Типы религиозной мысли в России

VII

[Своеобразным религиозным мыслителем, развившим целую систему духовного христианства, является М.М. Тареев, совсем особняком стоящий в среде профессоров духовных академий.<<2>> У Тареева более сильное сознание, чем то, которое есть в нашем народном сектантском духовном христианстве, и ему удалось сознательно разграничить сферу абсолютного и относительного. Он решительный и крайний дуалист, и вся его система построена на противоположении абсолютной, божественной жизни и относительной, природно-исторической жизни. Христианство есть исключительно личная религия, обращенная к бесконечной духовной жизни личности, и оно совершенно неприменимо к жизни плотской, природной и исторической, к государству, обществу, семье, культуре. Сфера относительно природной жизни должна быть освобождена и должна развиваться по своим законам. В духовной же христианской жизни нет никаких ступеней, никакой эволюции, ничего относительного, там все абсолютно, все несоизмеримо с жизнью природной. Построение Тареева имеет много общего с Р. Эйкеном,<<3>> хотя добыто оно, по-видимому, вполне самостоятельно. Тареев сильнее в своей критике, в своих отрицательных расчленениях и противоположениях, чем в положительном. Он бессилен связать концы с концами, и дуализм его делается бесплодным, нет пути, нет выхода. Тареев - монофизит. Его абсолютная духовная жизнь - божественная жизнь, и в ней тонет и исчезает человек, человеческая активность. Религиозный вопрос о человеке и человеческом творчестве у него не ставится. Но в его критике исторического христианства есть много меткого и верного, много очищающего. Критика эта, к сожалению, и у него сбивается на протестантизм, он не видит и не хочет признать космической иерархии.]

VIII

Ощущение от совпадения духовной жизни на вершинах, на заострениях культуры и в самых низах народной жизни дает самую большую радость и надежду на грядущее русское религиозное возрождение. Религиозное возрождение может быть лишь народным. Но народность есть качество, а не количество. Глубина духовной жизни народа заключена в избранных индивидуальностях, а не в массе, не в народном быте, который всегда есть лишь периферия. Разрыв более духовных христиан с родовым бытом совершается вверху и внизу. Изобличается ложь и неправда зримой жизни и начинается искание незримого смысла жизни. Духовное странничество - величайшее явление русского духа. Но для того, чтобы наступило подлинное религиозное возрождение и началось религиозное творчество, необходимо освобождение от сектантского духа, который всегда есть ложное направление духовной энергии. Воля к единству и вселенскому (церковному) соединению должна победить волю к раздору и замкнутому отделению. Истинный эзотеризм не есть сектантство, и в нем заложен истинный универсализм, истинное утверждение космической иерархии. Народному религиозному движению должен раскрыться религиозный смысл культуры, как пути человечества. В духовной жизни народа Я. Бёме, в так называемых "масонских" переводах начала XIX века, и другие мистики сохранились более и более живы, чем в нашем культурном слое и в нашей литературе. Но в эту народную Духовную жизнь должны войти все плоды культуры и должен выявиться их религиозный смысл.

Настоящее религиозное движение в России еще не началось. Но великие возможности такого движения есть в духовной жизни России. Есть своя правда во всех типах христианской религиозной мысли. Все хотят выйти из окостенелой, окаменелой, омертвевшей, внешней, бытовой государственно-утилитарной религиозности, все по-разному ищут новой религиозной жизни. Незримо рождается новый человек. И в русской религиозной мысли всегда есть пророчество о новой мировой эпохе, всегда есть чувство конца старого мира. Религиозный сдвиг должен произойти в глубине божественно-человеческой природы. Но этот творческий сдвиг не может и не должен быть сектантским и бунтарским разрывом с вселенской Церковью, с ее внутренней сущностью. Творческая религиозная революция происходит внутри (самой) Церкви, в ее сокровенной глубине И одинаково не правы и те, которые держатся (лишь) за внешние оболочки Церкви, и те, которые отрицают ее (вечное) внутреннее ядро. [Религиозная воля должна быть направлена на творческое откровение, почин которого берет на себя человек.]

1916

1 Очень характерно, что высшие слои дворянства тяготели к мистическим народным сектам, но никогда не к рационалистическим, См.: А.С. Пругавин. "Раскол вверху".

[ ² См. его четырехтомные "Основы христианства". Самый интересный второй том "Евангелие".

^{3 Р. Эйкен утверждает дуализм мира духовного и мира природного и прорывы духовной энергии изнутри в этот мир.]}

Теософия и антропософия в России

Опубликовано. Воспроизводится по изданию 1989 г. (Типы религиозной мысли в России. [Собрание сочинений. Т. III] Париж: YMCA-Press, 1989. 714 с.) Страницы этого издания указаны в прямых скобках и выделены линейками. Текст предшествует номеру страницы.

