Тихим полетом его настигала…
Шрифт:
— Невероятно! — восхитился Ройт. — Это подтверждает вашу теорию об их стадном инстинкте и групповых передвижениях!
— Да… — протянул профессор. — Только вот интересно, какие результаты окажутся у немцев и французов?.. Но не будем загадывать. Пора спать. Завтра нам предстоит еще долгий перелет через океан. — Он поежился. — Мне кажется или действительно похолодало?
— Вероятно, будет гроза, — Сирил посмотрел на небо. — Что, ревматизм дает о себе знать? — Он быстро свернул экран.
— Может, дать вам лекарство?.. — Ройт участливо заглянул в лицо Гордону.
— С какой стати? У меня ничего не
В холле он посмотрел на часы.
— Так… Уже два. Заканчивайте, Роберт, и постарайтесь немного вздремнуть. Но к шести прошу вас обоих быть внизу.
Ройт кивнул и запер входную дверь на старинный железный засов.
— Ну… — Сирил зевнул. — Схожу в лабораторию, посмотрю фотографии, а потом тоже, пожалуй, посплю…
— Что ж… Тогда спокойной ночи… — И прислушиваясь к удаляющимся голосам на лестнице, Гордон Бедфорд вошел в кабинет.
Заперев за собой двери, он медленно подошел к длинному лабораторному столу и положил на него сумку с пробирками.
Стены его кабинета представляли собой огромные стеклянные шкафы, на всех полках которых покоились ночные бабочки. Маленькие и большие, со сложенными и широко распахнутыми крыльями, в различных стадиях развития… Лежащие на листьях личинки, гусеницы в маленьких пробирках и огромные, распятые на булавках особи казались застывшими иллюстрациями хичкоковских триллеров. Гордон еще раз удовлетворенно оглядел свою коллекцию и подошел к небольшому шкафчику, на котором ярко, красными буквами было написано «ЯД». Он вынул из сумки банку с цианистым калием, аккуратно поставил ее в шкафчик и тщательно запер его. Затем он отодвинул одну из полок с книгами, которая маскировала стоявшую за ней кофеварку, насыпал кофе и, налив воды, включил ее.
Прислушиваясь к нарастающему шуму «экспресса», он достал из коробки маленькую капсулу и вновь открыл шкафчик с ядами. Достав баночку, которую он недавно поставил туда, Гордон Бедфорд, надев резиновые перчатки, отвинтил крышечку. Вскрыв капсулу, он деревянной ложечкой осторожно насыпал в нее порошок из банки. Закрыв капсулу, он выпрямился и отложил ее на стол. Заперев шкаф, он взял одну из маленьких лежащих на полке коробочек, аккуратно поместил в нее капсулу и засунул в карман брюк.
Услышав, что кофеварка засвистела, он налил себе кофе и поставил чашку рядом с пишущей машинкой. Сев на стул и устремив невидящий взгляд на легкую струйку пара, подымавшуюся над чашкой с кофе, он тихо пробормотал:
— Ну да… Ну да… Это, видимо, все…
Сэр Гордон протянул руку и поднес к глазам небольшую фотографию, окантованную в простую рамку. Очаровательная Сильвия… Она стояла на тропинке среди цветов и улыбалась… Он долго вглядывался в ее лицо, затем отставил фотографию и подошел к окну. Отодвинув портьеру, Гордон прошептал:
— Двадцать первое июня… Самый длинный день в году… — Он взглянул на часы. — Пятнадцать минут третьего…
Вернувшись к машинке, сэр Гордон Бедфорд автоматически выпил кофе и, вставив лист бумаги в каретку, замер, тупо вглядываясь в пустую страницу.
— Человек не должен бояться сделать то, что он должен сделать, — медленно проговорил он.
Неожиданно решительным жестом Гордон Бедфорд выровнял лист бумаги и начал печатать:
«Больше я не могу. Я не могу стоять
на пути двух любящих друг друга людей, которых я ценю и уважаю. Если бы я не ушел, то стал бы причиной их трагедии на всю жизнь. А поскольку их счастье кажется мне гораздо более важным, чем собственная жизнь, то, размышляя о них и о себе, я нашел единственное возможное решение. Все равно я не смог бы жить на свете без той, которую любил всю жизнь. Любимая, не сердись, пойми, я еще больше страдал бы, глядя на вас. А там… А там будет лишь пустота и тишина…»Часть третья
1. «Он умер, это может случиться с каждым…»
Немецкий истребитель сделал широкий круг, на секунду заслонив солнце. «Истребитель справа», — сказал я в микрофон. «Вас понял, истребитель справа», — услышал я ответ Бенджамина Паркера. Я рванул руль, и нос тяжелой машины наклонился к невидимой за тучами земле. Боже, ну почему молчат наши пулеметы?.. Бомбардировщик вошел в густую липкую массу облаков… и тут я проснулся.
Телефон звонил давно и настойчиво. Я вытер пот со лба и схватил трубку.
— Слушаю…
— …
— О, Господи… Я сразу должен был понять, что это ты. Кому еще придет в голову будить человека среди ночи…
— …
— Как, уже день?! Ну тогда добрый день.
— …
— Что, опять кому-то не повезло?..
— …
Я тихо присвистнул.
— Да, да… Я немного знал его. Он писал о ночных бабочках…
— …
— Конечно, приеду. Выезжаю через пятнадцать минут.
…Проехав по аллее, обрамленной особняками викторианской эпохи, я затормозил у виллы под номером 54. Сквозь ажурную решетку я смог разглядеть только крышу, остальная часть дома скрывалась под вьющимся диким виноградом. Я окинул взглядом сад и подошел к воротам. Значит, здесь жил и умер профессор Гордон Бедфорд…
— Добрый день, сэр Алекс! — Сержант Джонс просиял. — Ну и дела, вот это да! — весело продолжил он. — Как только мы приехали, телефон просто не умолкает! И все сплошь министры. Шеф до сих пор не смог толком оглядеться! — Щеки помощника моего друга радостно пылали.
— Ну, значит, твой шеф находится в «превосходном» настроении. — И я вошел в темный, обитый деревянными панелями холл.
В ту же самую минуту двери напротив распахнулись и я увидел Бенджамина Паркера, заместителя начальника криминального отдела Скотленд Ярда.
— Наконец-то. — Кислая улыбка заместителя шефа криминального отдела была красноречивее всяких слов. — Джонс, — повернулся он к сержанту, — дактилоскописты уже заканчивают. Как только будут готовы результаты, сразу неси их. Пойдем, — Паркер взял меня под руку. — Пока в столовую.
Мы вошли в небольшую мрачную столовую, посреди которой стоял длинный стол, окруженный жесткими стульями с высокими прямыми спинками. Стены были увешаны портретами конца XVIII века. Единственным украшением комнаты был огромный резной буфет, судя по всему, одна из последних работ Томаса Чиппендейла.
Паркер молча подошел к столу, достал пачку «Голд флак» и вынул оттуда сигарету. Теперь я окончательно понял, насколько он не в духе. Из-за двери, находящейся напротив буфета, я услышал звук шагов и громкие голоса.