Тим

— Папа помог мне выбрать, потому что я хотел подарить тебе что-нибудь, и папа сказал, что так и надо сделать. Мы пошли в банк, и я взял две тысячи долларов, и мы пошли в большой ювелирный магазин на Гастелеграф Стрит, у отеля «Австралия».

В коробке лежала маленькая брошь с великолепным черным опалом в центре, окруженным бриллиантами в виде цветка.

— Она напоминает мне твой сад в коттедже, Мэри, разноцветные цветы и солнце, которое освещает все.

Она сняла с лацкана розы, и они упали на горячий асфальт и остались там лежать, незамеченные, а брошку Мэри вынула из бархатного футляра и протянула ее Тиму, улыбаясь ему сквозь слезы.

— Это теперь не мой сад, Тим, это наш сад. Когда люди женятся, то все, что раньше принадлежало одному, теперь принадлежит и другому, поэтому мой дом, и моя машина, и мой коттедж, и мой сад принадлежат тебе так же, как и мне. Приколи мне брошку, пожалуйста.

Руки у Тима всегда были ловкими. Он взял краешек лацкана пальцами и легко проткнул его острой булавкой, застегнул застежку и закрепил ее.

— Тебе нравится, Мэри? — спросил он озабоченно.

— О, Тим, ужасно нравится! Никогда в жизни у меня не было ничего такого красивого, и никто раньше не дарил мне драгоценностей. Я ее буду хранить всю жизнь. И у меня есть для тебя подарок.

Это были очень дорогие тяжелые золотые часы, и он пришел в восторг.

— О, Мэри, обещаю, обещаю тебе не потерять их, правда, я постараюсь! Теперь я буду знать, сколько времени. Как замечательно иметь свои часы. Они такие прекрасные!

— Если потеряешь, купим еще одни. Тебе не надо беспокоиться по этому поводу, Тим.

— Я не потеряю, Мэри. Каждый раз, как я буду на них смотреть, я буду вспоминать, что это ты мне их подарила.

— Пойдем, Тим, время.

Арчи взял ее под руку и повел через улицу.

— Мэри, ты мне не говорила, что у Тима такая потрясающая внешность.

— Да, не говорила. Это как-то неловко. Я чувствую себя одной из этих пьяных старых женщин, которые бродят вокруг туристических центров в надежде подцепить великолепных молодых мужчин. — Рука, которую он поддерживал, дрожала. — Арчи, для меня это тяжкое испытание. Первый раз я оказалась под любопытными взглядами публики. Можешь себе представить, что они подумают, когда увидят жениха и невесту. Рон кажется более подходящим мужем для меня, чем Тим.

— Да не думай ты об этом, Мэри, Мы здесь, чтобы поддержать тебя, и мы тебя поддержим. Мне, кстати, нравится эта старушенция — твоя соседка. Я должен сесть с ней рядом за обедом, у нее такие цветистые выражения, каких я не слышал уже давно. Посмотри на нее и на Трисию. Болтают, как старые подружки!

Мэри взглянула на него с благодарностью.

— Спасибо, Арчи, прости, что я не смогу присутствовать на свадебном обеде, но я хочу как можно скорее покончить с этими больничными делами, а если я задержусь сегодня, врач не внесет меня в список на завтрашнюю операцию. А это означает ждать целую неделю, так как он оперирует только по субботам.

— Все в порядке, дорогая, мы выпьем твою долю шампанского и съедим твою долю ростбифа.

Так как свидетели на церемонии были все свои, то только одна пара глаз с удивлением разглядывала странную пару, и глаза эти принадлежали официальному представителю закона ее величества, Все быстро закончилось. Тим с готовностью отвечал на вопросы, благодаря стараниям отца, который его как следует натаскал, а вот Мэри запиналась. Они подписали все необходимые документы и ушли, совершенно не подозревая, что пожилой человек, который их поженил, и представления не имел, что Тим — умственно отсталый. Брак ему не показался странным. Многие красивые молодые люди женились на женщинах, годящихся им в матери. Странным ему показалось лишь то, что молодые не обменялись поцелуем.

