Тигр в камуфляже (Блокпост, Охотник за черепами)

Руслан почувствовал, что его охватывает доселе не испытанный суеверный ужас — дико взвыв, он прыгнул навстречу наступавшим и поочередно обрушил на их головы свое неэстетичное орудие, на этот раз вложив в удары всю силу.

Оба нападавших рухнули на землю. Закопошились и начали медленно подниматься. Нет, это уже было слишком… Подскочив к ним, агент принялся исступленно молотить толкушкой, выкрикивая что-то нечленораздельное, отскакивая, бросаясь вновь — его всецело захватила какая-то странная животная ярость…

Придя в себя, он обнаружил, что сидит, привалившись спиной к тополю. Вокруг раздавались какие-то крики — соседи всполошились. Тетя Соня, подслеповато щурясь, голосила на крыльце. Завывала милицейская машина — блики мигалки медленно приближались к ануфриевскому подворью. Догорал бурьян. В свете костра можно было различить две бесформенные кучи. Тяжкий смрад горелого мяса и свежей крови будоражил сознание, придавал происходящему какую-то мистическую окраску. Агент облизнул пересохшие губы и почувствовал солоноватый привкус.

Ощупал себя — он весь был в чем-то липком и остро пахнущем.

— Вот это ты влип, Рустик, — тревожно пробормотал он, глядя на калитку, которая, распахнувшись, впустила во двор несколько фигур в милицейской форме. — Вот это влип…

7

Адольф Мирзоевич медленно расхаживал по кабинету и фальшиво мурлыкал под нос какую-то мелодию. В кожаных креслах восседали двое его подручных — Бабинов и Вовец.

Бригадир Центрального с невозмутимым видом пил сок и наблюдал за телодвижениями шефа. Пульману Вовец всегда нравился: он являл собой наглядный образчик неутомимого бойца, который привык рвать куски у Судьбы из-под носа и выворачиваться ужом из любой, самой безвыходной ситуации. Этот здоровенный, уверенный в себе мужлан воплощал в себе все то, чего так не хватало в жизни ему самому. Богатырская стать, невероятная физическая сила, благосклонность женщин, наконец, просто удачливость… Дела Вовца, как обычно, были в полном ажуре — поводов для волнений не возникало. Хирург же был мрачен — он видел мир сквозь призму приобретенного в запойный период пессимизма и исправляться никоим образом не желал. Любую трудность на пути к поставленной цели Бабинов воспринимал как личное оскорбление и повод для того, чтобы досрочно сойти с дистанции.

"А ведь пропадет без меня, — неожиданно подумал Пульман, наблюдая за хирургом. — Вот не станет меня — или опять запьет, или какую-нибудь варварскую глупость совершит в очередном припадке меланхолии… А какой талант!

Да в Штатах его бы на золотом лимузине возили под охраной батальона спецназа!

Что водка с людьми делает…"

— Такое простое мероприятие завалил, — покаянно пробормотал Бабинов, не выдержав повисшей в кабинете тишины. — Пристрелите меня, шеф, я никуда не годен. Я вам только обуза…

— Глупости болтаешь, коллега, — мягко оборвал помощника Пульман. — Отсутствие результата — тоже результат. Теперь мы по крайней мере в курсе, что этот типчик из себя представляет. Леха, что он из себя представляет?

— Это не слесарь, — поделился своими соображениями Вовец. — Иван в свое время уходил троих ваших тормозов. Двоих руками убил, одного — пулей. Этот тоже — двоих руками убил. И шашлык из них сделал. Одной породы с Иваном. И вообще — сказали бы мне, я вам привез бы этого шустряка, за полчаса бы узнали, что он за гусь…

Пульман пристально посмотрел на бригадира — тот не выдержал и отвел любопытный взгляд. Вовец не был посвящен в суть проекта «Всеобщее влияние» — о нем знали лишь Пульман и Бабинов. Скандальчик, вылившийся в буйную сцену с двумя обожженными обезображенными трупами и арестом Ануфриева, замять не удалось — уже через полчаса об этом знали все милицейские сержанты, а наутро — и досужие пенсионеры, заседавшие на лавках у подъездов. Адольф Мирзоевич горел желанием наорать на Бабинова и дать ему подзатыльник, но сдерживался — вдруг этот меланхолик и правда пойдет и вскроется! Ценность хирурга в другом…

