Тихий городок

— Вы поняли, что идет речь о замене высоколегированной стали ОС-33 более дешевым и доступным нам сплавом, обладающим сходными свойствами?

— Хорошо, — согласился наконец Хельд. — Я знаю вашего отца и готов помочь. Однако у нас громадное предприятие, мы все работаем на поток. Договор с вами нужно согласовать с администрацией, гаулейтером Баварии и арбайтсфюрером завода. [8]

— Делайте, как знаете.

Хельд просеменил к боковой двери, ведущей в лабораторию, приказал прислать какого-то Бера.

8

Арбайтсфюрер — должностное лицо нацистской партии на крупных предприятиях Германии.

— Я поручу эту работу русскому.

— Русскому?! Не пойдет!

— Я тоже так думал, как и вы сейчас. Однако лучшего специалиста по сплавам из немцев у меня нет.

— А ему можно доверять?

— Перепроверен дважды и трижды. За ним следит лично арбайтсфюрер Лютц.

В кабинет вошел сухопарый длинный человек в круглых очках, серой тройке под распахнутым халатом. Ничего славянского в его лице Хохмайстер не нашел. Волосы темные, залысины обнажали высокий лоб. Взгляд нервный, быстрый. Он слегла поклонился Маркусу, остановился перед Хельдом. Доктор молча пододвинул листки технического задания. Бер не спеша прочитал текст, посмотрел на чертеж.

— Это крайне срочная работа, — повысил голос Хельд, непонятно отчего раздражаясь. — Сосредоточьте свои усилия только на этом задании.

Хохмайстер решился свозить Бера в Розенхайм в свою лабораторию.

— Если доктор не возражает, я готов на практике объяснить вам суть проблемы, — сказал он.

— Не возражаю. В Розенхайме господина Бера поселит арбайтсфюрер Лютц. Вы же займитесь формальностями.

«Придется обращаться к Шираху», — подумал Маркус.

Прямо из Мюнхена в тот же день он выехал в Вену, предварительно отбив телеграмму. На вокзале его встретил адъютант гаулейтера, что-то было в нем неуловимо знакомое, такой же голубоглазый, смазливый молодой человек, как и его шеф.

— Граф Антон Гизе, — отрекомендовался адъютант. — Я ваш давний поклонник. На Олимпийских играх после боя с Сюже я передавал вам приглашение рейхсюгендфюрера.

— Все это в прошлом, — грустно произнес Хохмайстер.

— Вы остановитесь в «Олимпии». Это самый приличный отель. Прием у гаулейтера завтра в десять. Я заеду за вами.

Гизе оказался точным: без четверти десять утра машина стояла у подъезда отеля. Ширококрылый «хорх» с площади нырнул в лабиринт узких улиц и переулков. Хохмайстер удивился, как эта тяжелая машина расходится со встречными легковушками. Шофер вел машину, нигде не снижая скорости, но и не нажимая на газ. Через несколько минут «хорх» выскочил на площадь Святого Стефана. За чугунными ажурными воротами, увенчанными крестом и короной, в глубине просторного плаца открылся Бельведерский дворец. По затейливой лепке, колоннам, множеству скульптур, овальным зеркальным окнам, по какой-то воздушной красоте — он не знал себе равных. Это была резиденция гаулейтера Австрии.

— Здесь жил Франц-Иосиф, тот самый старичок, который в четырнадцатом году никак не мог понять разницы между автомобилем и кавалерийской лошадью. — Гизе, болтая, вел Хохмайстера по золоченым залам дворца с цветным паркетом, старинными гобеленами, мраморными колоннами и лестницами, то и дело сообщал: — Здесь заседал Венский конгресс… Здесь жил сын Бонапарта… Тут выступали Штраус и Лист… Между прочим, гаулейтер работает в том же кабинете, где некогда канцлер Меттерних вершил судьбами народов, — с этими словами Гизе открыл доходящую до потолка белую дверь в приемную Шираха.

Мелодичным звоном где-то в глубине кабинета-зала часы пробили десять. Вдали стоял огромный стол. «И за ним сидел Меттерних», — некстати подумал Хохмайстер. Не гнущимся в коленях, напряженным шагом он прошел вперед. Ширах оторвал голову от бумаг, по привычке прищурился, рассматривая давнего любимца. Наконец тяжело поднялся из кресла, как это делают обремененные заботами люди.

— Здравствуйте, Маркус, — растягивая слова, проговорил он. — Служба в Вене не позволяет мне часто встречаться с вами. Садитесь, рассказывайте.

Хохмайстер опустился на краешек кресла, Ширах расположился напротив. Маркус поразился разнице между Ширахом — рейхсюгендфюрером и Ширахом — гаулейтером. Теперь перед ним сидел постаревший, обрюзгший, начинавший полнеть человек с потухшим взглядом, а не уверенный в себе молодой красавец, которому безропотно покорялись юные сердца.

— Гаулейтер, мне удалось создать невиданное по простоте и эффективности противотанковое оружие, — дрогнувшим голосом проговорил Маркус и развернул выполненный в красках рисунок. — С фаустпатроном нашим пехотинцам не страшны никакие танки!

Хохмайстер торопливо стал объяснять принцип действия, показывать расчеты, опасаясь, что Ширах не дослушает до конца. Но гаулейтер, не проронив ни слова, слушал его. Лишь когда Маркус умолк, с какой-то поспешностью спросил:

— Так в чем же задержка?

Хохмайстер без утайки рассказал о трудностях, возникших на пути нового оружия.

— Скажите откровенно, Маркус, — Ширах помедлил. — Вы сами верите, что этот фаустпатрон принесет нам победу?

Хохмайстер помялся:

— Я не могу утверждать столь решительно. Для победы потребуется ряд благоприятных факторов. Но убежден, «фауст» выполнит свое предназначение точно так же, как в свое время пулемет Максима и скорострельная пушка Эрликона.

— Вы слышали об американце Фултоне? — вдруг повеселел Ширах.

— Изобретателе парохода?

— Да. Так вот он принес Наполеону проект корабля с паровой машиной. Бонапарт как раз собирался напасть на Британские острова. Однако он не понял идеи. Прояви Наполеон больше ума и воображения, история могла бы повернуться иначе.

— Поэтому, — улыбнулся Маркус, — я прошу у вас помощи. Кроме вас, мне ждать ее неоткуда.

— А Леш?

— Генерал оказывает некоторые милости, но, как всегда, остается в глухой обороне.

Ширах едва уловимым взглядом скользнул по старинным, похожим на комод, часам:

— Вот что, Маркус… После смерти Тодта министром вооружений фюрер назначил Альберта Шпеера. Это благородный, умеренный человек, он не любит бюрократов и всегда трезво берется за дело. Попробую с ним связаться. Возвращайтесь к себе. Через несколько дней, думаю, придет положительный ответ.