Тихий гром. Книги первая и вторая

— Чего это ты как воровка в свою дверь-то лезешь, волк тебя задави? — услышала она бодрый голос Виктора Ивановича из-за занавески.

— Ой! — испуганно отозвалась хозяйка. — Доброе утро, Виктор Иванович! Вас разбудить боялась…

— Утро-то доброе, Зоюшка. Авось и день такой же удастся. Поди-ка сюда.

Виктор Иванович стоял возле стола, как приказчик у прилавка. Рукава синей, выцветшей на груди рубахи завернуты невысоко. Окурок толстой самокрутки чадит из-под усов, а Виктор Иванович, щурясь от дыма, осторожно складывает крутобокие яблоки в большущий кулек из грубой серой бумаги. А на столе лежат свернутые вдвое брюки, пиджачок, наподобие студенческого, только пуговицы не светлые, и горчичного цвета косоворотка. Из-под нее выглядывает большая икона в окладе с изображением божьей матери. Тут же новенький французский замок лежит с тонкой дужкой, парик и маска, умело подкрашенная под цвет лица. И была она почему-то не полная, а лишь до верхней губы — сразу под носом обрезана.

— Держи! — протянул Виктор Иванович руку с румяным яблоком, — Держи, держи. Только это нам и останется от пяти-то фунтов. Остальные все равно стражники слопают, волк их задави… Ты чего делать-то наладилась?

— Еду сготовлю да за кумысом сбегать хочу. Успею, небось?

— Не надо сегодня кумыса, Зоюшка. Некогда его пить.

— Ну хоть вечером…

— Вечером дай нам бог пода-альше от тюрьмы и от города быть… А мне волей-неволей придется в пивной лавке у Закирова сидеть да пивцо потягивать. Там уж я и наобедаюсь. Гляди, Авдея с голоду не умори. Часов после двух он воротиться должен.

Зоя отошла в куть, сунула на полку подаренное яблоко, загадав съесть его завтра, как уж все обойдется, и юркнула в подпол.

— Тута вот вчерашнего кумыса еще с кружку осталось, — сказала она, по грудь показавшись из подпола, — выпьете?

— Выпью, — коротко отозвался Виктор Иванович и, помедлив, добавил: — Сейчас мы все это уложим в корзину да отнеси-ка ты ее Алексею на условленную квартиру… Сам я хотел попутно сделать это, но лучше не маячить мне там лишний раз.

13

Прошагав по нескольким захолустным улочкам, Авдей вышел к речке Увельке, перебрался через нее по хлипким, качающимся мосткам и, одолев еще с десяток немыслимых переулков на самой окраине, начал подыматься по подвернувшейся тропинке в гору. Там, в вольной степи вместе с другими конями отгуливается Воронко Виктора Ивановича. Сегодня коню этому, купленному за немалые деньги, — проверка.

Знакомого башкирца с конем на условленном месте не оказалось. Рано, выходит, пришел. Ждать придется. Устроился на степной кочке, закурил. А вид отсюда, с высоты, — загляденье одно! Весь город — как на ладони — перед глазами. Промышляя извозом, Авдей не по одному разу побывал на каждой улице, искрестил все переулки, знал многие адреса.

С годами на окраинах появились пригороды, слободки. А сам город улегся в низине между речками Увелькой и Уем почти правильным четырехугольником.

Разгульная, Нижегородская, — как по книге, перечислял Авдей, — Базарная, Оренбургская (Большой ее чаще называют, самая красивая улица в городе), Набережная… Тут купчишки приезжие всегда лепятся, потому как стоит переехать Уй — и вот он, Меновой двор. Торгуй себе на здоровье со всеми удобствами. В стороне на возвышенности — женский монастырь, и кладбище там же, и церковь.

