Тимур и его «коммандос»

— Джек, — покачал головой Тимур. Джек поправился:

— Ну, не прикалывались, правда верили… Но воевали-то всё равно из-за нехватки земли. Тесно было. И тогда Лейбиц… знаете, кто такой Лейбиц?

— Математик вроде… — неуверенно подал кто-то голос.

— Точно, — подтвердил Джек. — Так вот, в 1670 году это математик разработал такой план — как покончить с войнами в Европе. Для этого нужно было дать европейцам землю — столько, чтобы они осваивали несколько веков, а друг друга не трогали. Если будет земля, тогда зачем воевать? В этом плане Лейбниц предложил: пусть Англия и Дания осваивают Северную Америку, Испания — Южную, Голландия — Индию, Франция — Африку, а Швеция — Россию. То есть, мы должны стать колонией Швеции…

— Ни фига! — насупился Севка. — Облом им, мы бы все равно отбились.

— А вот тут нужно правде в глаза смотреть, — поучительно продолжал Джек. — У Швеции была лучшая в мире сухопутная армия и второй после английского

62.

флот. Это вообще была одна из самых сильных стран мира. А с чем бы мы стали отбываться? Промышленности — ну заводов там, фабрик — у нас почти не было. Флота совсем не было никакого. Пушки, которые имелись, были сделаны при Иване Грозном, их все в 1700 году, когда война началась, все повзрывало нафиг. Конница — сборная, дворянское ополчение там всякое, лошадки мелкие. В начале той войны было такое, что шведы даже шпаг не вынимали, просто растаптывали наших конников своими конями. Пехоты совсем никакой, стрельцы наши годились только огороды разводить да бунтовать. Наши же сами так про войска писали: " Соберутся толпой, пойдут воевать, неприятелей одного другого убьют, а сами потеряют сотню — и тем рады." Короче, мы бы с той нашей армией даже одного сражения против шведов не выдержали. У тех та-акая дисциплина была и храбрые они были, и вооружены хорошо… Если бы не Пётр с его реформами — схавали бы нас у губы салфеткой утёрли. Как разные там Африки и Америки с Индиями. Там тоже народу было полно, а европейцы раз-раз — и завоевали, и всегда малым числом. Потому что оружие было хорошее — раз! Дисциплина и подготовка солдат — два! И военная наука, а не просто толпа на толпу схватились, кто победит — три! Теперь про самобытность. Никакой не было самобытности вообще. Нашу самобытность монголо-татары уничтожили. Хоть мы их и прогнали и даже подчинили, что от них осталось — но они Россию отравили своими обычаями, бездельем, ленью и порядками. Так что Пётр не самобытность разрушил, а вернул нас туда, откуда выдернули татаро-монголы — в Европу. И всё тут.

С победоносным видом Джек вернулся в свой угол. Данила от порога похлопал в ладоши и сказал:

— Общий привет. Интересно начинается вечер.

ГЛАВА 2.

Только что прошёл грибной дождь. Лужицы и крыши домов уже высохли, местами от асфальта поднимался пар. Джек и Данила шагали по тротуару — не очень спеша и разговаривали о том, как вечером в клубе прокрутят наконец-то фильм "Илья Муромец ХХ1".

Впрочем, Данила только поддерживал разговор. Думал он совсем о другом, и мысли эти были совсем не весёлые.

Вчера вечером он поссорился с Кларой. В первый раз за всё знакомство.

…Они встретились уже совсем поздно, когда Данила, собираясь уходить из клуба, позвонил ей домой и назначил свидание в привокзальном круглосуточном кафе. Они сидели там, пили кофе-экспрессо, болтали ни о чём и наблюдали за вокзальной публикой. Разговор зашёл о предстоящем походе, Клара посожалела, что Данила уйдёт один, без неё. Потом неожиданно подошла молоденькая официантка, извинилась и сказала, понизив голос:

— Парень, — Данила поднял на неё глаза, — вон за тем столиком человек хочет с тобой поговорить.

Данила улыбнулся, поворачиваясь.

Из-за столика в углу кафе на него смотрел отец.

Данила рывком поднялся и, бросив ничего не понимающей

63.

Кларе: "Пошли!" — вышел первым, не дожидаясь её. Клара выбежала следом, нагнала Данилу чуть ли не за полквартала от кафе, сердито спросила:

— Что с тобой?

Данила какое-то время шёл молча, почти бежал. Потом замедли шаг и начал рассказывать то, чего не рассказывал раньше. Девчонка слушала, хмуря брови. И вдруг неожиданно резко сказала:

— Ты зря с ним не поговорил.

