Тим

Целых полчаса мы лазали по всему дому, но Котейка как сквозь землю провалилась.

Наконец во входной двери, снизу и сбоку, я обнаружил искусно сделанную дверцу для домашних животных. Она почти сливалась с основной дверью, с первого взгляда и не разглядишь.

Я отпер входную дверь, и мы с Владой вышли во двор. Обошли вокруг нашего внедорожника, потом — вокруг дома, заглянули во все щели.

— Кис-кис, — звал я.

Но Котейка пропала без вести.

Неужели перелезла через забор и убежала? Раньше она не изъявляла желания убегать. Почуяла какой-то интересный запах — например, кота? Весна все-таки. Или увлеклась погоней за мышью?

Я-то хоть и расстроился немного, но готов был смириться с исчезновением кошки. А вот Влада сильно взволновалась. У нее даже выражение лица в кои-то веки изменилось.

Мне пришла отличная идея: глянуть на запись камер. Если прокрутить назад, то будет ясно, куда убежала Котейка. Я увел Владу со двора в “шпионскую комнату” — пусть побудет рядом, а то еще тоже убежит куда-нибудь. Да и прохладно было на улице, а Влада оставалась в своем летнем платьице. Я поймал себя на мысли, что заботиться о ком-то приятно. Во-первых, есть чем заняться. Во-вторых, чувствуешь себя полезным. Когда ты один и волнуешься только о себе, не так интересно жить…

Мы засели за камеры, и я сразу с недоумением обнаружил, что восьмая камера заработала. Показывала сверху и сбоку небольшое продолговатое помещение с полками вдоль стен и ямой для автомобилей.

Гараж!

Но почему камера не работала раньше?

И тут я увидел нечто такое, отчего у меня по коже пробежал морозец.

Котейка сидела на самой верхней полке с инструментами, под самым потолком, и скалила зубы. А в яме двигалось что-то черное и бесформенное. Вдруг свет погас, изображение пропало. Затем снова появилось, и я заметил, как кошка метнулась на другую полку, а что-то большое и черное быстро скрылось в яме.

Сначала я ни черта не понял. Потом догадался:

— Оборотень, мать его! Ты поняла, Влада? Там в яме Оборотень! И он почему-то боится света, прячется в яме, когда срабатывает детектор движения и свет загорается! И наша Котейка там…

Я встал, снял “Сайгу” с предохранителя. Проверил финку на поясе, узкий стилет на лодыжке под брючиной — полезная вещь, уже пригождалась, — пистолет в кобуре под курткой.

— Оставайся здесь, Влада. Я пойду, разберусь с этим вонючим Оборотнем и верну Котейку.

Я двинулся к выходу, но Влада пошла за мной. Я остановился и нахмурился.

— Сиди здесь!

Влада остановилась, глядя под ноги. Тоже нахмурилась, губы плотно сжаты, выражение упрямства на лице.

Когда я пошел дальше, она снова последовала за мной, как привязанная.

— Бабы! — возмутился я. — Ладно. Идем. Только в гараж ты не зайдешь.

Пока мы пересекали двор, я раздумывал над увиденным. То, что Оборотень застрял в гараже, — неудивительно. Это для них естественно. Но почему он боится света? И почему он в “ночной” форме, когда день на дворе? Или это вовсе не Оборотень, а Бугимен?

Все-таки они — все Три Бэ — эволюционируют. Или деградируют. Наверное, светобоязнь и неспособность вернуть человеческий облик даже днем — результат этой эволюции. Я понадеялся, что Оборотень не обрел какие-нибудь сверхвозможности, о которых я не знаю.

И зачем владелец дома установил в гараже освещение с датчиком движения? Вероятно, там есть и обычный выключатель, а освещение с датчиком нужно на случай, если в гараж залезут те, кому не следует. Все-таки обычная камера при нормальном освещении запишет физиономии грабителей лучше, чем инфракрасная.

И вообще, включающийся от движения свет — это удобно.

Дверь, ведущая в гараж, была заперта, но я, недолго думая, снес замок выстрелом. Постарался встать так, чтобы рикошетом не зацепило, а Владу поставил позади себя. Грохот выстрела эхом разнесся над пустыми домами, где-то взлетела стая птиц и завыла собака.

Нехорошо. Бродяги услышат — припрутся.

Или побоятся?

Неважно. Ночевать мы здесь не станем. Спасем Котейку и уедем.

— Стой здесь, — внушительно сказал я Владе.

С колотящимся сердцем осторожно открыл дверь и всунул в проем дуло. Там горел свет — видно, Котейка в очередной раз шевельнулась. Или Оборотень попытался ее достать. Я сразу увидел выключатель и щелкнул им — зажглись дополнительные лампы, которые уже не погаснут.

Котейка мяукнула сверху. Я подозвал ее и взял на руки. Передал Владе.

— Иди домой!

На сей раз Влада послушалась. Прижимая к себе кошку, ушла в дом.

Можно было бы, в принципе, повернуться и уйти. Срать на этого Оборотня… Но я остался. Мне хотелось узнать, во что они превращаются… Кем стали сейчас мои родители…

Я встал на краю ямы и заглянул вниз. Увидел что-то черное, выпуклое, продолговатое, покрытое шевелящейся шерстью. Оборотень свернулся комком, и я лицезрел его спину.

— Эй, Оборотень!

Спина дернулась. То, что у твари было вместо башки, чуть повернулось ко мне, и мелькнули острые серые зубы в акульей пасти…

— Говорить умеешь?

Тварь молчала.

— Ну ладно, — продолжил я. — Тогда пойду. Сиди здесь дальше, как сыч.

И отступил от ямы.

Тут раздался приятный мужской голос, интеллигентный такой, негромкий, почти шепот:

— Что ты хочешь?

— Хочу понять, чего ты света боишься? Такие, как ты, раньше не боялись.

— Раньше не боялись, — тем же бархатным голосом ответил Оборотень, не оборачиваясь. — Всё меняется.

Меня передернуло. Оборотень точь-в-точь повторял слова моего отца… В родительской квартире нет датчиков движения, так что мои родители могут занавесить окна и протянуть еще сколько-нибудь времени.

— Хреново, — сказал я. — Из помещений выйти не можете, света теперь боитесь… Ты — владелец этого дома? Жалеешь небось, что установил здесь датчики движения?

Послышался мелкий кашель, Оборотень затрясся. Эй, он угорает, что ли?

— Всё меняется, парень. Скоро я выйду на свободу… когда погаснет свет.

— Свет не погаснет, — сказал я с уверенностью, которой не ощущал. — На станциях работают дурни с промытыми мозгами. Им даже конец света не помеха. Я там был, так что знаю. Понял, Оборотень?

— Мы не просто Оборотни, дурак! — В голосе твари прорезалась ненависть. — Мы — Жрецы!

— Какие еще Жрецы?

Оборотень не спешил отвечать.