Мэри оставила их на том же углу, где присоединилась к ним. Она дернула Тима за рукав:

— Теперь ты терпеливо подожди меня и не беспокойся, обещаешь? Со мной будет все в порядке.

Он был так счастлив, что Трисия Джонсон и Эмили Паркер, глядя на его лицо, готовы были плакать. Даже внезапный отъезд Мэри не мог огорчить его надолго. Он подписал бумагу, и поэтому у него теперь была Мэри, они принадлежали друг другу и, если так надо, он мог ждать долго до того, как ему можно будет переехать к ней жить.

Операция для Мэри была болезненна, но она выдержала ее хорошо, даже лучше, чем ожидал гинеколог.

— Вы — крепкая старушенция, — заявил он ей, снимая швы. — Мне следовало знать, что вы быстро оправитесь. Таких, как вы, не убьешь топором. Что касается меня, то вы можете отправляться домой хоть завтра, но если хотите, можете остаться. Это же не госпиталь, а дворец. Я подпишу бумаги, можете уйти, когда захотите. Но я буду заглядывать сюда на случай, если вы еще тут.

Глава 26

В конце концов, Мэри осталась на пять недель, наслаждаясь тишиной и покоем старого дома на побережье Розового Залива и страшась встречи с Тимом. Единственный человек, кто знал, где она находится, был сухонький маленький человечек, который вел все ее дела, и открытки, старательно написанные Тимом, передавались ей каждый день именно через контору этого присяжного поверенного. Наверно, Рон помогал Тиму с этими открытками, но почерк и текст принадлежали Тиму. Она тщательно их укладывала в маленький портфель. Последние две недели она много плавала в бассейне госпиталя и играла в теннис на его кортах, старательно восстанавливая свои силы. Когда, наконец, она уехала из госпиталя, она чувствовала себя так, как будто с ней ничего не произошло, и путь на машине домой оказался совсем не труден.

Дом в Артармоне сиял огнями, когда она поставила машину в гараж и прошла через парадный вход. Эмили Паркер сдержала свое слово, думала довольная Мэри. Старушенция обещала держать дом так, как будто в нем жили. Она поставила чемодан и сняла перчатки, бросив их и сумку на столик в передней, затем прошла в гостиную. Телефон там манил ее, как магнит, но она не позвонила Рону сообщить о своем приезде. Времени еще много.

Может быть, завтра или через день-два…

Гостиная была по-прежнему в серых тонах, но рубиново-красные пятна, рассыпанные по всей комнате, оживляли ее. Ваза рубинового стекла из Швеции стояла на гладкой каминной полке, рубиновый пушистый коврик лежал поверх жемчужно-серого ковра. Как приятно быть снова дома, подумала она, оглядываясь на эти доказательства ее богатства и вкуса. Скоро она будет делить это все с Тимом, он тоже внес свою лепту в красоту этого дома. Скоро, скоро… "Но хочу ли я делить все это с ним? " — спрашивала она себя, беспокойно ходя по комнате. Как все странно. Чем ближе она была к тому, что он появится здесь, тем больше ее это страшило.

Солнце село уже час назад, и небо на западе потемнело, как и все в мире. Под низкими тяжелыми тучами только огни города пульсировали красным. Но дождь прошел западнее, оставив нетронутой пыль, покрывающую Артармон. «А жаль, — думала она, — нам бы дождь не повредил, саду так нужна поливка». Она зашла в неосвещенную кухню и стояла, глядя в окно и не зажигая света ни в кухне, ни во внутреннем дворике. Она пыталась увидеть, горит ли свет в доме Эмили Паркер, но высокие лавры скрывали дом. Придется выйти во дворик, чтобы увидеть.