Хрусталём хрустящим на макушку, падают капли,Из под винца тернового на лицо лезут пакли.Тяжело ли так ли,Видеть, как из толпы сквернословящей родные плакали?Ну… в жизни всякое бывает, мало ли.В падлу ли,вот так висеть побитым камнямиЧто мать родная не узнает за синяками и ранамиЦвета по не многу тускнеют, мысли путаютсяНе отключится бы раньше времени, досмотреть всё это до концаУ лица,кто-то трясёт тряпкой кислой с уксусом,Убери, подожди, я сейчас проснусь я самЧто ты думаешь, я хиляк какой, ты просто не видел моего отцаВсё это для него, не больнее чем порез пальцаТанцапочему я не вижу у своего деревянного тронаКоронованный в тряпки царь царей вне законаДа… вот это икона конечно потом получитсяНужно бы выглядеть как-то посерьёзнее, перестать корчитсяТопчется,внизу у ног собралась зевак целая ротаНе просто конечно вот так тащить всё самому до талого, до потаКто-тоскажет вера у него такая дурная брать всё на себяНо мама, ты где? Посмотри как высоко я.Распростёртые руки затекли в неудобной формеПочему то вспомнился запах хлеба в родительском домеВспомнил как я ещё пацаном убежал из дома в поисках правдыПравда оказалась на кресте, ну и ладно.Так то всё хорошо на самом деле, людей только жалкоЯ то уйду спокойно,
а у них в душе останется неразбериха и свалкаПалкии камни в руках несчастных станут оружиемЧто бы побивать таких как я, обществу ненужныхВетер холодный дует, обветривает кожуНог не чувствую, и дышать становится как-то сложноПоходу подходит к концу спектакля эта частьСмотрю на парней на крестах, – братьев по несчастьюТот что с права, поник, и кажется уже не дышитПоследний раз поднимаю лицо к Отцу, но он меня не слышитГоворю во всеуслышание «Отче мой, почему ты оставил меня?»Мама, ты то хоть слышишь? Посмотри, как высоко я!
«60тые»
Я вернулся на землю кажется в шестидесятые,Когда молодёжь не брилась и ходила патлатая.Стадом тусовалась на полях и что-то там курила,Но любила меня, и хотела мира.Я почти не помню имён тех, кто был со мной рядом,Нас звали кажется дети цветов Эпикурова сада.Но я навсегда запомнил один момент добрый,Как на песке без времени, мы лежали мокрые.Любовь лучше войны, цветы лучше пуль,Повторяли заповедь они проглатывая дурь.Возлюби ближнего своего, меня и ещё вон того парня,Мы кричали в лицо полицаю, когда забрала мусарня.Я не помню как я ушёл, от дубинок легавых, или от передоза,Обнимая куст малиновый умываясь кровь из носа.Но я до сих пор помню один момент добрый,Как на песке без времени, мы лежали мокрые
«Сын Бога»
Мы встретились когда тебя продавали на Нью-Йоркских улицахСмуглого мальчишку по имени Дааса' х.Они кричали, «Смотрите! Диковинка! Сам сын Бога!»Я спросил– Сколько стоит?– 30 долларов.– Нет. Дорого.Дрянное было дело продавать сына Бога за 30 долларов,Не знающего по-английски даже пары слов.Оковна тебе не было, ты не был побит или обижен.Ты просто стоял и смотрел на этот мир глазами что тихого океана тише.Я приходил каждый день к той подворотни где тебя продавали.Стоял, курил, смотрел на тебя и как-то сказал – Парень!Я знал твоего отца, так случилось, мы с ним многое пережили.Но ты лишь молчал и улыбался, пока я напрягал жилы.– Да, он был старым безумцем, без чувства стыда и такта.Пил ядреный ром, курил самые дешёвые сигареты, да… вот так-то.Я люблю его до сих пор, люблю до дури.Но если его сын продаётся на улице за 30 долларов, то он явно уже умер.Я затушил сигарету об ботинок, и тихо вышел к бульвару.Больше я не приходил к Даасаху, говорят его увезли на восток, в Саммару.Там смуглого мальчишку лишили зрения и слуха.Никто не мог вынести взгляда и молчание Святого Духа.Среди людей ходовой товар дети БогаДаже если они не разговаривают и стоят дорого.Я не знаю о чем Ты думал мой друг, когда писал этого мира картину,В которой за 30 долларов можно легко купить твоего сына.