— Я навел справки, — скучным голосом продолжил Пульман. — Нигде по картотекам этот парень не проходит. Его данными пару лет назад интересовался Интерпол… — Заметив удивленный взгляд Вовца, Адольф Мирзоевич пояснил:

— У меня там знакомых нет, Леха, не удивляйся! Просто есть людишки, которые имеют туда доступ и кое-чем мне обязаны… Гхм… Так вот — пару лет назад его разрабатывали, что называется, но… Но тут небольшая закавыка, ребята… Я почему-то думаю, что он представляет какую-то могущественную спецслужбу, о которой мы ничего не знаем. И знаете, отчего такие выводы? — Пульман сделал небольшую паузу, акцентируя внимание собеседников, затем тихо сообщил:

— Его нет, ребятки.

— То есть как это «нет»? — уточнил Вовец. — Ксива липовая? На вымышленную фамилию?

— Нет, документы у него в порядке, — покачал головой Пульман и печально улыбнулся:

— Он умер, ребятки. Два года назад. И теперь нам предстоит расколоть этот труп…

Отдохнувший за время часового послеобеденного сна, Андрей встал с уверенностью, что сегодня до исхода дня размотает основную часть клубка, который подбросил ему Иван. В принципе этот парень не оперативник, одичал маленько в горах, ему городская жизнь со всеми ее ухищрениями представляется непролазными джунглями, поэтому он не в состоянии объективно оценивать ситуацию. Возможно, на самом деле не так все страшно, как кажется.

Позвонив в агентство, детектив сказал, что прикован к постели судорожными болями в затылке и потому вряд ли сегодня сможет прийти: пока он гулял, звонил шеф и оставил на автоответчике сообщение — просил выйти на полдня, поработать с бумагами. Для вящей убедительности пришлось соврать, что возили на процедуры в поликлинику, и общаться с шефом через силу, вяло и с хрипотцой — Стариков, мужичара старой закваски, весьма болезненно реагировал, когда его люди без уважительных причин отлынивали от работы. В понятии шефа, уважительными причинами могли быть лишь смерть, тяжкое увечье и бесповоротное психическое расстройство.

Наскоро умывшись, Андрей оделся опять же несоответственно погоде — под шляпу, сунул в карман миниатюрный «Кодак», заряженный тридцатишестикадровой пленкой, критически оглядел себя в зеркало и вышел из квартиры. Купив в киоске на углу пачку «Парламента», сыщик с удовольствием закурил и, расхаживая под железной крышей пустынной остановки, начал прикидывать, в какой последовательности лучше претворять в жизнь свой план. Последовательность в принципе годилась любая, поскольку все пункты плана имели относительно самостоятельный характер и друг от друга не зависели. Вот он, план: а) навести справки о жизнедеятельности Бабинова — желательно в подробностях; б) разузнать через свои каналы в городском отделе здравоохранения, каким образом заведующий психклиникой таковым стал, и вообще — собрать в кучу все, что удастся про этого зловредного Пульмана наскрести по сусекам; в) выяснить, опять же через свои каналы, в областной поликлинике, сколько людей за последние полгода получили черепно-мозговые травмы; г) смотаться в Приютное и попробовать отыскать кое-какие детали, подтверждающие достоверность Ивановых сказок (это для себя — личное, так сказать); в) и последнее — нужно управиться к 19.00, а затем сесть в засаду у телефона — должен звонить загадочный агент Интерпола, кратко осведомиться о результатах и назначить на завтра встречу.

Вот, собственно, и все… Немного поразмыслив, сыщик вдруг вспомнил, что испытывает судорожные боли в затылке и потому прикован к постели.

То есть в городе делать ему нечего — запросто можно нарваться на шефа или кого-нибудь из его неформальных стукачей. Обругав себя за тугодумие, Андрей с грустью констатировал, что ничего хорошего для дядьки из Интерпола он до вечера не сделает, а может лишь поработать на себя — то есть смотаться в Приютное и с часок погулять там во всех возможных недозволенных местах.