Тим Бёртон. Интервью: Беседы с Марком Солсбери
Шрифт:
У тех, кто видел «Винсента», не возникает ни малейшего сомнения в поразительном сходстве его создателя с главным героем — бледнолицым юношей с темными всклокоченными волосами.
Что ж, я никогда прямо не скажу: «Нарисую-ка я человечка, похожего на меня», — но, несомненно, мои чувства находят выражение в том, что я делаю. Мне обязательно нужно хоть в какой-то степени присутствовать в своих фильмах, хотя бы на уровне эмоций, пусть даже это будут картины типа «Бэтмена», воспринимаемые как чисто коммерческие. Ты так много в них вкладываешь, что должно быть нечто, с чем ты бы мог себя всерьез отождествлять. Безусловно, «Винсент» близок к тому, что я чувствую. Люди скажут: «Это ты, Тим!» И что я им должен ответить? Не хочу даже думать об этом. Предпочитаю размышлять о таких вещах как о некой идее, опасаясь в то же время впасть в излишние умствования. Я бы предпочел, чтобы подобное воспринималось более непосредственно, а если начнешь слишком много об этом думать, не жди ничего хорошего. Что же касается «Винсента», пусть он лучше сам за себя
Экспрессионистские декорации «Винсента» и операторская работа вызывают в памяти «Кабинет доктора Калигари» [32] Роберта Вине.
Конечно, я видел кадры из этого фильма, их можно найти в любой книге про монстров. Но сам фильм до недавнего времени не смотрел. Думаю, что «Винсент» в большей степени вдохновлен Доктором Сьюзом. Так случилось, что он черно-белый, и именно нечто, взятое У Винсента Прайса, некий готический элемент делает его органичным в этом качестве. Я с детства восхищаюсь Доктором Сьюзом. Ритм его произведений очень созвучен мне. Книги Доктора Сьюза совершенны: столько слов, сколько нужно, правильный ритм, прекрасные истории, ставящие все с ног на голову. Удивительный, по существу непревзойденный талант. Думаю, он спас немало мальчишек, которые без него так и остались бы никем.
32
«Кабинет доктора Калигари» (1920) — знаменитый немой фильм, классика немецкого киноэкспрессионизма.
Закадровый голос для «Винсента» записывал идол детства Бёртона Винсент Прайс, и это стало началом дружбы режиссера и актера, продлившейся до самой смерти Прайса в 1993 году.
Мы послали Винсенту Прайсу раскадровку фильма и попросили быть рассказчиком. Он замечательно с этим справился. Это был совершенно уникальный опыт. Кто может знать заранее, как все сложится? Скажем, живешь долгое время, испытывая к кому-то симпатию, потом встречаешь этого человека, а он говорит: «Проваливай отсюда, парень. Отстань от меня». Но Винсент оказался удивительной личностью: было крайне интересно узнать, что он думает о искусстве и об всем остальном. Всегда был готов помочь. Меня не покидало ощущение, что он точно знал, о чем наш фильм, знал даже лучше, чем я. Это не просто дань уважения, дескать: «Мистер Прайс! Вот здорово! Я ваш горячий поклонник». Он понял психологию фильма, что меня удивило и очень ободрило. Я почувствовал: кто-то видит меня таким, как я есть, и приемлет в этом качестве.
Винсент
Это пугающая перспектива — повстречать человека, который так помог тебе в детстве, столь сильно повлиял на тебя, особенно когда следы этого влияния ясно прослеживаются в посланной ему плохонькой книжке для детей. Но он был так великодушен! Такое отношение чрезвычайно важно, чтобы эмоционально поддержать тебя, особенно когда жизнь сталкивает с таким множеством сомнительных личностей. Есть, конечно, и милые люди, но он был человеком просто чудесным. Вот почему кое-кто из актеров, которых видишь на экране, находит отклик в твоем сердце — от них словно исходит какой-то свет, они изображают нечто большее, чем тот персонаж, которого они играют.
«Винсент» шел в течение двух недель в одном из кинотеатров Лос-Анджелеса вместе с подростковой драмой «Текс» с Мэттом Диллоном в главной роли. Но прежде чем фильм был отправлен в хранилища диснеевской киностудии, он собрал несколько похвальных отзывов критиков на кинофестивалях в Лондоне, Чикаго и Сиэтле. Ему были присуждены две награды в Чикаго и приз критиков на кинофестивале в Аннеси, Франция.
Диснеевцам «Винсент» понравился, но они не знали, что с ним делать дальше. Они рассуждали примерно так: «Сами подумайте, что для нас важнее на сегодняшний день: эта пятиминутная мультипликация или наш фильм за тридцать миллионов долларов?» А я был счастлив, что снял «Винсента». Когда фильм закончен, испытываешь настоящий катарсис. Чувствуешь: что-то сделано. Было здорово, и отклики людей, видевших «Винсента», были благожелательными. Немного странным казалось лишь то, что диснеевцы вроде бы остались довольны фильмом, но в то же время будто стыдились его. Думаю, они просто не представляли, что с ним делать. Для пятиминутных мультфильмов отсутствует настоящий рынок, а компания пребывала в странном промежуточном состоянии, и «Винсент» не стоял слишком высоко на шкале их приоритетов. К тому же я не знал даже, числюсь ли я еще в штате студии.