«Ирина»
– Привет.Сколько тебе лет?16?След на запястье синий.Это синяк?Ты хмуро говоришь: «Нет».Строгая девчонка сидела на горячем асфальте,В запылившемся от безветрия темно синем платье.Приминая тяжелым взглядом проходящих мимо затылкиОна с хрустом прижимала к груди зеленоватую бутылку.– Красиво…Протянул я,Но получил в ответ, лишь презрительный взгляд с силойСравнимой лишь с тяжестью её имени.Ирина.Лет мне тогда было не многим больше чем ейНо я знал уже, что передом ной не человек, передо мной зверь.Затравленный грубыми руками взрослых мужчинВырванный с корнем ещё до цветения, люпин.Картин не писали по твоей красотеСеренады под окнами тебе не пели.Тебя имели. По согласию и без. Ты веселье.Веселье прижимала к груди свое прозрачное зеленоватое зельеГлаза чёрные как смоль горели чем-то злым,До страха не простым, бесовским, жёстким.Я невольно сглотнул. Хотел улыбнуться, но не получилось– Ты… – протянул было я, но сознание как-то разлилось– Я знаю тебя.– Мы знаем тебя тоже.Ответил мне демон, одетый в белую кожу.Гранатовыми, припухшими губамиКажется ты могла расплавлять каменьЧерез жар от груди твоей, юной но пышной,Я слышал, как Легион дышит…Не удивительно что извращенные ублюдкиШли на все, чтобы проводить с тобой ночи, сутки.Ничем не чурались.Я и сам тебя хотел, хотел и жалел. Каюсь.– Хреновую тебе жизнь походу дал Бог.Сказал я, и тут же мне стало не по себе. Чтоб я сдох.В ответ ты молчала и презрительно смотрелапока в тебе бушевал Маллох.Я ещё раз сглотнул, и посмотрел на давящее степное солнцеОт падающих на глаза капель пота, расходились радужные кольцаИ в этот момент я услышал голос Ирины, голос всех обиженных, голос всех душевных калек.Она сказала– Наш Бог – человек.И после этого Иринаподжигает свои волосы, предварительно облив себя из бутылки бензином.Красивым свечением и жаромобвивает тело на две минутыИ на раскаленном асфальте остаётся лишь образ изуродованного трупаНе было диких криков, не было смертиХоть меня убейте, но я стоял и молчал, как будто так и нужноМолча греясь от поднимающейся в верх пламенной лужиДуши чуждые её искалеченному телу уходили в свинейВ тех кто когда то говорил «раздевайся», а потом обладал ей.И всё хорошо, всё нормально, это правильно для душевных калекВажно только одно, то что она сказала «Наш Бог – человек».
