Тим Бёртон. Интервью: Беседы с Марком Солсбери
Шрифт:
Когда пытаешься все проанализировать, приходишь к выводу: меня скорее увлекла идея, чем сам фильм. Стоит поглубже порыться в себе, понимаешь: если бы пришлось начинать все сначала, я, наверно, сделал бы совсем другой фильм. Если бы кто-то спросил меня: «Хочешь сделать версию „Планеты обезьян"?» — я начал бы все с чистого листа, и это было бы совсем другое кино с совершенно иными типами персонажей. Наверно, так. Впрочем, кто знает...
Опять-таки все эти голливудские дела: должна включиться некая движущая сила, иначе трудно сдвинуть проект с мертвой точки, словно тебя всякий раз захватывает прибой и возвращает назад, к берегу. И тогда я начал вроде как показывать зубы. Мне твердили без конца: «Урежь бюджет», а я отвечал: «Ведь у вас же киностудия, с огромным производственным отделом, вы сами оцениваете бюджет и знаете, сколько приблизительно будет стоить картина». Полно было подобной ерунды, мешавшей мне работать.
Съемки должны были начаться в ноябре, а зеленый свет мы получили не раньше чем за неделю до назначенного срока. Сплошное мучение, ведь я лез из кожи вон, впрочем, сам виноват, что позволил себя втянуть во все это. Наверно, я понимал, что нечто подобное уже проходил с «Бэтменом», и это действовало на меня хреновато. И действительно, такая ситуация — не самая лучшая для работы: деньги в итоге вовсе не экономятся, ты тратишь попусту время и энергию, да и моложе не становишься, здоровье ни к черту, в общем, тяжко. Масса времени ушла на борьбу то с тем, то с этим, так что когда я наконец взялся за работу, делал ее лишь «до некоторой степени». Это, конечно, не означает, что я не пытался каждодневно найти в процессе нечто привлекательное, иначе я просто не смог бы работать. Однако на тот момент я ощущал себя как атлет, которого буквально замордовали тренировками, а теперь ожидают победы в забеге.
Я пытался выдержать серьезную ноту, но было очень тяжело. Главное было не повторить предыдущий фильм. Пространство для маневра оставалось — приходилось изучать повадки обезьян, так чтобы не обратить все в шутку. Серьезность в определенной степени была необходима: ведь говорящие обезьяны сами по себе весьма нелепы. Помню, разглядывал фотографии, сделанные во время съемок первой «Планеты обезьян»: там была, например, обезьяна, сидящая на стуле с «Вэрайети» в руках. Мы обыграли некоторые сюжетные ходы оригинала, что, наверно, может показаться смешным, но это скорее связано с подбором артистов, таких как Пол Джиамат-ти, который обладает природным чувством юмора, проявляющимся даже в драматической сцене. Заряд не меньшей силы исходит от Тима Рога. И не то чтобы они старались выглядеть смешными — это качество им внутренне присуще.
Эскиз Бёртона: Лимбо, воплощенный на экране актером Полом Джиаматти.
У нас не было намерения превратить фильм в балаган, но такое могло случиться. Моя любовь к фильмам ужасов пятидесятых годов вылилась в «Марс атакует!», а не в какое-то подобие «Дня независимости». Во мне сидит тяга к ретро, и как она проявит себя, трудно сказать заранее.
Продюсером картины был Ричард Д. Занук, чей отец, Дэрил Ф. Занук, основал киностудию «XX век Фокс». Будучи директором по производству на «Фокс» в 60-е годы, Занук-младший дал зеленый свет первой «Планете обезьян» (в то время он был женат на Линде Харрисон, партнерше Хестона по фильму). Позже уволенный с «Фокс» собственным отцом, Занук, лауреат «Оскара», продолжал действовать в качестве независимого продюсера, часто в содружестве со своим давним партнером Дэвидом Брауном. Его послужной список включает такие фильмы, как «Челюсти», «Афера», «Кокон», «Шофер мисс Дейзи» и «Дорога к гибели». Они с Бертоном быстро нашли общий язык. Занук и теперь остается продюсером, с которым режиссеры мечтают работать.
Я люблю Ричарда — это фантастическая личность. На днях я смотрел биографический фильм о его отце, и хотелось сказать: «Боже правый!» Удивлен, что никто до сих пор не написал книгу обо всей этой истории: это похоже на оживший роман Гарольда Роббинса [123] .
Ричард изумляет и восхищает. В нем нет ни малейших следов пресыщенности, а ведь он сделал и видел в своей жизни так много. Пресыщенным скорее можно назвать меня, и пройди я через все то, что пришлось испытать ему, не знаю, смог бы я продолжать или нет. Он по-прежнему умудряется сохранять удивительное простодушие, когда случаются какие-нибудь глупости, — возможно, именно поэтому он способен заниматься своим делом, несмотря ни на что. Ричарда взял на работу его отец, потом он же его и уволил, над чем этот парень умеет от души посмеяться. Очень любопытны его высказывания по разным поводам; у таких, как он, можно многому научиться. Когда я познакомился с Винсентом Прайсом, был так же благодарен судьбе, что она свела меня с таким замечательным, не уставшим от жизни, всем интересующимся человеком, от которого многое можно узнать. Взять, к примеру, некоторых руководителей студии — они даже слыхом не слыхивали о многих замечательных людях
из мира кино. Ричард же — настоящий кладезь знаний, его информированность просто поражает, а тот, кто не привык ни во что углубляться, многое теряет.123
Роббинс Гарольд (1916—1997) — американский писатель, автор многочисленных бестселлеров.