I

Течение того типа, который я хотел бы характеризовать, лишь условно можно назвать религиозной мыслью. Оно не имеет отдельных выдающихся представителей в русской литературе и его нельзя определить по одному какому-нибудь мыслителю. ¹ Мы не встретимся здесь с психологией индивидуальной мысли, [как у Булгакова и Мережковского], но постараемся вскрыть психологию мысли типической и безличной. Основателем теософического общества была замечательная русская женщина Е.П. Блаватская, но само теософическое течение не может быть названо характерно-русским, существенным для нашей религиозной мысли. И если я все-таки хочу говорить о теософии в характеристике типов религиозной мысли в России, то потому только, что теософия начинает играть значительную роль в русской духовной жизни, в культурном нашем слое, и роль ее несомненно будет возрастать. Теософия и ее главнейшая разновидность — антропософия — своеобразно преломляются в русской душе. Русский теософ по духовному складу мало походит на теософа немецкого или английского, и нередко можно открыть в нем черты апокалиптической настроенности, совершенно чуждой западной теософии и даже противоречащей основам теософи-

¹ Наиболее самостоятельным и талантливым теософическим писателем у нас является П Д. Успенский

[463]

ческой доктрины. Всматриваясь в религиозные искания нашего времени, потому уже нельзя пройти мимо теософии, что для известных слоев современного культурного общества легче всего перейти к религии на почве теософии. На теософическом пути требуется всего менее интеллектуальных жертв и отречений. Не нужно отказываться от навыков рациональной мысли, от культурных привычек, можно примирить всякие противоположности. Популярная теософия соглашается быть естественным дополнением к позитивной науке и позитивной культуре, расширением натурализма на новые планы. Теософия не представляет тип творческой религиозной мысли и, по-видимому, не претендует на творческое значение. Теософия боится творческих натур и отталкивает их от себя. Теософическая литература есть лишь популяризация древней мудрости, преемственно передаваемой через учителей. Теософия прежде всего ставит себе педагогические, а не творческие задачи. И трудно найти среди теософов творческих мыслителей. Средний уровень теософических книг очень невысок. Теософы боятся самостоятельной мысли и мало интересуются многообразным творческим процессом, который совершается вне их круга. Замкнутая кружковщина очень характерна для теософической и антропософической среды. И все-таки нужно сказать, что теософия отвечает каким-то очень глубоким потребностям современного человека, глубоко неудовлетворенного официальной наукой, официальной философией и официальной религией. Распространение теософии есть симптом кризиса официального знания, в основе которого лежала бы не отвлеченная философема, а конкретная мифологема. И теософия популяризует, нередко в сухой и скучной форме, великие мифотворческие знания былых времен. Теософия есть современный гностицизм, она хочет дать душе человеческой не религиозную веру и не отвлеченное научное знание, а целостное премудрое знание. Душа современного человека на известной ступени развития жаждет премудрого знания, не удовлетворенная ни наукой, ни религиозной верой. Но можно ли признать

[464]

современную теософию, как она представлена в теософической литературе, высшим гнозисом?

Если взять книги двух главных теософических писателей нашего времени, Анни Безант и Рудольфа Штейнера, то знание, которое там преподается, есть знание описательное, подобное географии или минералогии, добытое не творческими личными усилиями и не личными откровениями, а полученное через научение. Теософические книги по стилю своему и характеру ничего общего не имеют ни с книгами мистическими, ни с книгами философскими. На них не лежит печати личной творческой вдохновенности и личной творческой мысли. Теософические писатели, по-видимому, тщательно избегают иметь собственные мысли и идеи. Они хотят дать карту строения мира во всех его планах, дать чистое описание предметов и вещей. Там течет река, там стоит гора. По этому типу построена любая современная книга по теософии. Теософия как будто бы не стремится постигнуть смысл мира, разгадать его загадку, раскрыть конечное и последнее. В этом современная теософия подобна современной науке, но она описывает иные планы космоса, открывает более глубокие пласты. Проблемы происхождения мира и Божества, смысла мирового процесса не только не решаются, но и не ставятся в современных теософических книгах. Теософия есть лишь описательное, внешне наукообразное и эмпирическое знание космического строения и космической эволюции. Менее всего она есть познание смысла, творческое осмысливание бытия. Само наименование теософии оказывается неоправданным, так как познания Бога нет и даже имя Божье редко упоминается в современных теософических книгах. В этом так не походит современная теософия на теософию Я. Бёме и других великих теософов прежних времен, у которых было действительное богомудрие и богопознание. Если в современной теософии трудно найти Учение о Боге, то в современной антропософии не менее трудно найти учение о человеке. И теософия, и антропософия имеют Дело не с Богом и не с человеком, а с космосом. Теософия и

[465]

