Тигр в камышах

Первым опомнился чиновник:

— Анна Игоревна, Христом Богом… Пройдемте, прошу! Никитин, живо, уносите же! Где этот чертов доктор… Да не вы, Брянцев! — с досадой бросил статский. Он суетился вокруг разбитой увиденным девушки, постепенно выпроваживая ее в кабинет, подальше от неподвижного силуэта под простыней.

Я с изумлением наблюдал за переменой; эка вон, выходит, Лестревич был неравнодушен к девушке! Что-то странное, тяжелое заворочалось у меня в груди, но неприятные мои размышления прервал Ханжин, который ловко утащил меня за руку в полуоткрытую дверь переходного коридора.

* * *

— … да скорее же вы, недотёпа! — бурчит Ханжин. — Мы пока что с гандикапом…

Куда он тащит меня? Пора пояснить ему, что привычка недоговаривать о догадках или умозаключениях предельно истощает мое терпение.

Ханжин ориентировался в огромном пространстве нескольких домов, соединенных крытыми переходами, как рыба в воде. Завидное качество.

— Здесь! — бросает он через плечо. Лязгает клямкой старинная, под стрельчатой аркой, дверь.

В помещении за дверью сыро. Подслеповатое оконце с толстым катаным стеклом вековой давности, почти под потолком, не дает много света, несмотря на яркое утренне солнце.

— Где мы? — я тру виски пальцами, стараясь отогнать усталость.

— В подвале, под трапезной… Помните, в наш первый вечер, во время ужина, я встал и прошелся от стены до стены? Тогда я промерял ширину комнаты; мне показалось забавным, что крепежная заглушка крюка для подвески шанделира, вот этого самого… расположена не по центру комнаты там, наверху. — он указал на потолок, на причудливый газовый шанделир; он имел восемь симметрично расположенных горелок-рожков, направленных вовнутрь, к большому стеклянному шару. Шар, закованный в железную раму, выглядел нелепо; да и вообще вся конструкция смотрелась странно. — Зато здесь канделябр висит ровно по центру… Вам это ни о чем не говорит?

Я устало-отрицательно качаю головой.

— Ну же, Брянцев! Смотрите, — Досадливо сморщив рот, сыщик сделал пару шагов к стене напротив двери и сильно стукнул по ней кулаком. Потом повторил то же у другой стены. Звуки различались… Я, кажется, начал понимать! Похоже, что стена, которая издавала глухой звук, была фальшивой, она скрадывала примерно три-четыре аршина в глубину.

Только теперь до меня дошло, что странного было во всей конструкции. Я увидел, что светильник висел на тонкой цепи, пропущенной через крюк, но цепь не заканчивалась на нем, она тянулась дальше, к стене — той самой, что издавала более глухой звук под кулаком Ханжина. Я также обратил внимание на то, что шар в центре светильника заполнен какой-то мутной жидкостью. Газовые рожки… форсунки…

Мы переглянулись.

Ханжин быстро подошел к стене, открыл шкертик, вентиль подачи газа — щелкнуло кресало, и восемь синих язычков пламени растеклись по поверхности мутного шара.

«Жидкость» в шаре вскипела неожиданно быстро, из отверстия сверху пошел пар, и светильник вдруг начал подниматься выше под потолок. Баланс нарушился, сообразил я; скрытый противовес за стеной опустился вниз, подтянув шанделир… и заодно открыл потайную нишу в стене под оконцем.

Ханжин первым бросился к нише, в которой виднелся медный рычаг, и потянул рычаг на себя.

Фальшивая стена беззвучно ушла в пол.

Пахнуло плесенью и еще чем-то чужеродным, отчего внезапно обострились все ощущения и почему-то захотелось поднять шерсть на загривке. Я не понимал, что происходит: усталость прошла бесследно, словно ее и не было.

Огромный камень занимал приличную часть открывшегося за фальшпанелью помещения. Собственно, он сам служил стеной — черный, гладкий, слегка матовый. Почти всю высоту камня занимала гравюра, подобие наскального рисунка, выполненного в одну тонкую линию. Рисунок явно был сделан много лет тому назад: нижняя часть его стерлась со временем, словно основание камня подмывалось речкою.

С рисунка на нас, печально наклонив непропорционально большую чанообразную голову, смотрел Глинько.

Сомнений в этом не было. Слишком много историй слышали мы про местного страшилку, слишком часто люди описывали эту нескладно велькую голову, соединяющуюся практически без шеи с пнем-туловищем, из которого торчали руки-крюки и ноги-ходороги, и те, и другие без пальцев, словно он был в… словно он надел…

Черт возьми, ошалело подумал я, и похоже, произнес это вслух, потому что Ханжин согласно кивнул головой и неожиданно громко икнул — похоже, он сообразил практически одновременно со мной.

Глинько, чудовище, жупел местечкового фольклора, был никем иным, как человеком в подводном костюме. Возможно, для смуровских обывателей, никогда не видевших аквакостюм, он являлся атрибутом исчадия ада, но мы насмотрелись на них вволю (а мой друг даже опускался под воду в аквакосте), когда расследовали исчезновение стиммарины «Невель», пропавшей из доков Петербурга летом одиннадцатого года. Мы разыскали подводное чудо века после двух недель упорной работы, в Петергофе… долгая история, заслуживающая отдельного рассказа.

Итак, Глинько невыразительно глядел на нас одним глазом-иллюминатором посередине тщательно выписанного на черном камне шлема акванавта. Но меня по-прежнему не отпускала непонятная тревога, что-то, все так же ерошащее загривок… древнее, подкожное чувство, доставшееся от предков.

Я понял, чем было это самое «что-то», когда Ханжин подошел к камню и стал рядом с рисунком.

Глинько был как минимум на две головы выше Ханжина. На те самые, которые без особого труда поместились бы в его «кастрюле»-шлеме. Безусловно, масштаб необязательно должен был отражать истинное соотношение, но…

Что-то громко чавкнуло под ногами Ханжина. Его ботинки залипли в черной субстанции, выступившей сквозь пол — она сочеталась по виду с материалом камня, но выглядела явно более податливой, словно разогретая смола. Он попытался выдернуть правую ногу из «смолы», но та не поддавалась… сыщик неловко оступился и, чтобы не упасть, оперся рукой о камень.

Кисть Ханжина погрузилась в черное нечто, которое до этого мы принимали за камень, увязнув в нем так же основательно, как и ноги.

Я подбежал и, ухватив друга за свободную руку, попытался подсобить, но не тут-то было. Он не паниковал, однако ощущение того, что тебя, как муху, поймали на липучку, было явно не из приятных. Прошло несколько секунд бессловесной борьбы с болотно-вязкой материей; пользы это не принесло, наоборот, Ханжин опустился в нее по колени…

— Что делать, Всеволод? — лишь в очень серьезных ситуациях позвлял я себе назвать моего друга по имени.

— Судя по скорости, до полного погружения осталось чуть больше минуты. У вас нет сигариллы, случайно?

Я пораженно взглянул на сыщика. Невероятное самообладание или безумство храбрых?

Краем глаза я заметил, что рисунок постепенно погружается в «камень», словно растворяясь в черной субстанции. Еще несколько секунд — и он исчез, но на его месте тут же появилось изображение… стимходки.