«И вот он и его ужасная собака-зомби отправляются искать жертвы в густом лондонском тумане...»
«...где он остается размышлять о придуманных им ужасах...»
«Винсент»
«...и
бродит один по темным коридорам, терзаемый мукой...»
«Винсент»
«Винсент»
«Ганзель и Гретель», «Франкенвини» и «Волшебная лампа Аладдина»
Продолжая работать на диснеевской киностудии, Бёртон поставил восточную версию сказки братьев Гримм «Ганзель и Гретель». Фильм, на который киностудия затратила 116 тысяч долларов, был предназначен для только-только запущенного «Диснеем» кабельного канала. Поставленный по сценарию исполнительного продюсера канала Джули Хиксон, фильм этот лишен эмоциональной глубины «Винсента», но является прекрасной иллюстрацией того, насколько склонно к утрированию воображение Бёртона. Фильм отходит от первоначального текста гриммовской сказки, изобилуя чисто бёртоновскими фантазиями, кульминационным пунктом которых становится схватка в стиле кунг-фу Ганзеля и Гретель со злой колдуньей, которую играет мужчина.
Диснеевский канал только начал работать, они выпускали сказочный сериал, и у меня возникла идея сделать «Ганзеля и Гретель» с японскими актерами, пересказав историю на свой лад. У меня было множество рисунков — целая комната, заваленная рисунками, и именно это, думаю, несколько успокаивало моих работодателей. И хотя эти рисунки трудно было представить визуально, в трех измерениях, или вообще в каком-то ином виде, чем на бумаге, они, наверно, убеждали их, что я не совсем сумасшедший и действительно могу что-то сделать. Кроме того, и сама компания не слишком хорошо представляла себе в тот момент, чего хочет. До недавних пор я просто не мог представить себе того, чтобы я занялся подобным на крупной киностудии. Это было совершенно неслыханно. Я хочу сказать, что теперь есть новые программы, по которым киностудии оплачивают все расходы или же вкладывают деньги в киношколы. Думаю, теперь на студии Диснея проверяют потенциальных режиссеров, предлагая им снять какую-нибудь сцену. Но прежде ничего сравнимого с тем, что я тогда делал, не случалось, да я и сам прекрасно осознавал совершенную уникальность ситуации, и даже когда мне было плохо, все же чувствовал себя вполне сносно.
Фильм был достаточно близок к сюжету сказки, только все роли исполняли японцы. Меня всегда привлекало японское понимание композиции. Наряду с цветом, именно оно так нравилось мне в фильмах о Годзилле. И я любил фильмы о боевых искусствах, а когда что-то любишь, хочется это видеть. У меня всегда был такой подход. Никогда не мог предсказать или продумать заранее, что понравится зрителям. Я рассуждал так: разве кто-нибудь захочет смотреть то, что мне самому не по вкусу? А если я хочу что-то смотреть, а никому другому это не нужно, что ж, значит, это суждено увидеть только мне. По крайней мере один человек получит удовольствие.
« Ганзель и Гретель»
На съемках «Тапзеля и Гретель» Бёртону впервые довелось поработать с актерами, пусть даже и с полнейшими непрофессионалами.
Уровень был во многом любительский, и это в большей степени относилось ко мне, чем к ним. Но мне нравилось, и я узнал для себя много нового. Смешно, но даже если ты никогда не снимал фильма с живыми людьми, кажется, что это просто, что нет никакой причины, почему бы тебе с этим не справиться. Но это все совершенно абстрактно. Так что для меня это была хорошая практика. Начав как мультипликатор, я редко говорил с людьми. И вообще всегда испытывал проблемы в общении с окружающими. Никогда не говорил много, даже сейчас я немногословен, но раньше было гораздо хуже. Имею привычку обрывать фразы на полуслове, мои мысли словно бегут впереди меня. Это совсем не тот случай, как если бы ты работал над пьесой Шекспира, имеющей многовековую традицию. Трудно описывать, чего ты хочешь, в этом я был не слишком силен. Мне кажется, с каждым новым фильмом у меня получалось немного лучше. Бесспорно, кино — это среда, где приходится общаться с множеством людей. С этой стороной процесса я столкнулся впервые, если не считать любительских фильмов, снятых мною в детстве, но тогда все было по-другому. Приобретенный опыт, как мне кажется, помог мне при съемках следующего фильма — «Франкенвини». К тому времени, успев сделать «Ганзеля и Гретель», я уже знал многое об искусстве общения с людьми.
Несмотря на низкий бюджет, Бёртон применил целый ряд сложных спецэффектов, включая технику покадровой мультипликации, заимствованную у сотрудничавших с ним при работе над «Винсентом» Хайнрихса и Чиодо, а также множество визуальных трюков. Изменив же профессию отца Ганзеля и Гретель с дровосека на игрушечных дел мастера, Бёртон дал волю своей страсти к игрушкам и всяческим хитроумным устройствам (это характерно и почти для всех последующих его фильмов), заполнив экран японскими трансформерами.