Тихая жена

Джоди закладывает хлеб в тостер и нажимает на рычажок. Он рассказывает, а она на автомате кивает и что-то бурчит. А Тодд как будто и не замечает, что она его на самом деле не слушает. Джоди намазывает тост маслом, потом клубничным вареньем, потом разрезает на треугольнички. Выложив их на тарелку, ставит ее на стол. Тодд берет один из треугольничков, засовывает в рот и обходит комнату по кругу. Вернувшись к столу, он берет тарелку и продолжает ходить.

– А ты сегодня, случаем, с Дином не разговаривала? – спрашивает Тодд.

– С Дином? – спрашивает она. – С чего вдруг?

– Да так.

– Могу еще тостов сделать, – предлагает Джоди.

– Дин сволочь, – продолжает он. – Надеюсь, ты в курсе.

Тодд уже на опасно близком расстоянии к признанию. Но тут он подходит к камину и, заметив обрамленную картину, переводит внимание на нее. Джоди вздыхает с облегчением.

– Отличная все же картина, – говорит он. – Детали просто впечатляют.

– А рамка тебе как?

– Рамка. Я даже не заметил, – со смехом признается Тодд. – Отличная. Мне нравится.

Он возвращается с пустой тарелкой, а его ждет чашка дымящегося «Овалтина». Уже не слишком горячо, так что он залпом выпивает сразу половину.

– Знаешь, что я люблю тебя, – напористо говорит он.

Джоди в это время стоит у раковины, моет кастрюльку и деревянную ложку.

– Здорово, – отвечает она и смотрит через плечо. – Как «Овалтин»?

– Вкусно, – Тодд снова подносит чашку к губам и опрометчиво выпивает до дна.

– Давай ее мне, – Джоди протягивает руку.

Он подходит и вручает ей чашку. Пока она споласкивает ее, Тодд прижимается к ней сзади, обнимая за талию.

– Ты слишком со мной добра, – говорит он.

Проснувшись на диване, Джоди не сразу вспоминает, почему она здесь, а потом ее пронзает ужас. Вчера она помогла Тодду раздеться, усадила на край кровати, потом толкнула, посмотрела, как он повалился на спину, словно мертвец: челюсть отвисла, глаза уже закрывались, она подняла его ноги на кровать и попыталась перекатить тело на место, но безуспешно, и Тодд так и остался лежать на матрасе по диагонали.

Одиннадцать штук. Все, что оставалось в пузырьке, синенькие кругленькие таблеточки, как пуговки на детском комбинезоне. Джоди высыпала их на ладонь, и, пересчитывая, одну за одной переложила в ступку. Женщина, смоловшая в ступке для специй снотворное и подмешавшая получившуюся словно меловую пыль в напиток, предложенный мужу на ночь, может столкнуться с неодобрением, событие наверняка ждет отрицательная огласка, но в тот момент она думала вовсе не об этом. Ей это скорее казалось справедливым и вполне заслуженным. Таблетки она нашла в его кармане; значит, он и должен их выпить. Когда он их выпьет, их не станет, и они будут квиты.

К сожалению, Джоди не запомнила правильную дозировку, а теперь уже сверить не с чем – наклейку она оторвала и смыла, а пузырек улетел в мусоропровод во вчерашнем пакете мусора. Хотя эта информация все равно вряд ли оказалась бы полезной – там же не написано, какая доза может оказаться смертельной, неизвестно и сколько он выпил и насколько алкоголь усилил воздействие таблеток. Сейчас, оглядываясь на содеянное вчера, Джоди понимает, что едва ли была в своем уме, когда без задней мысли пошла на такой рискованный шаг.

Джоди знает о своей страсти «следить за бухгалтерией» – так специалисты по семейным отношениям клеймят клиентов, ведущих учет обоюдных обид, поскольку те не демонстрируют душевного благородства и щедрости, на которых якобы строятся здоровые взаимоотношения. По мнению Джоди, благородство, конечно, вызывает восхищение, но им одним не проживешь. Без небольшого возмездия, крошечной тайной мести, которая поможет восстановить равновесие и разогнать тоску, большинство отношений – включая ее собственные – сгорят в огне негодования и обиды.

