Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)

— И все... э... прелести видно?
– оживился доктор.

– Ну...

— Так ты, это, Рябов! Ты возьми нас с собой, - засуетился полковник. И обратился к доктору: - Валерий Михалыч, скажи хоть ты ему, чтоб он нас взял!

— Рябов!
– крикнул доктор.
– Ты слышишь?

— Низзя, - уныло, но решительно отвечал Рябов.

— Ну, Рябов, не знали мы, что ты такая свинья, - горько сказал полковник.

— Да уж, - сухо подтвердил доктор.

— Правда же - низзя, - жалобно сказал Рябов. Но все-таки сильно снизился.

Доктор с полковником подпрыгнули и уцепились. Но стул не выдержал такой перегрузки и сразу упал вниз на то место, где он и раньше стоял. Упал, вызвав окончательное оцепенение у собравшегося пляжного народа, который стал невольным изумленным свидетелем вышеописанного.

Все друзья, кроме Рябова, раскатились по галечному пляжу, причинив себе некоторый телесный вред. Доктор горько пошутил, вытирая сочащуюся кровь:

– Вот оно! Факт, как говорится, на лице!

У полковника под глазом наливалась синяя гуля.

А Рябов молчал. Он тихо сидел на стуле, и при первом же взгляде на него становилось ясно, что человек этот не совсем прост. Такие люди опасны для общества, и как только они где появляются в общественном месте, у них необходимо с ходу требовать документы! Такие люди опасны для общества! Таких людей неплохо бы и вообще изолировать от общества куда-нибудь подальше!

Глупо, тупо и неумно

Тут и далее речь пойдет о том, как мы с Ленушкой посетили фильм. Лена - это девушка, за развитием которой я слежу. Наше знакомство состоялось на вечере поэзии в краевой библиотеке, где выступали к-ские поэты - Р.С. и многие другие поэты.

Мы посетили фильм. Но вы не подумайте, пожалуйста, что я буду пересказывать вам сюжет этого фильма. У меня уже есть два или три рассказа, где пересказывается кино. Так что если вы их читали, то вам может показаться и нудно, и противно, и навязчиво, что я опять пересказываю кино. А я человек робкий до идиотизма. Очень мило выразился драматург Александр Володин в своем милом стихотворении, напечатанном, кажется, в "Комсомольской правде": "Мы - самоеды, себя грызущие". Так, по-моему. Очень мило.

Поэтому рассказываю прямо, безо всяких вступлений и отступлений.

Погасили свет. Мы с Ленушкой сидим и смотрим на живой экран.

А на экране там эти... ну... там действие происходит относительно любви молодежи и всего прочего, что попадется режиссеру под руку.

Кто-то куда-то едет. Молодой человек. Вот он пляшет в ресторане. Одет - изящно. Вот он бьет землю ломом. Летит в самолете. Едет на двугорбом верблюде. Звонит из телефонной будки. Москва. Звонит, а по стеклу - дождь, дождь, разливы дождя. Холодная трубка. Никто не отвечает. Никто-никто. Горько. Уходит в дождь.

– Эй! Две копейки обратно забери!
– крикнул с первого ряда какой-то негодяй.

Киношный молодой человек с горя идет прямо в тот же ресторан, где он так счастливо плясал, и ему приносят полный графин водки.

— Ё, кэ, лэ, мэ, нэ!
– крикнул негодяй - Во щас нарежется! Угости-ка и нас!

— Хрен тебе, не мясо!
– откликнулся кто-то сзади.

По-видимому, такой же негодяй.

— Товарищи, потише, - громко сказал я.

— Это еще какая там падла мяучит? Цыц под лавку!
– объединились негодяи.

Я задал вопрос:

— Остряк-самоучка, что ли?

— Не, мы по "Крокодильчику" научились, - лихо отвечали хулиганы.

— Глупо, тупо и неумно!

Ленушка дернула меня за рукав.

— Тарас. Не надо. Им не докажешь. Давайте смотреть.

В глазах у Ленушки стояли слезы.

Белые локоны обтекают личико. Мохеровый шарф.

— Ладно, Ленусь, - согласился я.
– Слова больше не скажу этим подонкам.

— Сам ты гад, - услышал я, но реагировать не стал.

Не в моих привычках общаться со шпаной и хулиганами.

А вообще что-то с ними надо делать. Очень участились случаи, когда еще совсем молодые люди ведут себя развязно: сквернословят, нарушают общественную тишину, обижают женщин.

...И вот они бегут по длинному-длинному пустынному пляжу. Остановились. Отвесные тени. В глазах - синь-синева.

— Цапай ее, дед!
– грянул перворядник.

— Мацай! Мацай!

— Видишь, как сопит!

— Хочется!

– А ты как думал? Всякому хочется. Не щепки, люди!

Я сжал зубы и закрыл глаза.

И даже, кажется, немного уснул. Наверное, заснул, потому что снился мне сон. Да, по-моему, именно тогда снился мне этот сон.

Будто бы я иду по серому тротуару и нахожу сверкающий драгоценный камень красного цвета, взятый в золотое кольцо. Камень сверкает, золото блестит. Я оглядываюсь по сторонам: тесно идут люди в будничных одеждах, меня никто не замечает. Я поднимаю рубин...

И тут меня трогают за рукав.

ЛЕНУШКА: Пошли, Тарас.
– с

Я: А? Что? К-куда? А-а. Идемте.

Мы встали, и я увидел, что публика, опустив головы, уже почти вся вытекла из зала. Хулиганов тоже не видно никаких. Да и как его теперь отличить, хулигана? Это раньше они носили сапоги и кепки-шестиклинки, а теперь - черт их все-таки знает. И одеты хорошо, и питание неплохое. Что им еще надо? По морде получишь, так вот тогда отличишь.

Вышли на улицу, и я, чтобы нарушить наше молчание, стал развивать свои мысли:

— Видишь ли, Ленушка, я, как ты это заметила, естественно, не одобряю поведения этих хулиганов. Поведение, надо прямо сказать, скверное и безобразное.

— Как там это все чудесно снято, - перебила меня Ленушка.
– Вы знаете, Тарас, что я далеко не сентиментальна, век такой, но как они бежали. Да! И эта музыка – вы знаете, у меня комок к горлу подступил.

— Так вот, Лена, и я, пожалуй, о том же. В твои годы я, пожалуй, реагировал бы так же. Но ты знаешь, я все-

таки постарше тебя и уже столько всего насмотрелся.

— А еще, - Ленушка остановилась.
– А еще когда он пришел к себе в палатку и увидел записку, а? Помнишь?

Помнишь, какие у него сумасшедшие были глаза?