Тихая гавань

— Скучаю, конечно. Я ее очень любил, — ответил Алекс, выдержав взгляд сына. — Джош… Что происходит?

— Вчера на вечеринке… — Джош нерешительно почесал нос.

— Что там было?

— Почти у всех мамы не ушли, остались и разговаривали друг с другом.

— Я бы тоже остался, что ж ты не сказал?

Джош опустил глаза, и в наступившей тишине Алекс вдруг понял, чего не договаривает его сын.

— Я мог остаться, ведь праздник для детей и родителей. — Алекс продолжил скорее утвердительно, чем спрашивая. — Но ты не хотел, чтобы я остался, потому что я был бы там единственным папой?

Джош кивнул с виноватым видом.

— Не сердись на меня, — робко попросил он.

Алекс обнял его:

— Вовсе я не сержусь.

— Точно?

— Абсолютно. Как же сердиться на тебя за это?

— А мама осталась бы? Ну, если бы она сейчас была с нами?

— Конечно, осталась. Она бы такое не пропустила.

У другого берега из воды выскочила кефаль, и мелкая рябь пошла к ним по воде.

— А что вы делаете, когда гуляете с мисс Кэти? — спросил Джош.

Алекс неловко передвинулся на досках.

— Да примерно как сегодня на пляже. Едим, разговариваем, ходим гулять.

— Ты с ней много гуляешь в последнее время.

— Ну да.

Джош подумал:

— А о чем вы с ней говорите?

— О разном. — Алекс наклонил голову набок. — В том числе о тебе и твоей сестре.

— Ну а что вы говорите?

— Мы говорим, как весело проводить с вами время и как хорошо вы успеваете в школе или какой всегда порядок у вас в комнате.

— А ты ей скажешь, что я тебя не попросил остаться на вечеринке?

— А что, надо сказать?

— Нет.

— Ну, значит, не скажу.

— Обещаешь? Я не хочу, чтобы она на меня сердилась.

Алекс браво коснулся пальцами середины лба:

— Честное скаутское. Но, чтоб ты знал, она не рассердится, даже если узнает. Кэти считает тебя прекрасным парнем.

Джош выпрямился и принялся сматывать леску.

— Она тоже прекрасная, — сказал он.

После разговора с Джошем Алекс не спал всю ночь. Он смотрел на портрет Карли в спальне и пил пиво, бутылку за бутылкой.

Кристен и Кэти вернулись энергичные и возбужденные и принялись хвастаться купленной одеждой. К удивлению Алекса, Кэти отдала назад почти половину денег, пояснив, что знает толк в распродажах. Алекс сел на диван, а Кристен дефилировала мимо в новых нарядах, исчезая в своей комнате и возвращаясь в чем-то совершенно другом. Даже Джош, обычно не обращавший на девчачьи дела внимания, отложил «Нинтендо». Когда Кристен выбежала из гостиной, он подошел к Кэти.

— А вы можете со мной тоже в магазин поехать? — спросил он едва слышно. — Мне рубашки нужны и еще… мелочи.

Потом Алекс заказал по телефону китайскую еду, и они, сидя за столом, дружно ели и дружно смеялись. За ужином Кэти достала из сумки кожаный браслет и повернулась к Джошу.

— Мне кажется, с этим ты будешь выглядеть очень крутым, — сказала она, протянув ему подарок.

Удивление Джоша уступило место удовольствию, когда он надел браслет, и Алекс заметил, что сын весь вечер то и дело поглядывал на Кэти сияющими глазами.

По иронии судьбы именно в такие дни он больше всего тосковал по Карли. Им не выпадало подобных моментов — дети были еще слишком малы, но Алекс легко представлял ее сейчас за столом.

Возможно, по этой причине он и в эту ночь не мог заснуть. Кэти уехала домой, Кристен и Джош мирно сопели в своих кроватях. Откинув одеяло, Алекс встал, подошел к шкафу и открыл сейф, который установил несколько лет назад. Там хранились важные финансовые и страховые бумаги, а также семейные сокровища — собранные Карли фотографии, сделанные во время медового месяца, четырехлистный клевер, который они нашли во время отпуска в Ванкувере, свадебный букет — пионы и каллы, снимки УЗИ — Джош и Кристен в мамином животе, крошечные одежки, в которых детей привезли из роддома. Негативы и карты памяти от фотоаппаратов — хроника их совместной жизни. Вещи, наполненные воспоминаниями и смыслом, ясным только ему. После смерти жены Алекс ничего не добавил в сейф, кроме двух писем, написанных Карли. Одно было адресовано ему. На другом не было адреса, и оно лежало невскрытым. Алекс не мог открыть письмо — слово есть слово.

Он взял то письмо, которое перечитывал сотни раз, оставив другое в сейфе. Он ничего не знал об этих письмах, пока меньше чем за неделю до смерти Карли не отдала ему конверты. Она уже не вставала с постели и есть могла только жидкое. Когда он носил ее в ванную, она казалась легкой как перышко, словно полой внутри. Он тихо сидел рядом те редкие минуты, когда Карли не спала. Обычно она вскоре засыпала, и Алекс смотрел на жену, боясь отойти — вдруг ей понадобится его помощь — и боясь остаться — вдруг он мешает ей отдыхать. Конверты были спрятаны под одеялом и появились как по волшебству. Только позже он понял, что Карли написала их за два месяца и хранила у своей матери.

Алекс открыл свой конверт и вынул сложенный потрепанный лист. Письмо было написано на большом, больше обыкновенного, желтом, почти квадратном листе. Поднеся его к лицу, Алекс уловил едва слышный запах лосьона, которым пользовалась Карли. (Он вспомнил свое удивление и взгляд жены, моливший его о понимании.

— Ты хочешь, чтобы я это прочел? — спросил он тогда, показывая конверт, где было написано его имя, и Карли слабо кивнула. Она расслабилась, когда он открыл письмо. Ее голова бессильно откинулась на подушку.

«Мой дорогой Алекс!

Есть сны, которые дарят нам жажду свершений после пробуждения, есть сны, ради которых стоит жить. Ты, дорогой мой муж, и есть такой сон, и меня печалит необходимость облекать в слова мои чувства к тебе.

Я пишу эти строки, пока еще могу писать, и все равно не знаю, как передать то, что я хочу сказать. Я плохой писатель, а сейчас слова вообще кажутся недостаточно емкими. Как описать, насколько сильно я тебя люблю? Возможно ли описать такую любовь? Я сомневаюсь, но сижу с ручкой в руке, зная, что надо попытаться.

Вот ты любишь рассказывать, как я в свое время играла в недоступность, но когда я вспоминаю вечер нашего знакомства, мне кажется, я сразу поняла, что нам суждено быть вместе. Я хорошо помню тот вечер, как сейчас вспоминаю ощущение твоей руки, накрывшей мою, и пасмурный день на пляже, когда ты опустился на одно колено и попросил меня стать твоей женой. Пока не появился ты, я не знала, как скучно живу, что прикосновение может быть таким многозначительным, а выражение лица таким красноречивым. Я не подозревала, что от поцелуя в буквальном смысле может захватить дух. Ты есть и всегда был таким человеком, которого я хотела себе в мужья. Ты добрый, сильный, заботливый и умный; ты поднимал мне настроение, и ты лучший отец, которого я видела. У тебя талант обращаться с детьми, они тебе доверяют. Я всегда с бесконечным умилением смотрела, как ты укачиваешь малышей и они засыпают, положив головки тебе на плечо.