Когда я только познакомился с Ричардом, он меня чуть ли не напугал своей эксцентричностью. Но с ним очень весело общаться, он человек чрезвычайно осведомленный и невероятно мудрый, а какой он удивительный рассказчик! Истории, которые слышишь от него, совершенно беззлобны, но они оттого ничуть не менее занимательны, чем книги, в которых разгребают всякую грязь.
Когда-то Ричард возглавлял киностудию, а потом вернулся, чтобы снимать фильм, и его никто не узнал, — просто сюр какой-то! Но он всегда в курсе всех событий, у него есть то, чего так не хватает в наши дни, — умение по-настоящему поддержать режиссера. Он каждый день на студии, но не торчит у тебя перед глазами, Ричард прекрасно понимает весь процесс создания фильма, и ты испытываешь огромное удовольствие оттого, что рядом человек, который с уважением относится к твоей работе. Представляете, через что ему пришлось пройти: вырасти в семье, где отец — один из основателей всего этого бизнеса, возглавлять киностудию, быть уволенным, а потом стать успешным продюсером, как бы мостом между поколениями.
И все же, несмотря на первоначальные сомнения, Бёртона притягивала тематика фильма — иной, перевернутый вверх дном мир и человек извне, очутившийся в незнакомой обстановке, — эти мотивы неоднократно звучали в его картинах. Здесь же, однако, в качестве чужаков, не вписывающихся в мир обезьян, можно рассматривать не только астронавта, капитана Лео Дэвидсона (Марк Вальберг), прилетающего на другую планету, но и свободомыслящую шимпанзе-самку Ари (Хелена Бонэм Картер), сочувствующую людям и призывающую отпустить их на волю.
Наверно, именно это и привлекло меня — эдакие перевертыши на самых разных уровнях. Впрочем, я давно не анализировал эту картину. Обычно мне нужно несколько лет, чтобы все толком улеглось в голове, но на этот раз процесс оказался более длительным и болезненным, так что я еще не покинул поле притяжения «Планеты обезьян». Несколько моментов мне там по-настоящему нравятся, в частности сопоставление чужака-обезьяны и человека — пришельца из другой цивилизации. Мне также хотелось более подробно исследовать аспекты, связанные с поведением обезьян.
Хотя сюжетная завязка фильма — вынужденная посадка астронавтов на планете, где все перевернуто с ног на голову — обезьяны поработили людей, — осталась, по-существу, неизменной и Планета обезьян явно не Земля (в сценарии она названа Аитар), Бёртон настаивал, чтобы его обезьяны гораздо больше походили на животных, чем неловко волочащие ноги загримированные люди в фильме Шаффнера. Обезьяны Бёртона должны были летать по деревьям, карабкаться на стены, висеть па окнах и далее гадить, придя в ярость. По его замыслу, им следовало быть обезьянами на восемьдесят процентов, а людьми лишь на двадцать. Актеров два-три дня в неделю в течение двух месяцев обучали в специальной «обезьяньей школе», как следует двигаться и вести себя.
Мне интересны люди, ведущие себя как животные, и наоборот. Как животные ведут себя Пи-Ви, Битлджус, Пингвин, Женщина-Кошка... Бэтмен тоже животное. Люди-звери определенно меня привлекают. Не знаю, это эмоциональная реакция на засилье интеллекта или еще что, но в моей душе такое настроение находит отклик, я считаю его важным для себя. Это первичный, внутренне присущий человеку животный инстинкт, и мне нравится, как он преломляется в характерах Пингвина и Летучей Мыши. Так что сопоставление здесь вполне сознательное, ну и плюс мои умственные сальто-мортале, которые далеко не всегда имеют логическое объяснение.
Мне хотелось также попробовать несколько чисто технических приемов и поглубже исследовать природу обезьян, чтобы актеры могли как можно убедительнее передать эксцентричность их поведения, вплетя это в общую «перевернутость» всей идеи. Начинаешь размышлять не только о том, как будет выглядеть такая подмена, но и о том, что мы наделяем обезьян человеческими качествами, представляя их эдакими милашками. На самом деле они довольно страшны, особенно шимпанзе. Хотя большинство считает горилл более страшными, шимпанзе имеют незаметное на первый взгляд качество: в каком-то смысле они очень открыты, но при некоторых обстоятельствах гораздо более зловредны — могут растерзать человека. Я боюсь их, но они меня зачаровывают. Мы с самого начала обсудили эту ужасную особенность шимпанзе. По сценарию Тейд был гориллой, мы же сделали его похожим по характеру скорее на шимпанзе.