И, самое главное, ей не кажется, что одиннадцать таблеток – это особо много, и не казалось вчера. Поскольку он выпил, ему, конечно, придется туго, но Тодд – крупный мужичина и многое может вынести. Скорее всего, как она и рассчитывала (не забывайте, что Джоди – дочь фармацевта), он рано или поздно очнется.

В спальню она старается теперь не ходить, так что вместо смежной с ней ванной пользуется душем, дверь в который находится в прихожей. Еще босиком и в ночной рубашке она принимается раздвигать шторы и жалюзи, взбивает сплющенные диванные подушки, чтобы придать им первозданную форму. Покормив пса, Джоди садится за стол, смотрит в ежедневник и проверяет почту. Бергман отменила встречу, так что остается только Мэри Мэри с самого утра. Это хорошо, потому что во время работы с клиентом должно быть тихо, вряд ли Тодд проснется и начнет шататься по квартире до одиннадцати, а к тому времени Мэри Мэри уже уйдет.

Когда избегать спальню становится уже невозможно, Джоди входит туда крадучись, как опасливое животное, навострив в пугающем полумраке уши. В спертом воздухе появилась какая-то щекочущая горло кислая нотка, от которой рождается ужасная мысль, что от таблеток с алкоголем с ним ничего не случилось, зато он захлебнулся собственной рвотой. Она о таком слышала. Если Тодд и дышит, то беззвучно. Остановившись в ногах кровати, она смотрит на бугор под одеялом, на эту пугающую альпийскую гряду. Кажется, что ее контур не изменился с тех пор, как она видела его последний раз, то есть часов восемь назад.

Джоди поспешно одевается, чистит зубы, завязывает волосы в пучок, наносит дневной макияж – тушь и немного пудры. Лицо в зеркале совершенно не соответствует самочувствию – молодость и буквально упрекающая красота. Снова проходя через спальню, она ждет какого-нибудь намека или предвестника того, что же ее ждет сегодня, но ничего не получает.

Из шкафа в прихожей она достает поводок, кроссовки и ветровку. Они с Фрейдом спускаются на лифте, Джоди машет рукой консьержу, столкнувшись на выходе с соседкой, здоровается. Приятно выйти на свежий воздух и посмотреть на открытое небо. Только сейчас, на улице, она замечает, что до этого была как в заключении, крадучись, словно преступник, в собственном доме. Зато хотя бы вчерашний приступ головокружения, или что это было, больше не повторялся. Ей такое состояние непривычно и не особо порадовало.

Джоди идет по стандартному маршруту – по берегу до причала, а на обратном пути срезает через Гейтвей-парк. Небо серое, озеро – как темное зеленое бутылочное стекло, но бодрящий воздух и ходьба возвращают к жизни. Взяв латте на вынос и вернувшись домой, Джоди осторожно приоткрывает дверь спальни и вглядывается в темноту, не делая больше ни шага вперед. По ее ощущениям, ничего не изменилось.

Мэри Мэри – двенадцатилетняя девочка, которую к Джоди насильно привели родители, потому что она слишком уж своенравна и непослушна. На терапию она ходит с удовольствием, поскольку это повод пропускать уроки, да и выделяет ее из круга сверстников, но и тут девочка настойчиво нахальна. У этого ребенка проблемы с границами. Если с Тоддом начнутся какие-то сложности, Мэри Мэри непременно будет любопытствовать. Так что Джоди радуется, что Тодд не издает ни звука, и все идет гладко до самого конца.

Она выходит на балкон, чтобы проветрить голову, и принимается оценивать ситуацию. Во время работы с Мэри Мэри она слышала, что у Тодда звонил телефон, который лежит на комоде за закрытой дверью спальни. Джоди оставила его там вчера, когда вынула его из кармана после того, как помогла ему раздеться. Телефон у него всегда в режиме вибрации, и когда он застучал по деревянной поверхности, показалось, что где-то заработал отбойный молоток. По ее мнению, звук был достаточно громким, чтобы его разбудить, с учетом того, что Тодд к телефону вообще очень внимателен. Для него звонок – все равно что плач младенца для матери, то есть требование немедленно о нем позаботиться. Тодд не из тех, кто проигнорирует телефон, перевернется на другой бок и снова заснет. Нет, и он всегда встает с постели сразу же, как только откроет глаза.