Тихая война
Шрифт:
Ноги астропата подкосились, но Хезен успел подхватить его. Он подошел к нам, держа на руках слабого худого человека, словно ребенка.
— Выслушайте меня, — прохрипел Джеспер. Он еще не достаточно очнулся, но что-то заставило это тощее тело продержаться достаточно долго, чтобы заговорить. Он начал нараспев повторять полученные им мемо-коды, подтверждающие подлинность сообщения. А затем начал шепотом воспроизводить межзвездное сообщение.
— Ралдорон связался со мной через ужасно огромное расстояние…
— Первый капитан? — Нагал застыл при упоминании этого имени. Наш брат Ралдорон ушел вместе с Ангелом
— Он сказал… — астропат умирал. Он почти убил себя, вырывая это сообщение из губительного шторма, пожертвовал своей жизнью, зная, что оно спасет всех нас. Его поступок посрамил меня. — Сангвиний жив. Легион выстоял.
Это было последнее сообщение Сера Джеспера, доведенное до нас: я услышал последний удар его сердца.
Рубио не смог ничего сказать в ответ на это — его вокс-бусина треском подтвердила слова Джеспера сообщением его собственных астропатов с борта крейсера. Он опустил меч.
Я поднимаю крозиус, и красный свет солнца Ваала отражается в нем кровавым блеском.
— Возвращайся, Рубио. Забирай свои корабли, свои приказы и возвращайся ни с чем к Малькадору.
Моё сердце пело, пока я произносил эти слова.
— Он слишком рано посчитал вас потерянными, — произнес псайкер.
— Мы никогда не были потерянными, — покачал я головой в ответ. — Мы Кровавые Ангелы.
И такого ответа было достаточно.
Джон Френч
ДИТЯ НОЧИ
– Деяния прошлого – источник будущей расплаты.
— Я подчиняюсь твоему приговору, — говорю я и склоняю голову перед оружием.
Легионер не шевелится. Его палец напрягся на спусковом крючке болт-пистолета. Одно движение и боек ударит по капсюлю. Заряд выбросит снаряд по стволу пистолета в неподвижный воздух между дулом и моим черепом. Мгновенье спустя сработает вторичный заряд, разогнав болт до скорости свыше тысячи метров в секунду. Войдя в голову, он взорвется, разбрызгивая кровь и осколки черепа.
Все, что нужно для запуска этой фатальной последовательности — это короткое движение пальца. Все, что нужно для этого — решить, заслуживаю ли я смерти. Глаза из-за зеленых линз пристально смотрят на меня — я чувствую их голой кожей головы.
Я стою на коленях, с плеч свисает рваный плащ, напоминающий промокшие перья. Воин, конечно же, в броне, хотя ее цвет скрыт покровом темноты. Здесь ничто не остается цельным, все, в конце концов, растворяется в тени.
Я родился здесь, в тюремных стоках под Альбией, в бездне, ставшей царством изгнанных и приговоренных. Меня забрали из этой ночи спустя несколько десятилетий после того, как Великий крестовый поход покинул свет Сола. Благодаря этому я был старше большинства, но младше некоторых. В те дни в воздухе витал запах судьбы. Темное невежество прошлого сгинуло пред сиянием истины, и ничто не могло противостоять ей. Это было время, когда всех нас влек вперед яркий свет славы. Каждый сын Легионов чувствовал его.
По правде говоря, этот свет был первым в моей жизни. Возможно, единственным, который я когда-либо знал. Теперь я снова обитаю здесь — во взрастившей меня тьме,
которая изводит мой бездействующий разум, скрываясь от своих грехов, и свет для меня снова потерян.Я поднимаю голову и смотрю в скрытые за зеленым светом глаза воина.
— Ты хоть знаешь, кого пришел убить?
— Я знаю, кто ты, Фел Жарост, пожиратель снов Восьмого Легиона, — вокс-решетка воина щелкает, когда он прерывается. — Я пришел за тобой.
Умно. Не будь он тем воином, который выследил и преследовал меня во тьме ночами напролет, я бы сказал, что он шутник.
— Ты знаешь мое имя, но этого не достаточно, чтобы судить меня и забрать жизнь, — предупреждаю я его. — Поверь мне.
— Мне больше ничего не нужно знать о тебе.
— Правосудие должно быть слепо, а не безграмотно.
Я делаю долгий вдох и смотрю в дуло болт-пистолета и светящиеся за ним зеленые линзы. Я размышляю над тем, что видит воин: старика, стоящего на коленях в грязи, нечесаную бороду на лице со шрамами и морщинами? Или он видит что-то еще? Что-то не столь… жалкое.
— Ты должен знать, кого казнишь. Так было всегда.
Я поднимаю левую руку и касаюсь своего лба.
— Я покажу тебе.
Он не шевелится. Его палец все так же на спусковом крючке, выбирая между жизнью и смертью.
— Нет, — произносит он.
Я улыбаюсь, но мне невесело. Если мне суждено умереть, то это произойдет на моих условиях. В конце концов, кто мы, если отказываемся от своих жизненных принципов?
— Это не было предложением, — говорю я и показываю ему прошлое.
Конечно же, оно началось во тьме — в ту забытую эпоху, когда я был отнюдь не невинным ребенком.
Я открыл глаза и ослеп.
Когда я прыгнул к карнизу, прямо передо мной раздался выстрел. В глазах полыхнула яркая вспышка, кипящая неоновыми и белыми пятнами. Я кувыркался в воздухе, разум и глаза были ослеплены кружащимися грозовыми тучами. Свет пылал огнем внутри головы. Я врезался во что-то твердое и начал скользить вниз, хватая руками воздух. Меня кто-то схватил. Я почувствовал крепкие мускулы и гладкую кожу. Начал бороться, но свет по-прежнему обжигал чувства. Меня рывком подняли и впечатали в твердый металл. Дыхание сбилось, но я лягнул ногой и попытался отползти. Рука обвила мое горло и сдавила его.
— Тихо, — прошипели в ухо.
Я замер, узнав этот голос. Странно думать о ней сейчас, и еще более странно говорить. Каллиопа — она запомнилась мне под этим именем, пусть оно и не принадлежало ей. У нее вообще не было имени. Рожденные в ночи говорили языком щелчков, выдохов сквозь стиснутые зубы, звуков, которые не давали эхо в неподвижном воздухе. В этом языке имен не было. Но ей оно нужно. Она заслужила его.
— Я не вижу, — повторил я, судорожно дыша.
— Зачем ты открыл глаза?
Я не ответил. Честно говоря, я не знал. Иногда для глупости не нужна причина.
— Мне следовало оставить тебя там, где нашла. Перерезать глотку и использовать в качестве наживки для голодающих.
Угроза была реальной, и будь на ее месте любой из наших братьев или сестер, то поступил бы так же. Но она не делала этого прежде, и не сделает потом.
— Где добыча? — спросил я, дрожа от боли.
— Близко, — ответила она, спокойная, словно неподвижная вода. — Он не знает, где мы сейчас.