Церквей в городе немало, но самая красивая — собор Святой Троицы — возвышается девятью главами на восемнадцать сажен. Стоит он на углу Большой и Соборной улиц. Из двух оренбургских соборов ни один с ним сравниться не может, сказывают. Три каменные мечети по Большой же улице выстроились, главная двумя минаретами прокалывает небо недалеко от собора.

Все это промелькнуло в сознании в одну минуту и потому лишь вспомнилось, что знание улиц и переулков нужно сегодня всем участникам дела. А больше всех — Алексею Куликову. Авдей попробовал проследить путь от тюрьмы до городского сада, но вдали переулки сливались, затягивались зеленью. Однако нужные точки все-таки отметил.

Сейчас предстояло ему совсем иным путем, не заезжая домой, привести коня к назначенной квартире в конце Соборной улицы, к Алексею, и не спеша двигаться к городскому саду. Времени будет достаточно, чтобы дойти туда пешком. Да и лучше пройтись неторопливым шагом, чем изводить себя лишними минутами ожидания. Место возле сада указано в точности, но глядеть надо в оба: мало ли чего случиться может!

Потом останется угнать подводу к знакомому извозчику, там оставить ходок и дать выстояться коню, а после того отвести его в Токаревку. Это в сторону женского монастыря. Там во дворе у типографского наборщика Захарова стоит телега Виктора Ивановича. Вот когда Воронко будет доставлен туда, можно и домой возвращаться. А пока…

Сзади послышался конский топот. Оглянулся Авдей, вскочил, бросил окурок и придавил сапогом. К нему приближался табунок лошадей. Игриво взмахивая головами, кони сбавляли шаг и, добежав до крутого спуска с горы, остановились.

Башкирец средних лет, издали поприветствовав Авдея, спрыгнул с низкорослого конька и, звякнув удилами наборной уздечки, подошел к табуну. Некоторые кони опасливо сторонились табунщика, иные стояли мирно. А Воронко, когда повисла перед ним уздечка, сам в нее морду сунул и уж потом легонько потряс головой, словно бы для того, чтоб ремни плотнее за ушами прилегли.

«Умный, покорный конек», — отметил про себя Авдей. А вслух сказал:

— Эт что же он, как телок смиреный-то? Аль не нагулял ты его?

— Э-э, совсем ничего твоя не понимает! — ответил табунщик. — Любого в табуне возьми, а его оставь. Ладно?

Авдей молча принял повод, огладил коня, с любопытством заглянул в его живые, умные глаза.

— Гулял он шибко хорошо. Овса ему давал, водой поил. Трава, как богатырь, силу дает в это время. Зачем зря плохо говоришь?

— Да не серчай ты, не серчай! — легонько хлопнул по плечу приземистого башкирца Авдей, поглядывая на лоснящуюся шею Воронка. — Посмеялся я, пошутил… А степная трава об эту пору и впрямь богатырские соки несет… На той неделе праздник был, Андрея-Наливы по-нашему называется… Озими теперь уж наливом доходят, и овес до половины дорос.

Подал Авдей табунщику обещанную плату, вскочил на Воронка и уже на ходу с чувством промолвил:

— Ты уж прости, брат, ежели чего не так. Прощай!

С места поехал Авдей не торопясь, будто присматриваясь к ходу и силам коня.

14

Свой план Алексей Куликов начал выполнять еще со вчерашнего полудня. Встречаясь со знакомыми, он с восторгом сообщал, что вечером отправится рыбачить на Уй с человеком, знающим отличное место, что вернутся они во второй половине дня непременно с богатым уловом, и приглашал на уху.

Жили они с матерью в небольшом аккуратном и чистом доме на окраине города возле березовой рощицы. И перед фасадом шумела молодою листвой раздвоенная почти до самого корня на два ствола береза. Пятнадцать лет назад стволы этой березы были совсем тонкими и гибкими, и мать, глядя на них, часто повторяла тогда: «В доме нас двое осталось, Алешенька, и возле дома два сторожа стоят. Сберечь их надо». И берегла — коня привязать за них не разрешала.