понятно, — еще более равнодушно согласилась Тиэль, ни разу за все время обитания в особняке Адриса не предпринявшая ни единой попытки прямым вопросом или хитростью выведать тайну местонахождения состояния Проклятого Графа. Даже когда сам граф пытался спровоцировать новую хозяйку дома на поиски целым ворохом намеков на тайны особой комнаты в подвале. Все ухищрения призрака наткнулись на полное отсутствие интереса эльфийки. А ведь о сокровищах Адриса ходили легенды по всему Примту! Нет, порой Тиэль подкалывала призрака угрозами о поиске сказочных кладов, особенно если тот начинал, как ревнивая жена, ныть о скудности доходов живой соседки, спускавшей все лишние и совсем даже не лишние деньги на свою драгоценную оранжерею. Но всерьез привычные пикировки ни один из острословов не принимал. Адрис давно понял, насколько свято для подруги понятие «чужое», даже если это чужое — собственность давно покойного человека. И что с того, что покойного, если он в некотором роде жив, способен мыслить и чувствовать? Теперь-то, зная особенность видения эльфийкой мира, Проклятый Граф окончательно уверился в том, что для Тиэль он живой в точно такой же степени, как и все прочие, обладающие плотью создания. И если уж сравнивать цвета и ароматы, то его, призрака, общество даже более предпочтительно эльфийке, чем очень многих живых, еще не встретившихся со спутниками-тенями для препровождения в Последний Предел.

— Вот в этом сейфе хранились регалии, — кашлянув, отметил Кинтер и указал на один из пяти высоких металлических ящиков, помещенных на отдельные подставки из ледяного ясеня. — Открыть?

Тиэль кивком дала разрешение. И барон снова воспользовался универсальным ключом-печаткой. Щелчок на сей раз прозвучал лишь один. Кинтер откинул боковую створку, являя наблюдателям три пустые полки.

— Не понимаю. Если ключ на кровь заклят, как отворить смогли? — удивился Адрис.

Вместо ответа эльфийка качнула пальцем створку сейфа, и та осталась у нее в руках. Крепкие тройные петли были буквально растворены некоей неизвестной субстанцией. Снаружи преступление ловко маскировалось цветной смолой, с недавних пор продаваемой для детских развлечений почти в любой лавке. В отличие от глины или теста, смола при высыхании не крошилась, а лишь немного застывала, но от тепла рук вновь легко размягчалась до пригодного для игры состояния. Вот и с сейфом Фрогианов успешно поиграл некий забавник.

— Сейф не вскрывали отмычкой, охранное плетение цело, разрушили сам металл креплений, — объяснила мужчинам Тиэль, уловившая характерный сладковатый аромат смолы, замаскированный тонким запахом ледяного ясеня.

— Вот ведь… — Кинтер выругался в бессильном отчаянии. — Я и не приметил.

— При сильном душевном смятении наблюдательность страдает одной из первых, — трезво констатировала эльфийка и попросила: — Могу я взглянуть на изображения украшений?

— Да-да, сейчас, — откликнулся барон и приложил печатку к сейфу рядом, где хранились не драгоценные сокровища рода, а папки с рисунками гарнитуров. С некоторых пор, века три-четыре назад, иметь не только украшение, но и рисунки мастера, его сотворившего, стало модным в Кавилане.

Так что Тиэль имела возможность полюбоваться на цветные изображения украшений из голубых и солнечных бриллиантов в серебре, созданных на основе небесных фантазий о звездах и светилах. Тонкую девичью цепочку безликой модели украшал бриллиант, ограненный звездой, браслет и ожерелье ювелир сотворил в виде свитых воедино двух лун и дневного светила, серьги были сделаны из голубых бриллиантов, символизирующих луны — Димару и Веару, а диадему венчал солнечный бриллиант — Алор.

— Тех вещей, которые здесь нарисованы, не только в сейфе, вообще в хранилище нигде нет. Ручаюсь! По ошибке или нарочно в другое место их не перекладывали, — поделился личными наблюдениями с эльфийкой дух. Говорил Адрис так, чтобы его пока не слышал Кинтер.

Вернув папку, Тиэль поблагодарила призрак одобрительной улыбкой и переключилась на юного барона. Тот запер сейф с рисунками и теперь в благоговейном молчании ожидал вердикта его единственной надежды на скорый брак с прекраснейший Злитаэль.

— Боишься пауков? — наскоро уточнила эльфийка у Кинтера.

— Н-нет, — чуть удивленно, с секундной заминкой мотнул головой тот.

— Хорошо, — одобрила Тиэль и вытащила из прически прелестную крошку Теноби.

— Э-эт-то ч-что? — начал заикаться барон.

Он резво отпрыгнул от эльфийки метра на два, больше не смог, столкнулся со стойкой в форме низкого дерева, где красовалось пять футляров с драгоценными уборами. Грохот, звон, падение стойки и самих футляров и яркая россыпь украшений по всему полу стали результатом прыжка.

— Не что, а кто. Паучок, пока маленький. Ее зовут Теноби, и она вполне разумное создание. Я бы сказала, разумнее многих двуногих и тех, кого можно встретить на улицах города, — представила шеилд эльфийка и укоризненно цокнула языком: — А говорил, что не боишься пауков!

— Это от неожиданности, — жалобно оправдался Кинтер и, бросая осторожные взгляды на лиловоглазое и совсем даже не маленькое — с половину его ладони — чудовище, мирно сидящее на ладошке эльфийки, опустился на корточки.

Бойся не бойся, а порядок наводить надо. Никакая горничная сюда убираться не придет. Запрещено! Зато если беспорядок обнаружит милая матушка, взрослому сынку, числящемуся главой рода, придется туго. Лейдин, чего доброго, даже вспомнит, где лежит старый, изукрашенный тяжелыми бляхами пояс покойного батюшки, каковым тот в детстве потчевал нерадивого отпрыска за особо удачные проделки.