— Я его не прощу, — не менее резко сказал Данила. — Не прощу за то, что он нас бросил! Нам знаешь как трудно было?!

— Зря, — упрямо повторила девчонка. — Он твой отец.

— Ты не поймёшь! — оборвал Данила. И прежде понял, что скажет лишнее, добавил: — вас отец не бросал!

Клара побледнела, потом — кривовато усмехнулась:

— Не бросал конечно… Его просто убили, и всё. Дурак ты, Данила.

Он и сам уже хотел это сказать: "Прости, Клара, я дурак!" — и был бы мир. Но это сказала КЛАРА, и мальчишка обиделся, тем более, что не чувствовал своей вины в этой истории. И бросил:

— Сама ты дура! Раз отец — значит, я всё прощать должен?! Идиотка деревенская!

ТРАХ!!! Клара ударила его с размаху, сильно и больно — Данилу качнуло, щека онемела. Он облизнул кровь, потёкшую из угла рта — Клара стояла перед ним, похожая на большую разозлённую кошку.

— Чтоб тоби… — прошипела она: — Гэть видселя, чтоб очи мои тоби нэ бачилы! Ну?! — она поднесла к его лицу ладонь со скрюченными, как когти, пальцами.

Щека начала гореть и ломить. Данила сузил глаза, промолчал, только повернулся и зашагал прочь. Спиной чувствуя, что и Клара уходит, не оглядываясь.

Ночью ему стало плохо. Ему было стыдно за самого себя, за свои слова — и страшно при мысли, что может оказаться НАВСЕГДА. Об этом думал он и сейчас, шагая с Джеком и не слушая, что тот говорит. Впрочем кажется, Джек чувствовал неполадку у друга и просто старался отвлечь его от мрачных мыслей и разговорами.

Данила отвлёкся на самом деле лишь когда на углу, где ещё недавно лежали развалины, а теперь подрастали коробки домов, увидел своего отца.

Тот стоял возле новенького фонаря — большой, в камуфляжной куртке, джинсах и высоких ботинках на шнуровке и ремнях. С непокрытой головой — в того же цвета, что и у Данилы волосах поблёскивали ниточки седины. За левым плечом — рюкзак. Отец ничего не говорил — он просто смотрел на Данилу. Неотрывно, пока мальчишки проходили мимо, а потом — Данила чувствовал этот тоскливый и беспомощный взгляд рослого, сильного мужчины своей спиной.

Он не выдержал.

— Джек, ты иди, а я догоню. Мне надо поговорить.

64.

Джек сообразил всё сразу — бросил взгляд вбок, тихо спросил:

— Помощь нужна?

— Нет, всё нормально, — кивнул Данила. — Я приду скоро, скажи нашим.

Джек кивнул и, не оглядываясь, зашагал дальше. А Данила, повернувшись, пошёл навстречу своему отцу.

Он шёл и видел, что Андрей Баронин не знает, как себя держать и о чём говорить с сыном, у которого даже фамилия другая. Он просто смотрел на своего сына — растерянно. Именно потому, что — и Данила это понял — до него дошло: этот рослый, решительный парень в сущности не его сын. Только по крови… Посторонний мальчишка. Поэтому Андрей мялся, пока Данила первым не протянул ему руку.

— Здравствуй, отец.

— Да, здравствуй, — Андрей пожал руку: — Ого, крепко жмёшь! — он жалко улыбнулся, заискивающе — и Данила сказал:

— Давай говорить просто как два знакомых.

Открытое облегчение мелькнуло на лице мужчины:

— Да, конечно… Пойдём куда-нибудь?

— Давай просто пройдёмся, — и Данила качнул головой, указывая на улицу.

Они пошли плечо в плечо. Данила почему-то вспомнил ярко-ярко: вот также они идут, и он почти бежит, делая два шага на один отцовский. Теперь он шёл вровень с отцом — пружинисто, широко…

— Ты из-за меня поссорился с девчонкой, я видел, — сказал отец. — Красивая… Извини.

— Ничего… Ты женат?

— Нет. Я постоянно в разъездах. Вот — через два часа опять уезжаю, — он показал на часы. Это оказался военный хронометр швейцарской фирмы "Омега" — дорогой. Данила кивнул. Поинтересовался:

— С мамой встречался? — Андрей покачал головой: — Ясно… Знаешь, я храню тот журнал, со статьёй про тебя.

— А, помню… — отец шевельнул углом рта. — Спасибо. что всё-таки решил со мною встретится.