Тиран моей мечты

Может быть, мой вид не был бы настолько плачевным, если бы на обратном пути зонт не вывернуло наизнанку сильнейшим порывом ветра. К сожалению, еще и спицы поломало, так что пришлось выбрасывать бесполезную вещь. В ближайших магазинах зонтов не оказалось, из метро с некоторых пор убрали всяческие палатки — убить мало тех, кто это придумал, — и мне ничего не оставалось, кроме как бежать к офису под дождем, сцепив зубы и пытаясь не проклинать Назара Миролюбовича.

— Ничего себе, — почти присвистнула Таня, увидев меня. — Красивая, слов нет.

— Угу. Среди кикимор я точно завоевала бы первое место. — Я повесила пальто в шкаф, передернув плечами — представила, как буду надевать его вновь через три часа. — Пойду умоюсь и налью себе чаю. Так замерзла, что чувствую каждую косточку.

— У меня бальзам есть, — шепнула Войнова, округлив глаза.

Да, я прекрасно помнила о том, что коллега хранит рижский черносмородиновый бальзам в нижнем ящике тумбочки, прикрыв важными и не очень документами. Она, правда, называла его не «рижский», а «бальзам SOS». Для экстренных случаев, с повышенным коэффициентом опасности для нервных клеток.

— Это хорошо. Пригодится, — кивнула я и поспешила в туалет.

Приводить себя в порядок было в общем-то бесполезно, но я постаралась хотя бы немного прихорошиться, чтобы перестать быть похожей на труп. Умылась, чуть попудрила лицо, тронула помадой губы, а тушью ресницы. Волосы отжала, расчесала и убрала в пучок. Не красавица, но, что называется, с пивом потянет. Или с бальзамом.

Возле туалета у нас стоит кулер с водой, рядом — тумбочка с чаем, сахаром, кофе и прочими полезными штучками.

Исключительно для «работяг» — у Черного и генерального свои запасы.

Идти за чашкой мне было лень, и, как в дальнейшем оказалось, зря. Я налила в одноразовый стаканчик кипятка, сунула туда чайный пакетик. Поколебавшись, кинула один кусочек сахара, отговорившись тем, что мозгу полезно. И направилась обратно к своему рабочему месту.

Возле него уже стоял Назар Миролюбович и о чем-то тихо беседовал с Таней. И то ли он почувствовал мое приближение, то ли я так громко топала, что Черный услышал — так или иначе, но он обернулся и смерил меня своим фирменным бесстрастным взглядом.

А потом сказал: — Надеюсь, документы вы довезли в менее влажном состоянии, чем вернулись сами.

Стаканчик в моей руке оказался безжалостно смят со злости.

Секундой спустя я завопила и затрясла обожженной рукой, подпрыгивая на месте от боли.

Что творилось вокруг меня следующую минуту — не знаю. От резкой обжигающей боли на глазах выступили слезы, поэтому я ничего не видела и толком ничего не слышала — только собственные всхлипы и причитания Таньки Войновой.

Неожиданно меня силой усадили на стул и хорошенько так дали по лицу. До звона в ушах.

Я моментально перестала плакать.

— Наконец-то, — ворчливо произнесли над головой в удивительной полнейшей тишине, неожиданно воцарившейся в помещении. А следом в ту ладонь, что не болела, легло нечто прохладное. — Вот вам мазь. И хватит уже рыдать. Это не смертельно.

Я попыталась разлепить глаза — ресницы склеились от слез — и сказать спасибо, но не успела. Черный уже ушел, оставив в моей руке тюбик «Пантенола».

Печатать одной рукой — вторая была вся в мази — когда в обычном режиме ты делаешь это вслепую… да, занятие не из приятных. Я чертыхалась и ненавидела саму себя, но делала это — на почте оказалось несколько важных заданий от Назара Миролюбовича.

Он сам позвонил мне по телефону через час.

— Кристина, зайдите, — буркнул в трубку, даже не дождавшись моего «алло». Я только вздохнула. Ничего удивительного, что у этого гада нет жены — с таким-то характером! Черный сидел за своим столом, как несколько часов назад, и глядел в монитор. На секунду оторвал взгляд от несомненно чего-то очень важного, осмотрел меня с ног до головы, задержавшись на поврежденной руке, и приказал: — Садитесь.

Я бы лучше постояла. А еще лучше — ушла бы. Но раз начальство требует… Села.

— Я надеюсь, вы успокоились, и теперь можете меня выслушать, — продолжал Черный, вновь глядя на меня своим фирменным взглядом, которым вполне можно замораживать овощи, фрукты и прочие продукты. И людей, да. — Кристина, юристу, коим вы мечтаете стать, необходимо уметь контролировать свои эмоции. Тем более, негативные. Когда вы так явно показываете свою неприязнь тому, от кого зависит ваша зарплата и дальнейшая трудовая деятельность, это по меньшей мере глупо, а по большей — непрофессионально. Вы понимаете меня? — Разумеется, — ответила я, пытаясь сделать свой голос таким же бесстрастным, как у него. Но мой, увы, дрогнул.

— Я попрошу вас впредь стараться держать себя в руках. Для эмоций место дома, а не на работе.

— Хорошо, Назар Миролюбович.

Он поджал губы. Наверное, думал, что я спорить буду или истерить. Ну уж нет, фиг я позволю тебе меня уволить.

— Свободны. Можете идти домой. Все равно вы сейчас не особенно трудоспособны.

«Не особенно». Прекрасно выразился.

— Спасибо, Назар Миролюбович, — ответила я почти с искренней благодарностью, встала и вышла из кабинета. С трудом удержалась от того, чтобы не поклониться.

Черному бы к рабам на галеры. Из него получился бы прекрасный надзиратель.

Кабинет Назара Миролюбовича находится рядом с кабинетом Жукова, а между ними стоит секретарская стойка, за которой восемь часов в сутки сидит Лера — официально она секретарь генерального, но на деле больше Черного. Ну и наш общий, конечно.

Увидев меня, Лера сочувственно улыбнулась, кивнув на поврежденную руку.

— Ты как? — Живая, — я подошла ближе. — Как выяснилось, ожог не такой уж и сильный. Просто обширный… И испугалась от неожиданности.

— Ясно. Ну ничего, до свадьбы заживет.

Я рассмеялась.

— До чьей? — До твоей, конечно, — Лера подмигнула, перебирая какие-то бумаги. — Девчонка ты красивая, молодая. Выскочишь в ближайшее время, я думаю.

Я только хмыкнула. И в этот момент у Леры зазвонил стационарный телефон.

— Да, Назар Миролюбович.

— Лера. — Динамик в трубке был отличный, поэтому я прекрасно слышала, что и каким тоном говорит Черный. — Сделайте мне чаю, пожалуйста. И скажите Кристине, чтобы шла домой и не отвлекала вас от работы.