антропософия не ставят вопроса о смысле космической эволюции, о ее начале и конце, ибо вопрос о смысле космической эволюции есть уже вопрос о Боге и о человеке, не выводимых из космоса, а в него привносящих свой свет. В конце концов теософия принуждена натуралистически обоготворять факт космической эволюции, не имеющей ни конца, ни начала, и требует от человека послушания неосмысленному для него процессу. Судьба человека не освещена светом богопознания, — она подавлена фактом миропознания. Теософическое знание слишком ориентировано на естественные науки и требует лишь их расширения на другие планы бытия. Современная популярная теософия очень почтительна к науке, но почти совершенно игнорирует философию. От естественных наук заимствует она наивный реализм. Теософия не имеет своей гносеологии и некритически пользуется понятиями гносеологического наивного реализма. С легкостью переводит современная теософия сверхчувственное на чувственный язык и материализует духовное. И редко раскрывает она символическую природу материального. Вульгарное понимание теософии заражено совершенно некритическим материализмом. Популярное теософическое знание определяет себя как знание нетворческое, пассивно-описательное, как чистый эмпиризм. Это — расширенный позитивизм. Теософия дает эклектический синтез урывков старого религиозного знания с урывками нового научного знания. Пафос теософии прямо противоположен всякому субъективизму и индивидуализму. В теософии ищет современный человек спасения от психологизма, от самопогруженности, от уединенного произвола. Соблазняет теософия обещанием соединить современного человека с древней мировой мудростью, ввести современную душу в цепь божественной мировой эволюции и божественной мировой иерархии. И для многих теософия есть единственный мост, по которому могут они перейти к духовной жизни, могут уйти от бездушной и бессмысленной жизни современного мира. Современная теософия не есть великое, но она связана с великим и на нее падает

[466]

отблеск древней божественной мудрости. Это не может не соблазнять. Слишком велики духовные алкания в наши дни и слишком покинутым чувствует себя человек. Современный человек оторвался от истоков, и теософия обещает соединить его с [истинами] (истоками). Осторожно ведет теософия современного человека к древним истокам жизни, считаясь с навыками его мысли и с испугом души его перед всем чудесным и катастрофическим. И возрастающая популярность теософии не есть случайная и поверхностная мода, — она обозначает глубокий процесс в духовной жизни нашего времени.

II

Современная теософия, в противоположность возрожденному православию Булгакова или новому христианству Мережковского, идет снизу вверх, от современного сознания, современной науки к божественному сознанию, к духовному знанию. Теософия очень педагогична, она эволюционно воспитывает современного человека, не хочет отпугивать его. Популярная теософия рассчитана не на особенно высокий уровень. Она предназначена не для творческих людей, не для мыслителей и художников и не для святых, — она улавливает среднюю культурную массу, обладающую духовными запросами. Теософия связана с оккультизмом, с древними оккультными преданиями и традициями. Но эзотерическое зерно ее остается скрытым, сама же она экзотерична. В современной теософической литературе образовался особый экзотерический эзотеризм. Метод теософии всегда духовно-эволюционный, а не Духовно-революционный, не духовно-катастрофический. Путь теософии — безблагодатный путь, на пути этом ни один луч божественного света не падает сверху, все добывается снизу. В теософии нет ничего дарового, все трудовое, ничего по любви, все по справедливости. Нет ничего божественно дарового в теософии, и потому нет ничего даровитого. Душа человеческая

[467]

обречена странствовать по космическим коридорам, и судьба ее — подзаконная судьба, она должна изживать закон, который есть также и божественная справедливость. Теософическое сознание, в отличие от старо-христианского и ново-христианского сознания, есть решительный и крайний имманентизм и монизм. Теософия отождествляет Творца и творение, Бога и природу. Этот имманентизм и монизм получен от древнего религиозного сознания Индии, он чисто арийский и не принимает семитической религиозной прививки. Но имманентизм и монизм современной теософии носят характер эволюционно-натуралистический. Теософия, как система духовного знания, переносит законы натуралистической эволюции в иные планы и иные миры, в жизнь духа. Недаром Штейнер связывает себя так с Геккелем и хочет перенести Геккеля в миры иные. В философии Штейнера есть очень многое от натуралистического монизма, не философски-утонченного монизма Древса, а популярного естественно-научного монизма Геккеля. ² И в любой популярной теософической книге можно открыть элементы вульгарного натуралистического монизма. В этом и теософия ищет центра вне человека и его глубины, она все объективирует и материализирует. Человеческий дух становится в рабскую зависимость от космической эволюции тысячелетий, от огромных промежутков времени. Теософически-натуралистический эволюционизм ведет к отрицанию непосредственной связи человеческого духа с Абсолютным. Теософия отрицает дуализм свободы и необходимости, духа и природы.