«есть друг. Санкт-Петербург»
статус – «есть друг»город – Санкт-Петербург.а я мудак и мальчишка.слишком не опытный,дебил слишкомкогда кроет.да и не терпеливый тем более.мягкосердечный и доверчивыйвечно.не мужчина, а недоразумение гуттаперчевое.был когда-то.а сейчас я другой, правда.а ты какая? кто ты?проявление Богини языческой вперемешку с рвотой,с бедностью и глупостью.забота с беззаботностью. неготовностью.я помню ты была такой красивойа потом сразу противной.а я млел, дышать не мог.и весь струился в чан твой ведьмовский как поток.какой там секс, поговорить с тобой адекватно не смелнет-нет, я не любил, я БОЛЕЛ.простуженный тобой я в море не ушёлкак мамка сам себе не разрешил,сказал: «убегать от Марты не хорошо»А ты такая: «плыви пожалуйста, плыви»ведь тебе дурной какое дело до моей любви.понимаешь!?не понимаешь…пойми.о том что на сердце всегда украдкой, а наружуя просто выкидываю то, что внутри не нужно.ты классная на самом деле, я это помнюи здорово было бы дружить, не будь в башке всей этой боли.да нет её уже конечно… вокруг давно лишь бабочки и пони,на самом делеи я весь тёплый такой, довольный благостями мирасижу тут, вспоминаю.А ты то там сейчас поди вообще другая, года три тебя не видел.всё понимаю.О вспомнил, это я кричал тогда на берегу после трипа.«Я всё понял! Я всё понял!»встретил вас с Настей, вы только приехали типа.а потом ты мне помогла с концепцией вечной рекурсии,и всё
началось, вся эта болезнь в конвульсиях,моё мудное поведение, ребячество, горение,поленья, моления.в общем, о том что на сердце всегда украдкойи не судите девушки мужчин по поведению.ведь чувства сильные делают парней падкимина то, за что они чувствуют сильное угрызение.спокойствие, уверенность не показатель искренности вовсе,покой есть признак равновесия души.влюблённый спокойствия отнюдь не просит,влюблённый просит: беги, кричи, мне дай, болтай и как дурак кривись и ржи.
«Хотел забить, но не забыл…»
Хотел забить, но не забыл,Я помню всех кого любил.Как горы трупов на войнеИ я не в них, они во мне.
И вот земля съелаТвоё тело…За полгода что-то сгорело,Но застроченные тобою брюки все ещё на мне.Не…я не загоняюсь, просто как то заметил,Что крепко держится шов на брюках этих.Детирастут, мужики стареют, мрут старики, всё как ветер…Понимаю я, пусть и мало живу на этом свете.Но брюки построчены, что были в клочьяДа и ты я уверен сопишь у себя в комнате ночьюЯ ведь просто в другом городе впрочем,поэтому и не вижуВот по миру поездить намыливаю лыжи.Уже слышу,как мамка носом будет шмыгать читая это безобразиеПрости уж, что то навеяло, по воспоминаниям лазая.Ну ладно, я закончил, хотел просто сказать, что у меня все хорошо.Прорываюсь потихоньку,на брюках держится шов,спасибо. В Питере снова дождь пошёл.08.2017
«С вами было здорово»
Сегодня утром открыв глаза я увидел на своей кровати тебя и того парня.На полу спали ещё трое, солнце просачивалось через закрытые ставни.Камнем прибита голова, даёт о себе знать вчерашний галёный виски.Сегодня я понял, что Святая Земля здесь, где вы – мои близкие.В этой маленькой комнате, пропахшей сигаретами,Где мы притворялись душевными калеками.Бог есть любовь, но любви не даст ни церковь, ни Индия с кучей своей этники.Моя Святая Земля среди вас, – мои любимые чёртовы битники.Ледники растают,сменятся поколения, разрушатся здания,Прежде чем мы выйдем из этой комнаты и кем то станем.Здесь нет времени, здесь нет денег, нет отличия между мной, тем парнем и тобой.Здесь только любовь и тот Бог, пропахший дешёвым вином и травой.from 27/06 to 30/09, it was nice.good luck man…
«Крест Святого Петра»
