Тихий Холм

– А мне здесь нравится. Есть в этих местах своеобразное очарование… Ты не находишь?

Винсент окинул жестом облупленные стены, на которых колыхались уродливые серые тени. Хизер невольно проследила за его движением, но не заметила там ничего хорошего и уж тем более очаровательного.

– Тебе здесь нравится?! – спросила она, продолжая незаметно пятиться.

Винсент горделиво улыбнулся. В стёклах очков отражался свет лампы, делая невидимыми его глаза.

– Мне здесь хорошо.

Хизер кивнула. Всё понятно.

Когда она повернулась к двери, Винсент обеспокоенно спросил:

– Ты куда? Я хотел бы ещё поговорить…

В голосе слышалось недоумение, маскирующее злобу. Похоже, Винсент не ожидал, что девушка предпочтёт возвращение в мир теней его скромному обществу. Видит Бог, он сам был виноват.

Хизер оглянулась через плечо. Винсент стоял у стола, постукивая пальцами по переплёту книги.

– Я так и знала, что ты с ней.

– Откуда? – возмутился Винсент.

Она пожала плечами.

– Ты такой же… странный.

Прежде чем человек в коричневом камзоле успел что-либо ответить, она толкнула дверь, снизу поросшую серым мхом, и вышла обратно.

Глава 22

Перед комнатой был короткий проход, на который Хизер даже не обратила внимания в прошлый раз. Сейчас рвения идти дальше у неё поубавилось, так что она могла изучить комнатку детальнее. К тому же раненой ноге требовался отдых. Несмотря на аристократичную внешность Винсента, любезности его не хватило даже на то, чтобы элементарно предложить девушке присесть. А ведь он отлично видел её ноги, перепачканные в грязи и крови.

Хизер увидела в углу письменный столик с прогнившей фанерной крышкой. За неимением лучшего он вполне годился в качестве стула. Сев на стол, Хизер медленно вытянула ногу вперёд и положила на поверхность стола, снижая давление на суставы. Вот так хорошо. Нога болела не сильно, но ей казалось, что она неимоверно распухла. Это беспокоило. В этих улочках подхватить заражение крови – раз плюнуть… Хизер подумала, что, когда она выберется из Хилтоп-центра, хорошо бы первым делом отправиться в клинику. Хотя нет – всё же домой. Промыть и продезинфицировать рану она может и сама. Главное – выбраться…

Просидев пару минут, Хизер увидела, что из-под подошвы её левого сапожка, который покоился на столе, выглядывает клочок белой бумаги. Нагнувшись, она достала его. Клочок имел правильную прямоугольную форму. Не похоже на случайный обрывок. Пришлось потратить ещё немного горючего в зажигалке, чтобы прочитать короткую надпись, сделанную ручкой:

Найти Святую. Убить её?

Хизер удивлённо подняла брови и перевернула бумагу. Так и есть – это была не записка, а фотокарточка стандартного размера десять на десять.

– Что это? – вырвалось у Хизер, когда она узнала лицо на фотокарточке. Меньше всего она ожидала найти в этой комнате собственную фотографию.

Фокус снимка был немного размыт – снимали наспех, не выдержав экспозицию как следует. Впрочем, оно и понятно: камера явно была скрытой. Хизер была на снимке в той же жилетке, что и сейчас, и стояла, повернувшись боком к камере. Она равнодушно смотрела вперёд, не подозревая, что кто-то в это время щелкает затвором фотоаппарата буквально в двух шагах. Где это могло быть? На улице? В метро?

Если это шутка, подумала Хизер, то очень жестокая.

Она снова перевернула карточку, втайне надеясь, что на обратной стороне окажется пустая белизна. Но надпись никуда не делась, и четыре коротких слова по-прежнему леденили сердце в своей лаконичной жестокости.

Найти Святую. Убить её?

Знак вопроса стоял просто-таки неприлично огромный, с жирной точкой внизу.

Нет, тут шуткой и не пахло. Святая – это она, что бы это ни значило. Важно одно: тот, кто делал снимок, собирается найти её. Найти и убить. Или… уже нашёл?

Что могло означать это фото? И что оно делает у комнаты человека, который божится, что он не в одной компании с Клаудией? Ври больше…

Убить её?

Хизер сложила карточку пополам, чувствуя сопротивление толстой бумаги под пальцами. Потом ещё раз. Когда она вновь расправила фотоснимок, на нём остались две пересекающиеся полосы, сходящиеся на её щеке. Хизер аккуратно порвала карточку сначала по одному сгибу, потом по другому. Клочки упали на пол. Хизер встала, наступив на них подошвами сапог. Подумала, не вернуться ли в комнату Винсента, чтобы поговорить с ним ещё раз, на этот раз более основательно. Но нет, нервы не выдержат. Она может наделать глупостей. Лучше уходить отсюда куда подальше.

Снимка уже не было, но слова остались – непонятные и страшные. Найти Святую… Убить…

Труп убитого монстра исчез. Хизер этому не удивилась. Она брела вдоль коридора, открывала двери одну за другой, видела внутри удручающе одинаковые обветшалые стены и шла дальше. Лестницы всё не было.

Открыв следующую дверь, она увидела на противоположной стене огромную картину. В картине преобладали светлые тона. В самом центре была изображена девушка в ослепительно белом одеянии, протянувшая руки перед собой. На заднем фоне смутно виднелись чьи-то перекошенные лица, но они терялись в исходящем от девушки сиянии. Хизер полузакрыла дверь, чтобы посмотреть на табличку на обратной стороне. Вот она, эта стёршаяся надпись – «ГАЛЕР… ССТВА». До неузнаваемости проржавевшая, но это точно была она.

Хизер вошла в галерею. От картины словно исходил неясный свет, освещающий близкие стены молочно-белыми лучами. «Пламя очищает всё». Хизер осмотрелась и увидела пустые кедровые рамы вместо старых знакомцев – «Репрессора памяти» и «Горы». М-да, в галерее явно произошли кардинальные изменения.

Хизер снова обратила внимания на девушку. Несмотря на название, в картине не было ни малейшего следа огня. Непонятно, почему автор решил назвать картину именно так. Никакой логики. Впрочем, после «Репрессора памяти» это ещё цветочки…

«Пламя очищает всё». Девушка-ангел, вознёсшая руки. Что-то в этом было…

Хизер вытащила зажигалку и нажала чёрную кнопку. Огонь встал неестественно мощно, вспыхнув острой жёлтой пикой. Хизер коснулась картины колыхающимся синим кончиком. Холст немедленно занялся, словно был пропитан горючим составом. Ткань горела быстро и без запаха, точно бумага. Фон чернел и сминался, а центральная девушка в белом платье продержалась довольно долго. Но в конце она тоже исчезла в жадных языках пламени, обнажив дверь, скрытую за картиной.