я на шее носил крест перевернутый,железный.в городе я этом был непонятный,не местный.жил во втором подъездедома двенадцатогопроспекта Вернадского.с соседями не общался, не искал встречи.лишь бы утром побыстрее выйти,а вечером прийти, спать лечь.как зовут кого – нет, не слышал.диалог «здрасте – до свидания» был конечным.год был девяносто восьмой, свободный.носить кресты перевернутые, железные было модно.было модно ещё давать по мордам«сатанистам – уродам».у подъезда второго, дома двенадцатогопроспекта Вернадскогобили парня неразговорчивоготрое ребят постаршев штатском,отчищая православный город от грязи.ребят в штатском, очень уважали местные рябзи.год был девяносто восьмой, свободныйя тяжело дополз до ванной,пол красный, холодный.облокочусь головой на порог.Объяснить что это крест Святого Петра,я так и не смог.08.03.2018 19:00
«Доброе утро обветренные губы»
Доброе утроОбветренные губы.Зажатые между моим животом и твоей грудью худые руки – трубы.Пить хочется, уже два раза играл будильник.Не помню, говорил ли тебе вчера по-пьяне, что я гедонист и циник.Доброе утро,Догги – сзади.Ты так кричишь, тебе приятно или больно?Скрип кровати.Перед соседями неудобно, у них ребёнок маленький, будут грубы.Душ, кофе, убираю вчерашний мусор, отшелушиваются обветренные губы.16.05.17
«Милая»
Милая,Ты не надела сегодня бюстгальтер –Ты свободолюбива,Таков твой характер.Квартир ты своих не имеешь,Не имеешь своих вещей. Ты веришь,Что мир тебя согреет, когда будет холодно,Когда ты захочешь спать, найдётся свободная комната.Не хоромы конечно, но тебе этого вполне достаточно.У тебя ничего нет –Ты самый бедный человек,Ты все раздала начисто.Ты раздала, деньги, одежду, всё что имела.У тебя осталось только одно, твоё тело,Которое ты скоро тоже раздашь и станешь совсем свободной.Это как-то странно, а в прочем кто я такой что бы судить… Пусть все будет так, как тебе будет угодно.Милая,Ты так свободолюбиворазбросалась по земной карте.Ты живешь во всех городах мира,Таков уж твой характерПапир ты выкуриваешь в день больше чем я со своим другом вместеИ как же весело ты все таки просишь с нравоучениями не лесть к тебе.«Я весь в тебе!» – Извини как-то вырвалось, я не повторю этого снова.А ты показываешь из-под одеяла язык, и корчишь рожицу сонную.Дурёха ты безответственная, дурёха, дурёха, дурёха.Закатаю тебя в рулет одеяла, и буду сжимать пока не станет плохо.А ты смеяться будешь, будешь выдирать с груди моей за волоском волосок,А потом возьмёшь с пола ножку от стула, и ударишь ею меня в висок.И я тут же отключусь, возможно умру от височной кости перелома,А ты быстро соберёшь деньги, что были на столе, и уйдёт из моего дома.Ты же избавляешься от всего что лишает тебя свободы,И вовремя нужно убить любимых, чтобы не затянуло в болото.Ты же моя красавица, моё солнышко, моя дурёха милаяТы так свободалюбиваУбегаешь от меня не отмывшись от крови, и не надев бюстгальтер –Таков уж твой характер.august 30, 2017
«Па-па-пам»
Прошлые сутки ты провела с другим человекомИ за эти короткие сутки я стал калекой.Я стал корявым деревом с обожжённой корою,А ты сушишь волосы перед встречей со мною.Ты сама мне сказала что тебя он имел,Наверное, для того чтобы я про это написал и спел.О Господи, не уж-то нельзя было написать это,Сказать как-то по-другому: что ты нашла хорошего человека.Что ты полюбила его, и тебе с ним хорошо,Но ты пишешь, что он в постели бестия, и ты хочешь ещё.И я не верю что это мысли такого милого создания,Не как иначе, демоны захватили твоё сознание.И пока ты крепко спала после признания,Я вступил в бой с твоим тёмным созданием.Но оно избило меня, как шумная река,И теперь я изуродованный изнутри калека.Через два часа наша встреча,Ты веришь в то что мои слова тебя лечат,А мои уши это есть печь,Куда ты кинешь имена тех с кем ты хочешь лечь.А я буду говорить что это не ты, а всё демоны в твоей головеИ на самом деле ты хорошая и проблема вовсе не в тебе.И мы пойдём туда, куда ты захочешь,Но я буду знать, что не переживу ещё одной такой ночи.Я хотел бы сказать все это как-то короче,Уложить весь смысл в две строгие строчки.Но я понимаю, что даже поэма ничего не изменит,Ты была делом номер 813, времени нет.Второй раз я удалил с тобой переписку,Ухожу не попрощавшись, так сказать «по-английски».Были ли мы близки?Наверное были…Прошёл день, идёт второй, растёт слой пыли.